Федору стало страшно. Умереть вот в таком месте? Во тьме и сырости? – Тот, кто сидел здесь до тебя умер от вшей и тоски. Он просидел здесь почти два года. Поначалу кричал и бросался на меня. Но потом только зубами лязгал и стонал. – А кто это был? – спросил Федор. – Гяур, как и ты. Из казаков. Хотел убить нашего хозяина, и был осужден им на вечное сидение. Чем ты Дауда нашего прогневил? – Бежал из рабства. – Бежал? Но за побег так жестоко он не наказывает. За побег раба учат плетками. Или отрезают ухо. А чтобы вот так на вечное сидение в этом мешке… – А почему ты сегодня стал говорить со мной? – вдруг спросил Федор. – Вчера ты молчал как рыба! – А ты не доволен? – спросил турок. – Ты все это делаешь, дабы напугать меня! – Федор вскочил с места, но цепи не дали ему дотянуться до врага. При этом он перевернул миску с едой. – Поганый ишак! – вскричал турок. – Все поганые отродья гяурских шлюх таковы! Вот и жри теперь с пола. – Я в следующий раз сверну тебе шею! Стоит тебе только приблизиться ко мне так близко… – Собака гяурская! Тебя здесь сожрут вши и крысы! Турок покачал головой и вышел. Двери закрылись, и снова наступила тьма. – Господи! – вскричал Федор, став на колени. – Господи! Помилуй мя грешного, и освободи из этого узилища! Не дай пропасть здесь! Я не хочу здесь умирать! Не хочу! Пусть бы это была смерть на поле боя. Пусть даже от топора палача. Но годы сидеть и гнить здесь без всякой надежды на спасение! Он долго молился и, наконец, уснул тревожным сном. Его разбудил скрип двери. В камеру ворвался свет. Он зажмурился и сел, прикрывшись руками. – Что это? – спросил он. – Ты хотел света? – прозвучал голос незнакомого человека. – Я принес тебе свет. Ты молил разогнать тьму. Или нет? – Но кто ты? Почему так ярко светит факел? – Это не факел, Федька. Али не признал меня? Федор стал привыкать к свету. – Не признал? – повторил пришедший. – Степан Силыч? Ты? – Федор искренне удивился старому знакомому. Это был знакомец его отца, стремянной стрелец. – Я, Федька. Говорил я тебе, что не умрешь ты хорошей смертью. Али не прав был? – Но откуда ты здесь, Степан Силыч? Ко мне еду токмо турок носил, али ты вместо него стал? – Ах, и дурак ты, Федька. Да нешто я на старости лет стал бы турке поганому служить? – Но как попал сюда, Степан Силыч? – Я теперь всюду бывать могу, Федя. Убили меня поганые. Вот как. Попали мы в засаду устроенную польскими гусарами. Едва пробились. Много наших полегло. И твоих знакомцев тож. Думал я, что снова смерти избегнул. А уже возле самого стана нарвались на татар. Они и посекли меня саблями. – Значит, ты умер, Степан Силыч? – спросил Федор с трепетом. – Да, Федя. Умер. – И ты пришел за мной? – За тобой? – Если ты мертвый и пришел ко мне – стало быть, и мой черед пришел? – Нет. Тебе на тот свет рано еще. – Рано? Но скажи мне, Степан Силыч, неужто мне в этом каменном мешке пропасть суждено? Подохнуть от вшей и грязи? – А ты такой смерти себе не желаешь? – Кто такого пожелает? Вот ежели бы в бою смерть принять. – Твой смертный час наступит не сейчас и не здесь! Тебе суждено увидеть далекие страны, про которые у нас на Москве и не слыхивали. Ты еще много раз будешь держать в руках саблю. И ты много раз будешь любить ту самую бабу, что приняла тебя на ложе в Крыму. – Марту Лисовскую? – Марту, – согласился старый стрелец. – Но тебе сейчас не про то думать надлежит. – Как мне выбраться отсюда, дядя Степан? – Время придет и все станет на свои места, Федя… *** Удар ноги в бок разбудил Мятелева. Перед ним стоял турок с факелом: – Вставай, гяур. Тебе повезло. Приказано посадить тебя в другой каземат. Но не вздумай снова брыкаться. Не то останешься здесь до конца дней. Федор поднялся на ноги. – Эй! Кузнеца сюда! – прокричал турок. – Отомкни его кандалы. В каземат втиснулся худой кузнец в грязной чалме и принялся за работу. Вскоре Мятелев был свободен и покинул камеру для смертников. В новом помещении, куда его бросили, было просторно, и там он увидел Василия Ржева. Федор бросился ему на шею и, мог бы поклясться, что никогда и никому так не радовался. – Вася! – Федор! Чего ты? – тот отстранился от него. – С ума спятил? – Вася! Я рад тебя видеть! Если бы ты знал как я рад! – И я рад. Но ты меня пугаешь. – Какое это счастье просто поговорить с кем-то. А тем более с другом. Ты не поймешь этого, Вася. – Да откуда ты свалился, Федор? – Не спрашивай. Не дай те господь попасть в такое место. За веслом галеры в сотни раз лучше будет. Там где я был – живет настоящий страх, Вася. Три дня я там сидел. И три дня смотрел ему в лицо. Думал, сдохну там во тьме и сырости среди костей человеческих. Ржев понял, что пережил стремянной стрелец. Он просидел несколько дней в каменном мешке, в каких турки любили морить врагов. Они знали, как нагнать на человека страх и как сломать его. – А я все время здесь вот. С чего это пузатый турок решил нас снова вместе свести? – Попали мы с тобой как кур во щи, Вася. И, боюсь, просто так отсюда не вырвемся. – Не вырвемся? – задумчиво спросил Ржев. – Второй раз он нам бежать не даст. Турок не дурак. – Мне Дауд-бей предложил отправиться в Стамбул. – Что? – Федор опустился на охапку грязной соломы. Ржев сел с ним рядом. – Ты чего сказал-то, Вася? Турок поможет тебе до Стамбула добраться? Так? – Он знает кто я такой, Федя. Знает. – Чего знает? – не понял Мятелев. – Кто я на самом деле знает. Не ты ли сказал ему? – Чего? – Мятелев отодвинулся от Ржева. – Чего я сказать то мог? Я пузатого турка и не видывал. Меня в подземелье кинули, и там я говорил только с тем, кто мне еду носил. А чего он знает то этот Дауд-бей? – Про то, что я не просто так из Москвы послан и про то, что я не простой ратник дворянского ополчения.