Снова возникла пауза. Элис явно чего-то ждала, но вот чего именно? В конце концов Реджинальд догадался. – Я дам неплохой процент, – пообещал он. – Процент был бы высоким, – предупредила Элис, – однако вам известно, что получать доход от ссуд – это ростовщичество, а оное – грех и преступление. Она безусловно была права, но это выглядело уловкой. Законы против ростовщичества ежедневно обходились в каждом коммерческом городе Европы. За внешне законопослушным возражением Элис всего-навсего таилось стремление соблюсти приличия. – Что ж, я уверен, что мы найдем способ с этим справиться. – Тон Реджинальда был шутливым, как у человека, замыслившего невинную проказу. – Что у вас на уме? – настороженно осведомилась Элис. – Допустим, я передам вам аббатство во временное владение на срок кредита, а потом выкуплю обратно. – Восемь фунтов в месяц – и я согласна. Нед как будто встревожился. По всей видимости, ему хотелось, чтобы мать отказалась от этой сделки. И Ролло понимал почему: Элис собиралась рискнуть четырьмя сотнями фунтов ради дохода в жалкие восемь фунтов. Реджинальд притворился взбешенным. – Да это же двадцать четыре процента в год, даже больше! – Вам решать. Ролло приободрился. Почему Элис спорит за проценты? Потому, что уже согласилась ссудить деньги! Юный Нед, похоже, совсем расстроился; должно быть, он тоже сообразил, к чему идет дело, но его, в отличие от Фицджеральдов, это не радовало. Реджинальд думал довольно долго, но наконец сказал: – Ладно, быть по сему. Он протянул ладонь, и они с Элис обменялись рукопожатием. Ролло не мог не восхититься деловой сметкой своего отца. Человек, не имевший фактически ни гроша за душой, добыл четыреста фунтов за пять минут. Вот истинное мужество, истинная отвага! Груз «Святой Маргариты» поможет восстановить семейные финансы. Хвала небесам за внезапную потребность Филберта Кобли в наличных. – Бумаги занесу днем, – сказала Элис Уиллард и отвернулась. В тот же самый миг к мужу подошла леди Джейн. – Пора домой, – поведала она. – Обед скоро будет готов. Ролло огляделся, высматривая сестру. Марджери нигде не было видно. 2 Едва Фицджеральды отдалились настолько, что уже не могли их услышать, Нед спросил у матери: – Зачем ты согласилась одолжить столько денег сэру Реджинальду? – Потому что иначе он принялся бы строить нам пакости. – Но он может разориться! И тогда мы потеряем все! – Нет, у нас будет аббатство. – Ну да, скопище полуразрушенных домишек! – Здания мне не нужны. – Но тогда… – Нед нахмурился. – Думай, – велела мать. Если здания – помеха, чего же хочет Элис? – Земля? – спросил Нед. – Думай, я сказала. – Аббатство находится в центре города… – Вот именно. Это лучшее место в Кингсбридже, оно стоит куда больше четырех сотен фунтов, особенно для того, кто знает, что с ним делать. – Понятно, – протянул Нед. – И что же ты собираешься делать? Строить дом, как Реджинальд? Элис сморщила нос в гримасе. – К чему мне дворец? Я построю крытый рынок, который станет работать каждый день всю неделю подряд, невзирая на погоду. Стану продавать места торговцам – пекарям, сыроварам, перчаточникам, сапожникам. Рядом с собором такой рынок будет приносить деньги добрую тысячу лет. Ну и ну, подумалось Неду, экое предвидение. Вот почему его матушка славилась своей торговой хваткой. Ему такое и в голову не приходило. Но все равно он продолжал беспокоиться, потому что не доверял Фицджеральдам. Тут ему в голову пришла другая мысль. – Это что, запасной план на случай, если мы потеряем все в Кале? Элис прилагала немалые усилия к тому, чтобы разузнать о происходящем в Кале, но с тех пор, как французы захватили город, новости оттуда перестали поступать. Возможно, французы попросту забрали всю английскую собственность, в том числе забитый товарами склад Уиллардов; возможно, дядюшка Дик со своим семейством уже плывет в Кингсбридж, лишившись