– Мне бы хотелось побеседовать с пострадавшей. – Пожалуйте за мной в палату. Ей пока по состоянию здоровья постельный режим положен. Но сразу предупреждаю – в палате двадцать коек и все заняты. Матвей так и остановился. Как допрашивать в присутствии кучи любопытных? Да слухи по городу уже к вечеру поползут! – Доктор, никак невозможно прилюдно допрашивать! – Я так и думал, потому предупредил. Правда, можно её на каталку перегрузить и вывезти в процедурную. – Был бы очень благодарен. – Тогда подождите в коридоре. Доктор позвал дюжих санитарок. Наверное, раньше в селе жили, мощные. Пожалуй, другим здесь не место, пациентов перекладывать надо, перестилая простыни на кровати или при процедурах, либо на каталку, как сейчас. Целой вереницей по коридору двинулись. Впереди доктор, за ним две санитарки каталку катят с пострадавшей, за ними Матвей вышагивает. В процедурной остались одни, Матвей и раненая. Он представился полицейским. – Расскажите, что произошло? – Помню плохо. Взяла бутыль в руку, она взорвалась. Было у Матвея чувство – не договаривает. Смотреть на Марию Аркадьевну с непривычки страшно. Как египетская мумия, вся в бинтах. Голова, рука, туловище. И кожа бледная, наверное, от кровопотери. – А что в бутыли было? – Не помню, я крови много потеряла, мне и сейчас плохо, меня тошнит, сильная слабость, болит голова. Матвей решил допросить пострадавшую через день-два, как получше станет. Не изверг же он, раненую женщину мучить. – Хорошо, давайте отложим до улучшения состояния. Сам к доктору прошёл. – Говорит – плохо ей, допрашивать невозможно. – Объяснимо. Скорее всего, ушиб головы, потому как не помнит предшествующие события, да кровопотеря серьёзная была. Видели бы вы её при поступлении. Жуть! Живучие всё же женщины, как кошки. Предлагаю так. Как оклемается немного, я телефонирую в отделение. Кого спросить? – Кулишникова Матвея Павловича. Честь имею! В отделении доложил старшему группы, ротмистру Коновалову, о допросе врача и невозможности опросить пострадавшую ввиду кровопотери и тяжести состояния. – Что взорвалось-то? – Осколки стеклянные. – Тьфу! Попозже допросишь, думаю – ничего серьёзного. – Платье обгорело, вероятно – было пламя, пожар. – Потом займёшься. А сейчас езжай к Финляндскому вокзалу, там народ собирается. Посмотри, послушай – о чём говорят, не собираются ли бузить? А дальше день за днём обычная служба. На шестой день вспомнил о Беневской, которая находилась в больнице. Пока наблюдательное дело не закрыто, ибо нет рапорта от Матвея, и начальство обязательно спросит результаты. Не хотелось, но поехал. А хирург его огорошил: – Так забрали её третьего дня. Приехал мужчина, представительный такой, представился её братом. А с ним ещё один. Можно сказать, на руках до пролётки донесли. Раненой-то лучше стало, однако на перевязки ездить надо как минимум через день. – Если третьего дня забрали, то сегодня должны на перевязку привезти? – Не было, хотя… Доктор вытянул за цепочку карманные часы, добротные «Буре и сын», откинул крышечку, заиграла мелодия. – Время для перевязок уже позднее. Наверное – не появится. В душе шевельнулось нехорошее предчувствие. На допросе доктора он сам видел «скорбный лист», как называлась история болезни, переписал себе установочные данные – фамилию, адрес. Поблагодарив доктора, вышел на улицу, остановил пролётку, отправился по адресу пострадавшей. И здесь его тоже ждал сюрприз. Постучал в двери съёмной квартиры, ибо дом доходный. А вышла соседка. – Нет их никого, съехали. И слава богу, провоняли весь подъезд какой-то химией. Что уж они там делают? Неуж