Орла тут же выпрямилась, как будто сама мысль о том, чтобы сделать что-то, связанное с танцами, требовала хорошей осанки. Ее тело стало легче, чем за эти несколько недель: – Мне этого хотелось бы. Было бы потрясающе работать там на полставки! Она уж точно не рассматривала преподавание балета как реальную возможность – не посреди дикой природы. Когда Орла провела собственное исследование, она поняла, что не может преодолеть внутреннюю пустоту и внешние ограничения. Все находилось дальше, чем она привыкла. Но это не означало, что рядом вообще не существовало цивилизации – людей и мест, где они собирались. Будущее вдруг показалось менее чуждым, менее абстрактным. Даже многообещающим. – Если мы сможем укрепить то, что у нас есть, с помощью подработки, это все равно будет творческий… – Я хочу, чтобы ты работал над собственными идеями, – сказала она. Но внутри все равно затеплилась надежда. – Я буду… буду. Эта новая… – Он почти трясся от волнения. – Клянусь, я не пытался напугать детей, но это место… между моими мечтами и тем, что на самом деле здесь, тем, что я вижу… Иди посмотри! Он резко схватил ее стакан, поставил его рядом со своим на полу и схватил за руку. Орла хихикала, пока он вел ее в свою студию. Сколько раз он просил ее послушать свое новое стихотворение или песню или оценить то, что он сделал? Это было так знакомо. Привычка их семьи, которая никогда не изменится. Он расклеил фотографии, напечатанные на дешевой копировальной бумаге, на стене рядом с мольбертом. На холсте был изображен грубый набросок деревьев с широкими мазками просвечивавшего неба. – В общем, я знаю, что пока мало что можно сказать, но ветки – они будут сливаться вместе, от одного дерева к другому, как будто это единый организм. И на коре будет прорисовка, почти как в анатомии человека, с нервной системой и мускулатурой – так, что придется всматриваться. А потом еще под землей… эта часть – полностью мое воображение, ведь мы не знаем, что там, но корни будут похожи на… Я еще не до конца решил. Может быть, на человеческие руки и кисти… – О боже, это как-то жутко. – Нет, нет, я не хочу, чтобы это было жутко. Я хочу передать, как все… продумано под землей. Что там, среди корней, тоже есть что-то живое, и с ним взаимодействует все остальное. Поэтому я подумал, что если изображу корни в виде человеческих рук… понимаешь, можно будет добавить кроличью норку и кролика, спящего на ладонях. Вот так. – Ох… ах! – Озарение Орлы выразилось в виде двух слогов. – Как будто корни его выкармливают? – Точно. Деревья действуют сообща и многое дают своей естественной среде обитания. Я хотел донести идею о… взаимосвязи. Симбиозе. Орла заметила одну из распечатанных фотографий и подошла поближе, чтобы получше рассмотреть: – Это тот самый дымоход, который ты нашел? – Разве не здорово? – Каким-то образом ему удалось стать еще радостнее, чем при описании своей работы. – Мне кажется, она должна быть очень старой. Наши собственные руины! Единственная награда за то, что я потерялся. Она внимательно осмотрела стопку камней, но не смогла понять, почему Шоу так ею восхищен: – Так там был дом? – Возможно. Там стояло какое-то сооружение сто лет назад. Может быть, получится рассмотреть его весной, когда снег растает. – Интересно. Сто лет назад жилы поселения располагались еще дальше, и все же кто-то выбрал из такого количества свободных земель именно эту и построил дом недалеко от них. Знал ли тот человек что-нибудь об этом месте, знал ли секрет, сделавший землю особенной? Или, может, бывший владелец просто был более настроен на природную красоту, которую Орла еще не оценила. Она продолжила размышлять над утешительной идеей о прошлом дома, вернувшись к эскизным линиям и цветным пятнам на полотне Шоу. То, как он видел окружающее, поражало ее до глубины души. – Эта ясность, вера в свои силы… – выдохнула она, и Шоу засиял. – Кто ты и что сделал с моим мужем? Оба рассмеялись, и Орла обняла его. Он не спускал глаз с незавершенной картины: – Знаю, люди давно считают, что я зря потратил так много времени и денег на разные мастер-классы, книги, принадлежности… Но теперь я готов, и все складывается воедино. – Я безмерно тобой горжусь, хочу, чтобы ты это знал. Столько людей бросают на полпути, сдаются. Но ты знал, что в тебе есть что-то, собственное видение… Тебе есть что сказать, поэтому ты продолжал работать до тех пор, пока это не выяснил. – И чтобы добраться до этого момента, мне потребовалось все, что я сделал. – Знаю. Он повернулся к ней и положил руки на талию с улыбкой безумного гения: – Я так тебя люблю, Орли. – Я тоже люблю тебя и обещаю, что привыкну к нашей новой жизни. Я тоже хочу этого для тебя, для всех нас. В конце концов, его батарейка разрядилась, и Шоу начал клевать носом; Орла поцеловала его в лоб, прежде чем отвести обратно, в гостиную, на диван. На его лице все еще блуждала улыбка, когда он положил щеку ей на колени. Она провела пальцами по его волосам, и они какое-то время оставались так, наслаждаясь тишиной. Город постоянно шумел, и она едва замечала собственного мужа. Но здесь… вот как звучала тишина. Тихое потрескивание