всего. Впрочем, Кале процветал исключительно благодаря тому, что англичане вели там торговлю, и вполне может статься, что французский король догадался: разумнее и доходнее позволить чужестранцам торговать и дальше. К несчастью, отсутствие новостей было дурным признаком. Раз никто из англичан пока не вернулся из Кале и не привез никаких вестей, хотя с падения города прошел уже месяц, можно было предположить, что уцелели немногие. – Крытый рынок оправдает себя при любых обстоятельствах, – сказала Элис. – Но ты прав. Думаю, нам понадобится новое дело, если новости из Кале окажутся столь печальными, как все опасаются. Нед кивнул. Он знал за матерью привычку глядеть далеко вперед. – Быть может, ничего не получится, конечно, – продолжала Элис. – Реджинальд не стал бы унижаться и просить у меня денег, не маячь перед ним по-настоящему выгодная сделка. Между тем Нед задумался о другом. Переговоры с Реджинальдом на короткий срок отвлекли его от мыслей о единственном члене семейства Фицджеральдов, который действительно интересовал юношу. Он огляделся по сторонам, всмотрелся в лица прихожан, но Марджери нигде не увидел. Девушка ушла – но Нед твердо знал, куда она направилась. Он двинулся вдоль прохода, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. Погруженный в размышления, он все же восхитился, как всегда, красотою сводов собора, этой каменной музыкой: нижние арки, словно басовые ноты, повторялись в устойчивой мелодии, а те, что поменьше, на галерее и над хорами, мнились высокими нотами в том же напеве. Выйдя наружу, Нед плотнее запахнул плащ и повернул на север, будто бы в направлении кладбища. Снег повалил гуще, белая шапка почти скрыла величественную усыпальницу приора Филиппа. Та была столь велика, что Нед с Марджери частенько укрывались у дальней стены и обжимались, не опасаясь быть замеченными. По преданию, приор Филипп снисходительно взирал с небес на тех, кто предавался плотским наслаждениям, и потому Неду казалось, что душу давно усопшего монаха не потревожат двое молодых людей, целующихся над его могилой. Однако Марджери придумала местечко для встреч получше – и поделилась с Недом своим открытием, когда им удалось переброситься словечком во время службы. Следуя ее указаниям, Нед обошел вокруг недостроенный новый дом Фицджеральдов. Потом остановился, убедился, что за ним никто не следит, и юркнул в дырку в заборе. В новом доме сэра Реджинальда имелись полы, стены, лестницы и крыша, но не было ни дверей, ни окон. Нед вошел в дом и взбежал по парадной лестнице итальянского мрамора на площадку, где его поджидала Марджери. Девушка куталась в большую красную накидку, ее лицо выражало нетерпение. Нед обнял ее, и они прильнули друг и другу и принялись целоваться. Он закрыл глаза, вдохнул запах Марджери, этот теплый и невыразимо приятный запах от кожи на ее шейке. Когда они разомкнули объятия, переводя дыхание, Нед сказал: – Знаешь, я волнуюсь. Моя матушка только что одолжила твоему отцу четыреста фунтов. Марджери пожала плечами. – Они постоянно так делают. – Ссуды оборачиваются ссорами. Нам с тобою это может выйти боком. – И так уже все плохо. Поцелуй меня снова, Нед. Ему доводилось целоваться раньше, но ни одна девчонка не вела себя вот так. Марджери единственная не жеманничала и прямо говорила, чего она хочет. Конечно, от женщин ждут, что они будут повиноваться мужчинам, особенно в телесных отношениях, но Марджери о том как будто не подозревала. – Мне нравится, как ты целуешься, – проговорил Нед чуть погодя. – Кто тебя научил? – Никто меня не учил! Ты за кого меня принимаешь? И потом, разве существует всего один способ? Ты что, подсчеты ведешь? – Ты права, каждая девушка хороша по-своему. Рут Кобли нравится, чтобы ей жали грудь как можно сильнее, чуть ли не до синяков. А Сьюзан Уайт… – Перестань! Я не хочу слышать о других твоих девушках.