алхимики какие? Матвей удивился показаниям соседки. Подозрительно, что пахло химией, и никто не сообщил в полицию. Времена алхимиков прошли давно. Похоже – в квартире занимались экспериментами со взрывчатыми веществами и соседке повезло, что взрыв получился слабым. Могло не только квартиру разрушить, но и дом, если бы количество ингредиентов было побольше. Матвей пришёл домой, поужинал, отец заметил, что он не в настроении. – Давай-ка побеседуем. Что кручинишься? – Женщина в больницу поступила четыре дня назад, ранена осколками стекла, платье с прожогами. – У самого какие мысли? – Боюсь, экспериментировала со взрывчаткой. – В правильном направлении мыслишь. Переведи её в тюремную больницу или приставь к палате полицейский пост, чтобы не сбежала. – Уже. – Что уже? – Пришёл я сегодня в больницу, а доктор сказал – забрали её, со слов – брат. Обещали на перевязки привозить. Сегодня срок был, но на перевязку не привезли. – Упустил! Павел задумался. – У доктора спрашивал, с чем перевязки? Я имею в виду, на раны какие-то мази прикладывать, пилюли или порошки пить надо? – Не сообразил. – С утра и не медля. Потом по аптекам. Если на перевязки не привозили, стало быть, на дому делают. А кто? Кого-то из медикусов подкупили, на дом приходят. С врачами в больницах поговорить надо. – Да в столице сколько больниц? – Десятка три. Думаю за три дня и управишься, если повезёт. В расследовании везёт не всегда, по крупицам улики собирать надо. А главное – думать всё время. Вот сказал тебе доктор вчера о перевязках, ты бы поинтересовался – как, да чем? И завтра бы уже визита в больницу не было. – Виноват, не догадался. – Не винись, не перед начальством. Любое своё действие анализируй, делай выводы. Не зря поговорка родилась – дурная голова ногам покоя не даёт. Ты уж не обижайся, народ придумал, не я. И ещё. Попомни моё слово, женщина эта лишь пешка. Должна быть группа. Одиночки бомбы делают редко. Посмотри по сводкам, были ли покушения в течение года с применением динамита, есть ли задержанные? Если есть, допроси, собери информацию по крохам. Где взрывчатку брал, кого из бунтарей знает? – Да у них же ни постоянного места жительства, ни фамилий. У многих подпольные клички. – А всё равно – какова внешность, где встречались, к какому течению принадлежит? – Мне до отставки по выслуге лет это всё собирать придётся! – Это поперва так кажется. Пооботрёшься, привыкнешь. Не боги горшки обжигают. И я так начинал. Для начала Матвей открыл адресную книгу. Любой желающий мог подать в городскую управу сведения о себе – адрес, род занятий, номер телефона, если он был. Выбрал адреса аптек. А с утра в больницу к хирургу. – Доброе утро, доктор! Беневская на перевязку не приходила? – Никак нет. Уж думаю – не случилось ли чего худшего? – О! Думаю – вас известили бы. Подскажите, пожалуйста, перевязки с какими-то мазями? – Молодой человек! Мази обязательны! Попробуйте отодрать бинт, присохший к ране. Это же мучительно больно и рана снова начнёт кровить. – Простите, не знал. А какую мазь вы рекомендовали? – Дегтярную. – Она же вонючая, ею мужики сапоги мажут, чтобы не промокали. – Лечебная значительно слабее. – Может быть, какую-то аптеку рекомендовали? – Это на усмотрение болящего. Обычно пользуются той, что ближе к дому или, если уже лекарства редкие, в солидную аптеку, вроде заведения доктора Пеля, она напротив Андреевских торговых рядов, что на Васильевском острове. – Спасибо. А кто может в частном порядке делать перевязки? – Любой медикус. В столице чаще обращаются в больницу Святой Марии Магдалины. – У Тучкова моста?