– Что, гнида, дождался своего часа? – Шли бы вы спать, господин ефрейтор, – невозмутимо отозвался тот, – а то упадете ненароком да зашибетесь. – Ах ты, паскуда, – изумился пьяный и резко ударил. Однако там, куда он целил, Будищева уже не было и, потеряв равновесие, Хитров упал. Неловко вскочив, он снова попытался ударить своего противника и снова промахнулся. Правда, на этот раз его кулак встретился с деревянным столбом, на котором держались солдатские нары, и ефрейтор взвыл от боли. – Да что же это такое делается, братцы, – закричал он, – солдат на своего командира руку поднял! Это же бунт! Внимательно наблюдавшим за происходящим унтерам не слишком понравилось то, что они увидели. В принципе, они хоть сейчас были готовы вступиться за Хитрова и стереть в порошок обнаглевшего солдата, но обладавший беспрекословным авторитетом Галеев вновь удержал их. – Чего-то я не видал, чтобы он руки поднимал, – насмешливо проронил он. – Выпил ты, Васька, лишнего, вот и брякнулся на ровном месте. Воспользовавшись, что все внимание отвлечено на говорящего старшего унтер-офицера, Дмитрий вдруг шагнул к ефрейтору и, ткнув его кулаком под ложечку, тут же подхватил обмякшее тело, сделав вид, будто помогает идти. – Ну, чего вы, – приговаривал он, поддерживая готового упасть Хитрова, – ну, выпили чуток лишнего, ну, с кем не бывает. Давайте я вас, господин ефрейтор, до койки доведу, все и ладно будет. – Тащи его сюда, – распорядился Галеев, – да положи тут, даст бог, проспится. – Слушаю, – отозвался Будищев и свалил свою ношу на скамью в каморке. – Выпьешь с нами? – прищурившись, спросил унтер. – Если нальете, так чего не выпить? Набулькав полную чарку, командир взвода протянул ее Дмитрию, тот, не чинясь, взялся за нее, но остановился. – Чего не пьешь? – Так не привык я в одиночку. – Вот это по-нашему, – одобрительно хмыкнул Северьян и велел остальным: – Чего столбенеете, наливайте! Дождавшись, когда у всех будут чарки в руках, он снова пристально посмотрел на Будищева и спросил: – За что пить будем? – За лося, – не задумываясь, отвечал Дмитрий. – Это как? – Ну, чтобы моглося, пилося и еще много чегося, – пояснил солдат под всеобщий смех и опрокинул в себя чарку. – Эх, паразит, – отозвался, покачав головой, унтер, когда все выпили, – ладно, ступай покуда. – Слушаю, – как ни в чем не бывало отозвался Будищев и шагнул к порогу. – Только не зарывайся, – шепнул ему Галеев, сделав вид, что качнулся. Выйдя из каморки, Дмитрий, не обращая ни на кого внимания, прошел к своему месту, затем накинул шинель, кепи и вышел вон из казармы. Улица встретила его резким порывом холодного, но чистого воздуха, особенно приятного после пропахшей запахами портянок и немытого тела казармы. Некоторое время он бездумно шел вперед, ничего не замечая вокруг. Дойдя до ограды, Дмитрий некоторое время постоял рядом, с недоумением рассматривая ее. Наверное, когда-то это сооружение было дощатым забором, но с тех пор утекло много воды. Теперь на покосившихся от времени столбах держалось лишь несколько жердей, на которых вкривь и вкось висело несколько досок. Вообще, к его удивлению, здешнее армейское начальство весьма мало заботилось, чтобы оградить солдат от окружающего мира. Хотя, если подумать, значительная часть полка была расквартирована не в казармах, а стояла на постое в окрестных деревнях, так что особого смысла в этом не было. Есть шлагбаум, у которого стоит часовой, и ладно. – Митя, Мить! – отвлек его от размышлений чей-то тонкий голос. – Что? – покрутил он головой, пытаясь увидеть источник звука, и наткнулся глазами на несуразную фигуру. Из-за забора его звала какая-то женщина в сером платке, непонятного цвета жакете не по размеру и длинной юбке. Подойдя поближе, он с удивлением узнал в ней Машку – деревенскую девчонку, попытавшуюся натравить на него местных парней. – Нашла, – улыбнулась она во весь рот. – Ты что здесь делаешь? – Тебя искала. – Офигеть! Ты как вообще тут очутилась-то? – Тятенька в город по делам поехал, а я упросилась, чтобы он меня с собой взял. – А зачем? – Дурак ты, Митька! Сказано же – тебя искала. – И как только нашла? – Ой, намаялась, – снова улыбнулась девушка, – да и озябла, но все же нашла. Я тут давно выглядываю, хотела уж у дяденьки с ружьем спросить, да забоялась. – Вот блин, забоялась она! Рядом с воинской частью бродить не забоялась, а тут, значит, страшно стало. – Ага, вон он какой строгий. – Нашла чего бояться, дуреха! Бог с ним, с часовым, он свой пост не покинет, но тут же солдаты кругом! – И что? – захлопала невероятно зелеными глазами девушка. – Ладно, проехали, – махнул рукой Дмитрий, не объяснять же наивной дурочке, что в его времени ее запросто могли бы затащить в казарму и так обогатить сексуальный опыт, что мало не показалось бы любой плечевой путане. Впрочем, кто их знает, этих предков, может, у них так не принято? – Отец-то твой где? – Известно где, в кабаке. – В смысле, в кабаке, пьянствует, что ли? – Чего сразу пьянствует! Дела поделал, товар продал, отчего же не выпить? – О как! Слушай, Машка, а из тебя хорошая жена может получиться. – Просватай и узнаешь. – Ага, сейчас! Не видишь, дуреха, я в армии. – Вижу, форму вон красивую дали, усы отпустил… ну ни дать ни взять – граф! – Тьфу! Еще ты меня так не называла. – А как тебя называть, хочешь, красавчиком звать стану? – Маша, – вздохнул Дмитрий, – тебе сколько лет? – Шестнадцатый, – с готовностью отвечала девушка. – А через шесть лет сколько будет? – Не знаю… – Двадцать два, Машенька. А теперь скажи мне, горе мое, в каком возрасте у вас девок замуж отдают? – Когда в шестнадцать, когда в осьмнадцать… – А после двадцати часто ли незамужними остаются? – Если только кривая какая или порченая… – Ну, вот видишь, а ты у нас девушка красивая, года не пройдет, как тебя просватают. – Правда, красивая? – Ох, чтоб меня! Маха, ключевое слово – просватают. Я когда со службы вернусь, ты уже парочку детишек родить успеешь, так что выкинь эту дурь из головы и ступай к отцу, пока он тебя искать не начал. А то еще выдерет, как сидорову козу! – Ладно, – плечи девчонки поникли, и на глазах показались слезы. Дмитрию стало неудобно, все же девушка потратила немало сил, чтобы найти его, а он ее так отшил… – Как там в деревне-то? – спросил он, чувствуя, что надо что-то сказать, но не зная что. – Отцу Питириму еще колокол на голову не упал? – Не, – замотала головой Машка, – живой он, и дядька Кузьма живой, и другие. Дядька-то болел, сразу как ты пропал, а Архип тогда же говорить косноязычно стал… ой, а это ты их? – Ну что ты, Машенька, я человек мирный, можно сказать – пацифист! – Ага, мирный, – невольно улыбнулась девушка, – зареченские до сих пор тебя, такого мирного, поминают, да и наши деревенские тоже.