Первым Брюховецкого встретил Яким Сомко. Этот казацкий полковник был родственником Богдана Хмельницкого. Первая жена гетмана была сестрой Сомко и он, в 1648 году, выступил вместе с Богданом против поляков и был участником многих битв. После битвы под Конотопом и после отречения Ивана Беспалого, стал наказным гетманом слободских полков. Он одним из первых во главе своего отряда в пять тысяч сабель выступил против Выговского в надежде самому стать гетманом Войска Запорожского. Но на Раде утвердили Юрия Хмельницкого. Сомко смирился, но мыслей достигнуть булавы не оставил. – Уже знаешь вести из Ржищева? – спросил Сомко Брюховецкого. – Знаю. Но как ты, полковник, узнал про это так быстро? – Брюховецкий был удивлен тем, что осведомители Сомко работали не хуже его собственных. – Неважно как я узнал. Важно, что мы будем делать? Казаки требуют усиления власти гетмана, пан Иван, и полной самостоятельности украинской православной церкви. – Я это знаю, – угрюмо произнес в ответ Брюховецкий. – Царь никогда не пойдет на это. Ты, пан полковник, ведь знаешь, что за требования привез в Чигирин полковник Ляпунов. – Как не знать. Царь требует слишком много и сразу. Стоит действовать немного осторожнее. – Пан Яким, так и не понял, что московские цари хотят получать то, что желают. У них на Москве иные порядки, чем у нас. А две армии князя Трубецкого и боярина Шереметева могут поддержать эти требования. –Наших казаков мутят известные тебе полковники. Не со своего же голоса они поют! И теперь нам не обойтись без новой Рады! И созвать её надобно в Переяславле, там, где созывал раду Богдан. До биса (до біса – к черту) Ржищевскую раду! Они вошли в зал, где уже собрались многие властные люди в Украине. Это были те, от кого зависели судьбы страны. Паны полковники и паны старшина генеральная. Сколь разными они были! И выходцы из шляхты православной, блестяще образованные и умные; и выходцы из низов, из буйной казацкой голоты, что саблей прорубила для себя место на этом украинском Олимпе; и вчерашние мещане, и недоучившиеся спудеи (студенты); и славные своими подвигами казаки. – Панове, а где же гетман? – спросил киевский полковник Екимович. – Он давно должен был вернуться! – Пана гетмана нет в Чигирине! – произнес полковник Сомко. – Но когда он вернется? – Да на кой он вам сдался? – спросил нежинский полковник Василий Золотаренко. – Мы и без него все решим. Наш гетман еще зело молод. Пусть слушает старших, и учится управлять. – Оно так, пан Василий, – согласился с Золотаренко Брюховецкий, – но он наш законный гетман. – А мы Рада генеральная Войска Запорожского, пан Иван. И ежели гетмана нет, то дела нам все одно делать надобно. Вопросов много накопилось. – Верно! Если гетман не соизволил явиться, то все решать станем без него! – произнес Яким Сомко. Совет начался… 2 Москва: Кремль, покои царя Алексея Михайловича. Царь и великий князь Всея Руси Алексей Михайлович всегда соблюдал дворцовый этикет. Никогда он не позволял себе показываться на людях без византийской пышности. Подданные всегда должны были видеть в нем не простого человека, но помазанника божия. В глубине души государь страдал от того, что не от Рюрика происходит. А межу тем князья Долгорукие от него род свой вели и везде кичились этим. Мол Рюриковичи мы истинные. Князья Милославские от Гедимина род выводили. Знатнейшими на Руси себя называли, хотя и добавляли «после государя великого». А получалось, что были на Руси роды древнее царского. Поэтому царь никогда не допускал никаких вольностей в отношении с нижестоящими и даже самые знатные именовали себя его холопами, и назывались уничижительно Ивашка, Романка, Богашка, Петрушка. Сейчас в этот ранний час государь одет в белый кафтан с золотыми шнурами. Волосы его тщательно ухожены и перехвачены золотым обручем. Пышная волнистая борода расчесана и пахла заморскими благовониями. Царь принимал в палате ближних людей. Это Афанасий Ордин-Нащекин и дьяк иноземного приказа Алмаз Иванов. Люди они незнатные и возвышены самим царем за ум и таланты к делам государственным. Ордин-Нащекин, сын мелкого дворянина, по рождению своему не мог подняться в государстве Российском выше сотника, но судьба благоволила ему, и он стал первым боярином и руководителем внешней политики государства Московского. В 1660 году его звезда поднялась особенно высоко. – Что за вести принес ты, Афанасий? – спросил царь. – Вести из Малороссии, великий государь. Гетман Хмельницкий, твой подданный, слишком подвержен влиянию разных людей. И от того он ненадежен. – И что он сделал такого, чем мог прогневить меня, своего государя? – строго спросил царь. – Пока ничего. Но слишком он нерешителен в исполнении воли твоей. Воевода Шереметев особой подмоги от него пока не дождался. Хотя Юрий ему и не отказывает прямо, но и помогать не спешит. Не радетель этот гетман дела твоего. Что нам с того, что он сын Богдана Хмельницкого? Сам Богдан не бог весть какая важная птица. – Ты про что это? – Род Хмельницких не слишком знатен. Я просмотрел родословные списки, что мне в приказе составили и… – Афанасий, а ты сам разве из великого рода? – прервал боярина Алексей Михайлович. – Я, государь? Я тобой возвышен, – смущенно пролепетал Ордин-Нащекин. – Именно мной, Афанасий. И возвысил я тебя за ум, но