— Но если они думают, что могут нас сломать, отняв у нас самое дорогое… если они так думают — ошибаются. Я работал не покладая рук, чтобы построить то, что мы имеем… Ничто не дается даром. Кровь и слезы. Понятно? Слезы и кровь. Но есть принципы. Если кто-то наносит нам удар, мы ответим в десятикратном размере. Важно, чтобы это все поняли. Вместе мы преодолеем все. Понятно? Парни согласно закивали. Конечно, понятно. Конечно, вместе. Как же еще? Вместе мы преодолеем все трудности. Никола не сводил глаз с Исака. Знает ли он, кто убийцы? — И я вас спрашиваю: кто возьмется за это дело добровольно? Кто постарается узнать имена этих подонков и кто их подослал? Никола внезапно вспомнил горящие нестерпимой болью глаза отца Шамона, Эмануеля. И этот его нечеловеческий крик, будто он прощался со всей своей жизнью. Опять заболела голова. Глухие удары в надбровьях, мелкие болезненные вспышки-молнии. Георг Самюель, диплом электрика… осталось всего-то несколько шагов, протяни руку — и вот он. Как гордились бы Тедди и Линда… Босс опустил подбородок и смотрел на него исподлобья, будто прожигал взглядом насквозь. Гипнотизирует, что ли… наверняка гипнотизирует. Никола поднял руку. — Я возьмусь. Исак выдохнул носом и медленно кивнул. Никола тоже выдохнул. Ему сразу стало легче. — Кровь Шамона — моя кровь, — сказал он. — Клянусь жизнью: я их найду и отомщу. Часть 2 Март — апрель 15 Еще в лифте их уже было не оторвать друг от друга. В прихожей швырнули на пол куртки, опрокинули табуретку и так вместе и ввалились в спальню, на ходу срывая одежду. Тедди вошел в нее, и она укусила его за губу. До крови, но он сообразил только позже — увидел ржавые пятна на подушке. С тех пор прошло уже больше месяца… что это было? Будто наткнулись на эротическую противопехотную мину. Из тех, что Амур, отправив в кладовку устаревшие лук и стрелы, раскладывает на одному ему ведомых тропах влюбленных. «Не верю, что у нас может что-то получиться», — благоразумно и с горечью произнес Тедди на выходе из ресторана. Произнес — и внезапно схватил ее и обнял так, что Эмили чуть не задохнулась. Она до сих пор не понимала, чем объяснить такую непоследовательность. Зачем он вообще сказал эту фразу? Мина окончательно взорвалась через две минуты. У него и вправду нет женщины, безразлично подумала Эмили. Через полчаса все повторилось. На этот раз никакой спешки — его пальцы скользили по ее телу, губы прикасались то к шее, то к соскам… он словно изучал доставшееся ему богатство. Будто в первый раз, будто и не было той сумасшедшей ночи в отеле в Испании. И, как и в тот раз, этот странный, плавающий взгляд… плавающий и в то же время сосредоточенный и даже испытующий. Ей показалось, он видит ее насквозь, все ее размышления, все неудачные попытки представить жизнь с Тедди. Не эти роскошные, раз в два года, соития… нет, конечно. Их она как раз представляла без всякого труда. Что тут представлять? Нет, не соития, а, скажем, пятничный вечер, возня в кухне, подруга забежала в гости… как это будет выглядеть? А уж о том, чтобы познакомить его с родителями в Йончёпинге, она даже подумать не могла. Они принадлежали к разным мирам. Но не сейчас. В эти минуты за стеной ее спальни никаких других миров не существовало. Сегодня она в конторе. И надо признаться: ночь с Тедди тогда, в январе, — самое лучшее, что произошло за все это время. Все остальное… безжизненное тело Кати, мерзкая надпись кровью на стене. Эти картинки застряли в голове, казалось, навечно: она не могла работать, за едой откладывала нож и вилку, старалась подавить приступ тошноты. Ночью