У семьи Сильви было дело, которое им поручил сам Господь. Их священным долгом было рассказывать соотечественникам об истинной вере. Это дело они выполняли, печатая и продавая книги, – прежде всего, разумеется, Библию на французском, чтобы каждый грамотный мог прочитать и удостовериться в том, сколь лжива католическая церковь; а также сочинения и комментарии ученых мужей наподобие Эразма, понятно объяснявших, что к чему, ведь многие читатели наверняка затруднятся прийти к правильным выводам. Продавая такие книги, они всякий раз немало рисковали, ибо за это преступление грозила смертная казнь. – С чего ты вообще взял, что мы продаем эти книжки? Закон запрещает, а мы живем по закону. – Приятель-студент сказал, что надо поискать у печатников, только и всего. Обыкновенные слухи. Но дыма-то без огня не бывает. – Пожалуйста, передай ему, что мы таким не занимаемся. – Ладно. – Вид у Пьера был разочарованный. – Разве тебе неведомо, что в мастерские печатников в любое время может ворваться стража в поисках запрещенных книг? Нашу мастерскую обыскивали несколько раз. Хвала небесам, они не нашли, к чему придраться. – Мои поздравления. Пройдя с десяток шагов, Пьер вдруг остановился. – Приятно было познакомиться. Девушка решилась. – Погоди, – сказала она. Большинство покупателей запрещенных книг составляли люди, которых она знала, мужчины и женщины, молившиеся бок о бок с Пало на тайных службах в укромных местечках. Немногочисленные другие допускались в этот круг с одобрения собратьев-единоверцев. Даже это было опасно: если их схватят и будут пытать, они могут выдать всех… С другой стороны, протестанты подвергали себя куда большей опасности, рассказывая всем прочим о своей вере, но только так они могли распространять по свету истинное Писание. Сильви поручали обращать католиков; что ж, вот самый что ни на есть подходящий случай. А если Пьер уйдет, если она позволит ему уйти, то, скорее всего, никогда больше его не увидит. Он казался честным малым. И подошел к ней осторожно, будто бы и впрямь опасался преследования. Он не походил на болтуна, не выглядел ни злонамеренным шутником, ни глупцом, ни пьянчужкой; словом, нет ни малейшего повода его прогонять. Но, быть может, она не спешит его отпускать просто потому, что этот жаждущий обращения – привлекательный молодой человек, который к тому же увлекся ею? Сильви твердо сказала себе, что чувства к делу не относятся. Что ж, стоит, наверное, рискнуть – и положиться на милость Господа. – Приходи днем в лавку, – велела она. – Принеси четыре ливра. Купишь «Латинскую грамматику». И прошу тебя, ни в коем случае не упоминай Эразма. Похоже, Пьера слегка напугала ее прямота, но он ответил: – Договорились. – А вечером отыщи меня на рыбном рынке. – В столь поздний час тут никого не будет. – Принеси с собою «Грамматику». – И что потом? – Доверься Господу. – Сильви отвернулась и ушла, не дожидаясь ответа. По дороге домой она не переставала молиться о том, чтобы ее решение оказалось правильным. Париж делился на три части. Самая крупная из них, которую называли просто – Город, занимала северный, правый берег реки Сены. Поселение на южном, левом берегу уступало Городу размерами и звалось Университетом – или Латинским кварталом, поскольку все студиозусы изъяснялись на латыни. Остров между берегами носил имя Ситэ; именно на нем проживала семья Сильви. Их дом располагался под сенью громадного собора Нотр-Дам. На первом этаже дома находилась лавка, книги хранились в шкафах с запертыми решетчатыми дверцами. Жилые покои размещались на втором этаже. Заднюю часть дома занимала печатная мастерская. Сильви со своей матушкой Изабель по очереди торговали в лавке, а Жиль Пало, муж и отец, не слишком удачливый торговец, трудился в мастерской. Сильви пожарила форель с луком и чесноком в кухоньке наверху и поставила на стол хлеб и вино. Откуда ни возьмись появилась домашняя кошечка Фифи. Сильви кинула ей рыбью голову, и кошка принялась насыщаться, причем начала с глаз рыбы. Сильви продолжала беспокоиться из-за случившегося утром. Придет ли студент, как обещал? Или вместо него явится стража с приказом об аресте всей семьи по обвинению в ереси? Жиль поел первым. Сильви ему прислуживала. Ее отец был крупным мужчиной, крепкие руки и широкие плечи выдавали привычку возиться с тяжелыми дубовыми печатными формами, заполненными литерами из сплава свинца и олова. В дурном настроении отец способен был коротким тычком левой отшвырнуть дочь к дальней стене комнаты, но форель оказалась нежной и вкусной, а потому Жиль пребывал в добром расположении духа. Когда Жиль поел, Сильви спустилась в лавку, отпустив пообедать матушку, а затем поменялась с нею местами, однако есть девушке не хотелось. После обеда Сильви вернулась в лавку. Покупателей не было, и Изабель не преминула спросить у дочери: – Ты чем так озабочена, милая? Сильви рассказала о Пьере Омане. Изабель нахмурилась. – Надо было договориться с ним о новой встрече, узнать его получше, прежде