не за знатность рода. И чин тебе пожаловал высокий, и боярство сказал20. И надо многими знатными вельможами тебя я поставил. С чего это ты вздумал родословные списки читать? Али дела иного нет? А Богдан Хмельницкий был тем знаменит, что сделать смог! – То мне ведомо, великий государь. Но все равно не радетель сын Богдана дела твоего. – Мне все, что ты говоришь хорошо ведомо, Афанасий. Али ты думаешь, что твой государь ничего не видит? – Что ты, великий государь! Велика прозорливость твоя и ум твой. Но не досуг тебе во все дела-то вникать. Нам в Украине верный человек надобен. – Ты прав, – с улыбкой согласился царь. – Прав? Но тогда за что коришь своего слугу Афоньку, великий государь? – Ибо ты не понял всего, Афанасий. Пока пусть Хмельницкий для нас кое-что сделает. А затем мы подумаем, кем и когда его заменить. Боярин и дьяк переглянулись. Царь не заметил этого и проложил: – Вы помните договор мой с Богданом Хмельницким? – Как не помнить, великий государь, – произнес Алмаз Иванов. – Выгоден ли тот договор для нас? Что скажешь ты, дьяк? – Не слишком, великий государь, – ответил Иванов. – Он годится лишь как временный договор. Не можно допускать, чтобы внутри державы твоей, великий государь, был кто-то полунезависимый от воли твоей. Ибо сегодня гетман Украины волю свою имеет, а завтра кто того же пожелает? Атаман Войска Донского? – Верно! – поддержал Иванова царь. – Ежели гетману Войска Запорожского такая воля дадена, то завтра и атаман Войска Донского того пожелает. Едина держава наша и един в ней государь! Так есть, и так должно быть! – Истинно так, великий государь! – в один голос заявили боярин и дьяк. – Пусть молодой Хмельницкий в Переяславле новый договор со мной подпишет. И тогда про договор с его отцом станут забывать. Мне нужно чтобы никто того договора более не помнил. Гетман может по тому договору посольства принимать за моей спиной. Он свои войска имеет и от меня практически не зависит! Алмаз Иванов хорошо помнил, как тогда в Переяславле в 1654 году все едва не сорвалось. Послы царя прибыли на Раду и все шло хорошо, но ровно до того момента, когда наступил час присягать. Хмельницкий потребовал, чтобы сперва от царского имени присягнули послы в том, что царь не выдаст Украину Польше, будет защищать её от врагов и права и вольности украинские соблюдать. Для казаков это была обычная процедура. Короли польские всегда присягали, и при избрании своем давали присягу своим подданным, прежде чем принять присягу от них. Но посланники царя Алексея во главе с боярином Бутурлиным заявили, что присягнуть не могут, ибо московский царь – самодержец, правит по своей воле и по воле господа бога. Он не присягает своим подданным. Богдан тогда пришел в ярость и даже был готов не пописывать договор. Это очень озадачило украинскую старшину, и они, дабы не допустить провала переговоров, уговорили гетмана присягнуть и не требовать того же от царского посла. Но сейчас великий Богдан был уже мертв и вместо него был его слабый и нерешительный сын. – После подписания нового договора Хмельницкий мне не нужен. Я желаю вернуть в состав государства, вверенного мне отцом моим, земли, что ранее нашему государству принадлежали! – Истинно так, великий государь! – склонили головы боярин и дьяк. – Что османы? – царь задал вопрос Алмазу. – Султан собирает войска против тебя, великий государь. Хан крымский по его приказу также. Снова продолжится большая война. – Король польский слаб один против нас стоять, – произнес царь. – Вот и зовет с собой турок и татар. Сам того не понимает, что они солидный кус от его владений скоро оторвут. – Воеводам твоим Трубецкому и Шереметеву нужны еще силы, великий государь, – сказал боярин Ордин-Нащекин. – Пока пусть обходятся теми, что есть. У них достаточно сил. Казначей и печатник21 вчера жаловались, что казна наша пуста. Пусть гетман им помогает. А с договором не медлите. Я желаю заключить его в ближайшее время… 3 Чигирин: ставка гетмана Юрия Хмельницкого. Полковник Брюховецкий взял слово. Именно ему предстояло убедить полковников и старшину генеральную согласиться на новые требования царя. – Панове полковники, и, панове старшина! В ваших руках судьба Войска Запорожского! В ваших руках судьба Украины и народа её многострадального! – начал он. – Посмотрите, что творится вокруг? Что дал нам союз с врагами рода христианского погаными татарами? Выговский позвал их, и они сколь сел наших пожгли и сколь людей отсюда вывели в рабство в злую неволю агарянскую. Мало нам того? Проклянут нас наши люди и поделом нам будет. Она зашита у нас – единоверный православный государь. Не можно нам его руку отталкивать! – Верно говорит, полковник, верно! – поддержал Брюховецкого полковник Екимович. – Великий государь Всея Руси нам заступа от поганых и ляхов! – И я скажу так! – произнес толстый полковник Золотаренко, старый соратник Богдана Хмельницкого. – Надобно нам новый договор составить с царем и против поляков и татар с турками выступить. Старшина зашумела. Единодушия здесь не было. Многие не желали идти под московского царя и терять прошлые привилегии. Но Брюховецкий хорошо знал этих господ. Мало кто решиться из них сейчас выступить открыто против царя. Боятся! Дрожат за свои прибытки, и за то, что царь может их всего лишить.