просыпалась в холодном поту. Отвлечься не получалось — несколько раз попыталась включить Netflix, начала перебирать фильмы и обнаружила, что не понимает, что происходит на экране. Аппетит попросту отсутствовал, месячные сбились, сон… что говорить о сне. Хорошо, если удавалось поспать три-четыре часа. И мелатонин не помогал, хотя она пила его чуть не горстями. Можно было бы попробовать что-то поэффективнее… но нет. Она помнила, с каким трудом заставила себя избавиться от мгновенно развившейся зависимости. Нет, это не для нее. Полиция допрашивала ее трижды. Сначала на месте преступления, а потом дважды — в отделе убийств. Слышали ли вы что-то, когда вошли в подъезд? Может быть, видели кого-то на улице? Была ли Катя еще жива, когда вы вошли в квартиру? Знаете ли вы, чем объяснить негативное отношение Кати к допросам в полиции? На все вопросы один короткий ответ: «нет». Не слышала, не видела, не знаю. Она и в самом деле почти ничего не знала. — А почему вы подозреваете ее сожителя? — спросила Эмили. Следователь посмотрел на нее так, будто она обвинила его в семейной измене. — Данные предварительного расследования засекречены, вы же прекрасно знаете. Позвонила Нина Лей. Плакала — Эмили видела плачущих полицейских только в кино. И что ей сказать? Она кое-как попрощалась с Ниной и два часа просидела за столом, не в силах сдвинуться с места. Могла ли она как-то предотвратить гибель Кати? Ведь именно она, и никто другой, настаивала, чтобы Катя дала свидетельские показания. Через несколько дней позвонила Аннели, секретарша. — Вас спрашивают. — Кто? — Понятия не имею. Некто пожелавший остаться неизвестным. Эмили взяла трубку. Кто-то что-то выкрикнул, потом отвратительный скребущий звук, возбужденные голоса. — Говорите, — сказала она на всякий случай. — Я ничего не слышу. Шум, потом прорвался мужской голос. — Это я. Вы должны мне помочь. — Кто — вы? — Адам. Парень Кати, — напомнил он, будто она могла забыть. — Они собираются меня арестовать. Он тяжело дышал, шум в трубке то усиливался, то ослабевал. — Снюты. Они с самого начала за мной охотятся, ну, после того как… после того, как это случилось. Вы мне нужны, Эмили. Вы должны с ними поговорить. И что на это сказать? — Они меня арестуют. Рано или поздно, — продолжал Адам. — А почему вы сразу им не позвонили? Добровольно? — Я же говорю — они меня арестуют. И признают виновным. Я совершенно раздавлен. Ни минуты не спал. — А вы как-то замешаны в убийстве? Странно: этот не особо доброжелательный вопрос, похоже, успокоил Адама. — Я любил Катю. Но любовь иногда выбирает странные дороги… вы должны мне помочь, Эмили. Вы единственный адвокат, которому я верю. И Катя вам верила. Спасите меня, умоляю. — К сожалению, это невозможно. Мне очень жаль. Это называется конфликт интересов. Запрещено законом. Я по-прежнему числюсь адвокатом Кати, а вы подозреваетесь в ее убийстве. Я не могу представлять обе стороны. — Потому что я работаю в такой отрасли? Эротика и все такое? Фильмы для взрослых? — Нет. Ваша отрасль ни при чем. Я объяснила, почему. Существует адвокатский кодекс, и я обязана ему следовать. В трубке слышались еще какие-то возбужденные голоса. Потом разговор прервался. Короткие гудки. Последний раз она была в фитнес-зале больше месяца назад. Зря. Может, помутнеют эти жуткие картинки на сетчатке. Во всяком случае, попробовать стоит. Правая — левая, хук — аперкот, локоть, правая — левая. Йоссан только головой покачивала, глядя, как Эмили колотит ни в чем не повинные мешки и груши. — Не хотела бы я быть на их месте, — сказала она под конец.