– Давайте есть и думать, – распорядилась Маня. – Вы вспомните как следует все детали вашей встречи, Серёж. Просто вспомните! Это не будет… предательством, правда! Простите, – остановила она официантку, – у вас есть малина? – Мы панна-котту подаём с малиной. – А можно мы съедим панна-котту без малины, а вы отдельно девочке наши ягоды принесите! Ладно? Официантка засмеялась: – Хорошо. Марфа доела свои макароны – без всего, даже без масла, – полезла в розовый рюкзачок и вынула тетрадку и набор карандашей. – Хочешь посмотреть? – едва слышно спросила она у Сергея. Тот словно только этого и ждал! Он моментально бросил свою еду и стал листать с Марфой рисунки и какие-то каракули. – Можно я тоже посмотрю? – спросила Лёля дочь. Они с Сергеем столкнулись взглядами поверх её головы, и мать объяснила: – Просто она никому не показывает. Даже мне. – А вы правда в школе работаете? – Ну да. Здесь недалеко, в районе Литейного. – Я бы с ума сошёл. Я как вспомню себя в школе, мне прям противно! – А что? Вы плохо себя вели? – Лёля улыбнулась. – Да нет, просто мне там не нравилось! Я любил только математику, особенно геометрию, и чем сложней, тем лучше, и рисовать. И никогда в жизни не мог понять, зачем меня заставляют читать про Наташу Ростову. – Затем, – сказала Маня с набитым ртом, – что это великая литература. – Да бога ради, – продолжал Сергей, – только мне-то что за дело? Мне неинтересно, и всё тут. А геометрия – интересно! Ладно бы ещё что-нибудь смешное было в этой вашей великой литературе, так ведь одна тоска! И страдания. – А вам чего хотелось? Анекдот про поручика Ржевского? – Ну да, – не моргнув глазом подтвердил Сергей. – И про Наташу Ростову. А оказалось, никакого поручика Ржевского в романе вообще нет, а есть только… масонские искания Пьера. – Бедный ребёнок, – посочувствовала Маня. – Просто книги нужно читать вовремя. – С некоторым недоумением Лёля сделала попытку защитить великий русский роман и литературу, так сказать, в целом. – Должно быть, вам тогда «Войну и мир» читать было рано. – Но ведь меня никто не спрашивал! – Меня тоже никто не спрашивал, хочу я учить теорему равенства треугольников или нет, – поддала жару Маня. – Да чего там учить-то, – изумился Сергей Петрович. – В школьном курсе математики всё примитивно просто. – Да чего там читать-то, – поддержала Маня. – Школьный курс литературы – плёвое дело. – Собака, – прошелестела Марфа, показывая рисунок. – Волька. Сергей с некоторым трудом оторвался от созерцания Лёли – Маня заметила это его усилие – и посмотрел в тетрадку. – Слушай, – удивился он. – Как похоже!.. Можно показать? Марфа кивнула, и он повернул тетрадку к Лёле. Маня приподнялась и тоже посмотрела. Нарисована была на самом деле собака, по крайней мере, из линий, штрихов и завихрений проступал именно Волькин образ – короткие уши, башка странной формы, нелепый нос, широкая грудная клетка. – Удивительное дело, – пробормотала Маня. – А ещё что там у тебя? Нарисовано было много – кресло тёти Эмилии, Книга перемен, заложенная веткой тысячелистника, кажется, Будда, а может, как раз Хотэй, ладонь Фатимы на нескольких страницах, настольная лампа с кривым абажуром, тётина любимая. Всё это было странное, кособокое, неправильное, непропорциональное, но… узнаваемое!.. Взрослые долго рассматривали рисунки и – друг друга, и когда пришло время расходиться, всем это показалось немного странным. – Я вас провожу, – сказал Сергей решительно. К «Астории» возвращались совсем другим порядком. Впереди Лёля с Марфой и при них Сергей, а Маня с Волькой позади, на порядочном расстоянии. Они несли шары. – Слушай, – озабоченно сказала Маня Вольке, когда до подъезда гостиницы было рукой подать, – нам нужно ускориться. Он ведь наверняка сейчас будет её на свидание приглашать! А мы ничего про него не знаем. Мало ли! Может быть, он и убил тётю! Они «ускорились», что