чем приглашать в лавку. – Знаю, мама, но под каким предлогом мне было назначать ему встречу? – Изабель вопросительно поглядела на дочь, и Сильви пояснила: – Сама знаешь, какая из меня кокетка. – Я рада, что у меня правильная дочь, – ответила Изабель. – Ты слишком честна, чтобы кружить головы парням. Ладно, сделанного не воротишь. Таков уж крест, который нам выпало нести. – Надеюсь, он не из тех, кто из-за угрызений совести бежит во всем признаваться исповеднику, – задумчиво проговорила Сильви. – Думаю, он просто испугается и не придет. Сдается мне, вы с ним больше не встретитесь. Сильви ждала совсем другого, но не стала говорить об этом матери. Семейный разговор был прерван приходом покупателя. Сильви изумленно воззрилась на человека, вошедшего в лавку. Большинство посетителей щеголяло дорогими одеяниями, что было легко объяснимо: бедняки не могли позволить себе покупать книги. Однако одежды этого молодого мужчины, пусть благопристойные, были простыми и сильно поношенными. Плотная накидка хранила следы долгих странствий, крепкие башмаки покрывал слой пыли. Он явно забрел сюда по пути откуда-то куда-то и выглядел уставшим и встревоженным. Девушка не могла не посочувствовать незнакомцу. – Мне нужно видеть Жиля Пало, – сказал тот с чужестранным выговором. – Я позову его, – откликнулась Изабель и выскользнула за дверь, что вела из лавки в мастерскую. Сильви стало любопытно. Что могло понадобиться этому страннику от ее отца? Или он желает купить какую-то особенную книгу? – Вы проделали долгий путь? – спросила она, заходя издалека. Прежде чем незнакомец успел ответить, в лавку вошел другой посетитель. Сильви его знала: это был церковник из собора. Нельзя сказать, что семейство Пало лебезило перед священниками, но они старались поддерживать с теми ровные отношения – во всяком случае, Изабель и Сильви старались. Жиль предпочитал отмалчиваться, но он, впрочем, вел себя так со всеми. – Добрый день, архидьякон Рафаил, – сказала Сильви. – Всегда рады вас видеть. Молодой человек в запыленной накидке заметно обеспокоился. Может, у него есть личная причина не любить архидьякона? – У вас есть Псалтырь? – спросил Рафаил. – Конечно. – Сильви отперла шкаф и достала книгу на латыни, предположив, что Рафаил не захочет приобретать текст на французском, пускай тот одобрен богословским факультетом Сорбонны. Должно быть, архидьякону потребовался подарок, ведь у него наверняка есть полная печатная Библия. – Вот, взгляните. Это прекрасный подарок. Тиснение на переплете золотом, печать в два столбца. Рафаил полистал книгу. – Очень красиво. – Пять ливров, – сказала Сильви. – Цена вполне разумная. Обычным людям такая сумма показалась бы занебесной, но архидьяконы – отнюдь не обычные люди. Тут появился третий посетитель, и Сильви сразу узнала в нем Пьера Омана. При виде его улыбчивого лица она ощутила мимолетное удовольствие. Оставалось лишь надеяться, что он проявит должную осмотрительность и не станет трепать языком при посторонних. Будет просто ужасно, если он ляпнет что-нибудь про Эразма в присутствии архидьякона и таинственного незнакомца. Вернулась Изабель. – Мой муж сейчас к вам выйдет, – сообщила она незнакомцу. Потом убедилась, что Сильви обслуживает архидьякона, и повернулась к третьему посетителю. – Что вам показать, мсье? Сильви перехватила материнский взгляд и состроила гримаску, чтобы дать понять, что этот посетитель – тот самый студент, о котором они беседовали ранее. Изабель ответила едва уловимым для стороннего взгляда кивком, показывая, что догадалась. Мать и дочь давным-давно освоили этот безмолвный способ вести разговор, их приучила к тому жизнь рядом с Жилем. – Мне нужна «Латинская грамматика», – сказал Пьер. – Уже несу. – Изабель подошла к нужному шкафу, достала книгу и положила ту на прилавок. Из мастерской вышел Жиль. Поскольку женщины обслуживали двоих посетителей из трех, он здраво предположил, что третий пришел к нему. – Да? – произнес он коротко. Жиль Пало не имел склонности любезничать, потому-то Изабель и старалась не допускать его в лавку. Незнакомец помешкал, явно смущенный многолюдьем в лавке. – Вы вроде хотели меня видеть, нет? – нетерпеливо бросил Жиль. – Э… да… У вас есть библейские истории на французском, с картинками? – Разумеется, есть, – ответил Жиль. – Эта книга продается лучше всех прочих. Могли бы спросить мою жену, чем отвлекать меня от работы. Уже не в первый раз Сильви захотелось, чтобы отец вел себя с покупателями повежливее. Однако и в самом деле странно: незнакомец назвал печатника по имени, а затем обратился с этакой вполне обычной просьбой. Девушка покосилась на мать и заметила, что та нахмурилась, тоже ощутив неправильность происходящего. Улыбчивый Пьер, как углядела Сильви краем глаза, прислушивался к разговору, очевидно заинтересовавшись. Архидьякон сказал ворчливо: – Библейские истории следует выслушивать от своих приходских священников. Если люди будут читать сами, они наверняка составят ошибочное мнение.