печи. Иногда гул холодильника. Они улыбнулись в унисон, когда над головой послышался легкий стук: видимо, Тайко уснул, и одна из игрушек выпала из рук на пол, как это обычно бывало. Утром рядом с его кроватью всегда находились игрушки. Я могла бы к такому привыкнуть. Но Орла не озвучила эту мысль, потому что ее сопровождала другая. Шоу действительно в какой-то степени верил в то, что деревья разговаривают, но вряд ли думал, будто эти они нашептывают ему идеи, правда? Может, он имел в виду только то, о чем они говорят между собой? Шоу никогда не говорил о природе ничего подобного, но Орла понимала, что художественный процесс требует, чтобы люди открыли себя окружающему миру. Чтобы могли видеть и слышать, узнавать новое. Это заставило ее задуматься… Ее муж был очень чувствительным, и Орла не сомневалась в его способности черпать вдохновение из тех вещей, которые не замечали другие. Особенно учитывая, что он был в состоянии творческого расцвета. Могло ли место по-настоящему звать, будто приглашая в свои земли? На этот раз, вместо того чтобы напугать, мысль заставила ее улыбнуться. Возможно, они были здесь желанными гостями. И это обнадеживало: быть может, она не всегда будет чувствовать себя как чужая. Когда-нибудь приспособится и по-настоящему почувствует себя дома. 9 Верный своему слову наверстать упущенное накануне, Шоу отправился под лучезарным утренним солнцем трудиться над снежным драконом, но среди помощников за ним увязался только Тайко. Элеанор Куин сомневалась: она посмотрела на двор, внимательно обвела взглядом участок, а затем покачала головой, не сказав ни слова, и отправилась помогать Орле распаковывать оставшиеся вещи. Мальчики пришли через час, от их верхней одежды, покрытой снегом, веяло холодом, их лица были розовые от мороза, но на них читалось победное выражение. После простого обеда Шоу пошел в свою студию, а Тайко задремал. Когда Орла спустилась вниз после того, как разложила вещи в шкафу Элеанор Куин, она не нашла дочку на диване, где оставила ее, хотя книга все еще лежала там, открытая, страницами на подушке. – Бин? Она уловила яркое пятно в окне, ведущем во двор: это была Элеанор Куин в куртке и шапке, стоявшая рядом со снежным драконом. Орла улыбнулась, радуясь, что дочь наконец решилась выйти наружу одна. Шоу возвел стену, хребет которой служил дракону позвоночником и изгибался буграми по обе стороны от его тела. Позвоночник плавно уходил вниз, образуя длинный волнообразный хвост. Для передних лап и шеи они утрамбовали бугры снега и в последнюю очередь слепили массивную голову. Когда Орла видела его после того, как Тайко и Шоу зашли в дом, это была лишь незаконченная форма, хоть в ней и узнавался дракон. Но теперь, когда она открыла входную дверь и ступила на крыльцо… Снежного дракона покрывали завитки и чешуйки, словно это была снежная резьба скульптора-эксперта. Конечно, Шоу мог бы сделать это, но ему не хватило бы времени. К тому же Орла была уверена, что раньше все выглядело не так: не было этой прекрасной формы головы, больших, выпуклых глаз и открытой пасти, которая… двигалась. Элеанор Куин пристально смотрела на дракона, чья морда находилась на уровне ее глаз, и хотя Орла не слышала, как он говорил, она видела, как дочь кивает в ответ. Пасть дракона расплылась в улыбке, а затем, казалось бы, заметив постороннего наблюдателя, существо повернуло голову в сторону Орлы. Та в панике сбежала с крыльца: – Элеанор Куин! Дочка стояла слишком близко к нему. Дракон, безусловно, только казался добрым – но в любой момент был готов открыть пасть и проглотить ее ребенка. Элеанор Куин слегка повернула голову на голос матери. Когда Орла снова бросила взгляд на дракона, он стал обычной кучей снега, слепленной ее мужем и сыном. От неожиданности Орла споткнулась и остановилась. Подавив приступ паники, она спросила как ни в чем не бывало: – Что ты здесь делаешь? Элеанор Куин пожала плечами: – Ничего. Просто поздоровалась. – Мне показалось, что он двигался… Может быть, из-за снега, белизны везде, куда ни глянь, у Орлы закружилась голова. Все закрутилось, и на секунду ей показалось, что она стоит внутри детского снежного шара, который кто-то трясет. Она пошатнулась, но тут же выпрямилась. – Мама? – Элеанор Куин подбежала к ней, затоптав снежные бугры, которые собрали Шоу с Тайко. Девочка нахмурила брови, глядя на маму: – Тебе нехорошо? – Пойдем в дом. Орла пустила дочку вперед и еще раз оглянулась на снежного дракона. Просто снежный бугор. Она закрыла глаза, затем снова открыла. Неужели ей почудилось? Когда Орла вошла и сняла мокрую обувь, Элеанор Куин уже сидела на диване и читала. – Теперь тебе нравится играть во дворе? – Ага. Иногда. Лучше, когда все добрые. – Дочь не отрывала глаз от книги. Все? Кто еще мог там быть, кроме семьи? – Я рада. В спину подул холодный воздух, и Орла поняла, что забыла закрыть дверь. Но, закрыв, она не перестала дрожать и крепко обняла себя руками. У детей богатая фантазия. Не было смысла расспрашивать Элеанор. Но что видела сама Орла? Неужели движения были обманом зрения? Из-за ветра? А может, солнечные блики могли создать снежную иллюзию?..