с Маниной ногой было не так-то просто, и когда подошли, Сергей прятал в карман телефон. – Ну, до свидания, – сказал он. Вид у него был весёлый. – Ещё увидимся. И быстро пошел прочь, но так же быстро вернулся. – Папку-то мою отдайте! – Я и забыла, – спохватилась Маня. И он ушёл уже окончательно. – Ну что? – спросила Маня с подозрением. – Дала телефон? Лёля кивнула. – Он может оказаться бандитом и убийцей. – Нет, – тут же отозвался Лёля. – Не может. Он хороший человек, замученный только. И я его совершенно не интересую. – Оно и видно! – Ему просто показалось, что Марфа похожа на его дочь. – Это он так тебе сказал? – И говорить ничего не нужно, я знаю. – Лёлик, – сказала Маня проникновенно, – для подруги из Каргополя ты слишком разбрасываешься питерскими кавалерами. – Нет никаких кавалеров и быть не может. – Лёля улыбнулась. – Правда, Маня. Не нужно выдумывать. – Выдумывать – моя профессия, – возразила писательница Поливанова. – Давай чаю, что ли, выпьем. Или вина. – Я больше не могу ни есть, ни пить, – перепугалась Лёля. – Мы же только что поужинали! Маня махнула рукой – какая разница. – Если можно, мы бы поднялись в номер. – Лёля словно отпрашивалась. – У Марфы так много впечатлений за сегодняшний день. Я ей почитаю, а она отдохнёт немного. – Она слушает? – Не знаю. Я читаю, а она сидит рядом. Они ушли, а Маня пристроилась на любимый угловой диван с видом на Николая Первого, который так и был закрыт коробом. Ей тоже не хотелось никакого чаю, но зато было крайне желательно, чтобы откуда-нибудь материализовался Лев Граф и сказал, что пришло время гулять с Вольдемаром. Она достала из сумки записную книжку – самую настоящую, со страницами, с шелковой ленточкой закладки, перехваченную резинкой, чтобы не раскрывалась. Маня обожала такие записные книжки. Достала чернильную ручку с золотым колпачком. Ручки Маня тоже обожала. Подумала и стала составлять список. Лёля. У неё Марфа и долги, это нам известно. Она могла убить тётю Эмилию, чтобы избавиться от долгов. Но тогда получается, что мать своими руками убила единственного человека, который мог помочь её дочери, и действительно делал это! Девочке становилось лучше! А что будет дальше, неизвестно. Ведь вместе с Эмилией погибла надежда на дальнейшее улучшение. Сергей Шорохов. Ненавидит экстрасенсов, и есть за что – они погубили его ребёнка, из-за них покончила с собой жена. Впрочем, ребёнка погубила как раз жена, но ему понятней и привычней обвинять «шарлатанов и жуликов». Жену обвинять слишком страшно. На сеанс к Эмилии он пришёл с оружием. Он утверждает, что это был газовый пугач, но вполне мог быть самый настоящий пистолет. Непонятно, почему в таком случае он задушил Эмилию, а не застрелил. Виктория Павловна. Мороженое за шиворотом и прораб Федя. Обиделась на Эмилию за то, что та «взяла денежки, а венец безбрачия не сняла». Может это быть мотивом убийства? Маня не знала и поставила жирный вопросительный знак. Ирина Горохова. Задумала «тёмное дело», за которое тётя ни за что не хотела браться. Что, если Ирина тем вечером пришла к Эмилии, чтобы уговорить – вдруг это дело для неё важнее всего на свете! – и когда тётя отказалась, задушила её?.. Это возможно, да, но тогда непонятно, кто именно и что конкретно искал в комнате у Лёли? Подельники Ирины? Если у неё есть подельники и им что-то понадобилось от Лёли, значит, тётя была убита вовсе не из-за отказа совершить «тёмное дело». Впрочем, есть надежда разобраться, ведь Мане удалось стащить со стола ту фотографию! Кара Ван. О ней вообще ничего не известно. Дозвониться ей Маня так и не смогла. Лев Граф. Маня вздохнула. Непонятно, кто он и зачем приходил к Эмилии. Непонятно, зачем выведывал про Маню. Непонятно, когда ушёл. Лёля врала, а Лев вроде бы не обманывает, но добиться от него ничего не возможно. – Я не помешаю? Маня моментально захлопнула записную книжку.