– Вот эта улица называется Приморская аллея. – А… город где? – Город? – переспросила дама. – Какой город? – Петербург, – обреченно вымолвила Маня. Дама немного поразглядывала её – грязные джинсы, расцарапанные руки, футболка в пятнах – и вдруг объявила: – Я вас знаю! Вы писательница Покровская! Сегодня на втором канале я смотрела передачу, где вы рассказывали, как начали писать и где берёте сюжеты! Маня, ненавидевшая оба эти вопроса лютой, неподдельной, жгучей ненавистью, так обрадовалась, заслышав их, что засмеялась от счастья. – Это я! – воскликнула она ликующим голосом. – Я писательница Покровская!.. – А я большая ваша поклонница, – объявила дама. – Особенно люблю роман «Большая четвёрка»! И «Всё ничего», конечно! Маня совершенно потерялась от счастья. – Так вы города перепутали, Марина? Здесь Петербург вокруг, вы на островах. Вон там Крестовский, а дальше Каменный. Самый центр! – Господи помилуй, – пробормотала Маня. – Как я сюда попала? – Всякое бывает. – Дама засмеялась. – А куда вы шли? Когда попали сюда? – В «Асторию», – призналась Маня. – О, это совсем даже неблизко! Какая у вас милая собака. – Да? А все говорят, на свинью похожа. – Немного есть, – согласилась дама. – Если хотите, муж вас подвезёт. Он как раз собирается поехать по делам. Вон наш дом. Хотите? Ещё бы Маня не хотела! Новая знакомая весело болтала о чём-то приятном и не требующем ответа, до дома было рукой подать, и Маня успокоилась немного. – Проходите, проходите! Может быть, кофе? И воды милой собаке? За забором – «миллионным», конечно, – простирался натуральный сад Тюильри. Идеальный газон, фонтаны и поливалки, купы роз и поздних пионов, жужжание пчёл и, возможно, шмелей, ароматы лаванды и, кажется, настурций. Кто их знает! – Поля! – загремел откуда-то мощный бас. – Полина?! Ну, где ты ходишь?! Мне давно пора! – Это возвещает мой муж, – сообщила дама. – Дюша, смотри, какая у нас гостья!.. Из-за угла ближнего к забору небольшого дворца – по всей видимости, это был гараж – выдвинулся… кентавр. Верх у него был похожий на человеческий – голова, огромная бородища, геракловы плечи. Низ – хромированная, сверкающая громадина на широких колёсах. Копытами в остроносых «казаках» кентавр попирал плитку. Машина разбрызгивала во все стороны нестерпимые лучи. – Здрасьте, – безо всякого интереса поздоровался мифический герой человеческим голосом. – Добрый день, – пролепетала Маня, а Волька вопросительно гавкнул и немного сдал назад. – Ты что, не узнаёшь?! Это Марина Покровская, наша любимая писательница! Мы утром передачу смотрели! Кентавр просиял: – Точно! – подъехал поближе на своём сверкающем буцефале и сунул Мане руку в перчатке с обрезанными пальцами. На каждом пальце красовался увесистый перстень. – Эдуард!.. Для своих Дюша-Слон. – Марине нужно в «Асторию», Дюша! Подвезешь? – Не вопрос! – Это… мотоцикл, да? – глупо спросила Маня. – Вот эта штука? – «Голд Винд», – хором объявили супруги. – Лучшая машина на свете! – Вы не бойтесь, – сказал Дюша-Слон густым басом. – Он у меня смирный, если шенкелей не давать!.. – Я сейчас быстренько книжку принесу, вы подпишете, Марина? Дюш, а ты пока помоги сесть!.. Мане вдруг страшно захотелось взгромоздиться на эту штуку и помчаться, и чтоб ветер свистел в ушах и ни о чём не думать, только о скорости полёта! – Я же с собакой, – проговорила она с азартом. – Можно? – Да конечно! – весело согласился мужик. – Только вам придётся за меня держаться, а собаку мы сейчас вот таким макаром устроим! Он вытащил из бокового ящика сетчатую штуку, подхватил Вольку – весь пёс уместился у него в ладони, – аккуратно опустил внутрь штуки и стал там шарить. – Пристёгиваю, – объяснил он Мане. – Чтоб не выскочил с непривычки! А теперь вот та-ак! Сетка оказалась сумкой для собак с креплением для ошейника. Дюша перекинул ремни Мане за плечи, и бультерьер оказался висящем в сетке у неё на груди! Маня пришла в восторг. – А как на него садятся? – Да обыкновенно, как на велосипед! Сначала я, потом вы! Заносите, заносите ногу, я удержу!.. И шлем не забудьте! Многотонный Дюша впорхнул на сиденье как птичка, а Маня взгромоздилась с трудом. – Поля! – заревел кентавр и завёл мотор. – Где ты там застряла! Мне ехать пора! Поля! Теперь ревели оба – и мотоцикл, и Дюша. Волька из сумки громко лаял. Прибежала супруга с книжкой, и Маня на весу нацарапала какие-то благодарственные слова. – Ну, тронулись!.. Дюша пришпорил буцефала, ворота стали распахиваться навстречу, они выехали на дорогу, мотоцикл взвыл и наддал. Маня вцепилась в жёсткие кожаные плечи Дюши-Слона. – А что?! – проорал он на ходу. – Музычку включить? – Дааа!!! Из динамиков грянул… Шаляпин: – Вдоль по Питерской, по Тверской-Ямской! Кентавр выскочил на набережную, расправил крылья – оказалось, что это крылатый кентавр, – и полетел. Маня от восторга завизжала, но вполсилы, чтобы не перепугать Слона. Мотоцикл мчался, ветер свистел, Шаляпин гремел, солнце сверкало, вода в Неве переливалась и горела, и Маня была так безудержно, безгранично, отчаянно счастлива!.. Она готова была так скакать до вечера, а может, и всю ночь до утра, но приключение очень быстро закончилось. Кентавр забил копытом и стал возле подъезда «Астории» как вкопанный. Маня стащила с головы шлем. – Спасибо, – прокричала она, пересиливая рёв двигателя. – Это было… круто! – Приходите ещё! – протрубил в ответ Дюша. – Дорогу знаете! Покатаемся!.. Он развернулся с рёвом и визгом шин и нажал на газ. Из гостиницы выскочили швейцар и подносчик багажа и во все глаза смотрели вслед диковинной машине. Маня прошла мимо них во внутренние покои самой респектабельной гостиницы на свете – такая гордая!.. Наплевать, что она вся грязная, наплевать, что на груди у неё нелепая авоська с собакой внутри – вернуть сетку она позабыла, – наплевать на скособоченные очки и торчащие в разные стороны волосы! Главное, её примчал кентавр. Эх, если бы Алекс увидел!..