— Курт, мальчик, что случилось? — тревожно спрашивала она, еще не видя ни сына, ни мужа. Соседи успели уже сообщить Марте, что Вольф искусал прохожего. Но вот она подняла глаза — и в тот же миг узнала Крауса. — Ах! — вырвалось у нее. — Мама, наш Вольф набросился на этого господина, — торопясь и глотая слова, перебил ее Курт. — Этот господин, мама… — Да, вот, пожалуйста, полюбуйтесь-ка… — Краус протянул руку и показал темно-красный след полицейской дубинки. Таких следов было много на его теле — они легко могли сойти за укусы. Толпа подалась вперед — все хотели рассмотреть эти следы. — Боже мой! — воскликнула Марта. — Это ужасно! Надо немедленно смазать йодом, перевязать, а то это может загноиться… Я сама, я сама перевяжу вас… — Гм… перевяжете? Что ж, перевяжите. Только поскорей, а то я тороплюсь, — выразительно сказал Краус. Он смотрел на жену. Как она побледнела! А седая прядка — ее не было раньше! Видеть жену и Курта хотя бы вот так, на глазах у полицейских, посреди толпы, — и это было счастье. И Марта тоже смотрела и с болью отмечала сутулость Крауса, его легкий костюм, его посиневшие от холода губы… Она сказала умоляюще: — Я вас прошу, милостивый государь, не пишите жалобу!.. У меня и так довольно горя. Я сию минуту перевяжу вам руку. А если собака порвала ваш костюм, я вам его заштопаю. Только… только для этого вам придется зайти к нам в дом… Она быстро переглянулась с сыном. Глаза мальчика засияли: папа придет домой! — Да-да, мы вас очень, очень просим! — подхватил он. — Я… я даю вам слово, что запру собаку… Никуда не буду ее выпускать. — Даешь слово? Посмотрю я, как ты его сдержишь, — проворчал Краус, мгновенно поняв хитрость Марты и сына. И вот Краус дома. Он с восторгом оглядывает кухню, синие язычки газа пляшут над плитой, и тепло охватывает беглеца. Из чулана доносится вой Вольфа: его заперли, но он скребет лапами дверь и всеми силами хочет прорваться к хозяину. — Вот злая тварь! — говорит, прислушиваясь, полицейский. — Следовало бы его пристрелить, чтоб не бросался на людей. Он порвал брюки Дэрку, — говорит американский солдат. Да, они тоже здесь. Они целой толпой ввалились в дом вслед за Краусом и Мартой. Здесь и Мориц и его мамаша, фрау Зейде, похожая на тощую кошку. Курт готов прибить Морица: этот мальчишка всюду сует нос! — Да у вас и ниток нет подходящих, фрау Марта! И не сможете вы заштопать костюм так, чтобы было незаметно, — приставал он, вертясь возле Крауса и заглядывая ему в лицо. Соседка Зейде тоже подавала советы. Маленькая кухня была полна посторонних людей. И под чужими, враждебными взглядами Марта и Курт суетились возле отца. Марта нарочно возилась со штопкой: может, полицейский и патрульные соскучатся и уйдут? Нет, они не уходили. Они развалились на стульях, им было приятно сидеть у огня, вместо того чтобы дежурить на улице. — Ну и плохо же вы заштопали, фрау Марта! — воскликнул Мориц. — Костюм господина совсем испорчен! — Не вмешивайся, это не твое дело, — остановила его мать. Краус сделал вид, что разглядывает работу. Он промычал что-то неодобрительное и покачал головой. — Не годится? Ох, только прошу вас, не пишите жалобу! — сказала Марта, искусно разыгрывая испуг. — Если… если это вас устроит, я даже могу дать вам взамен костюма куртку моего мужа. — Гм… куртку? Я еще посмотрю, что это за куртка, — сварливо сказал Краус. — Мне нужна куртка для дальнего путешествия, а не какое-то ваше старье. Только в этом случае я не стану писать на вас жалобу. Подумать только: испортили мой лучший праздничный костюм! Марта принесла из спальни его теплую осеннюю куртку. «Умница! Милая!» — думал Краус. — Выдумала тоже; отдавать последнее какому-то проходимцу! — сердито глядя на Крауса, ворчала фрау Зейде. — Молчите, фрау Зейде, я рада отдать ему что угодно, лишь бы он не жаловался в полицию! — громким шепотом, так, чтобы слышал патруль, сказала Марта. Краус надел свою старую куртку. Какая это была теплая, славная куртка! — Кажется, впору, — сказал он, напуская на себя самый недовольный вид. — Ну, ваше счастье, хозяйка! А то я ни за что не простил бы вас. Теперь, пожалуй, можно не писать жалобы… А, как вы думаете, сержант? — обратился он к полицейскому. — Это уж как вы желаете, — отозвался тот, грея руки над плитой. Краус еще раз с любовью посмотрел на жену и сына и направился к двери. — Послушайте, господин, а ваш пиджак? — напомнил, подскочив, Мориц. — Пиджак? Я… скоро пришлю за ним, — ответил Краус. Он открыл дверь. Сейчас он будет на улице, а через час — уже далеко от города. — Эй, а документы? — раздался вдруг окрик полицейского. Краус весь сжался. Он повернул голову, увидел смертельно побледневшую Марту и мальчика, который к ней прижимался. — Какие документы? — медленно выговорил он, выгадывая время. — А вот — забыли в пиджаке. Совсем разнежился в этой куртке, — насмешливо добавил полицейский и протянул Краусу его потертый бумажник, в котором лежал только тюремный номерок. Дверь за Краусом закрылась. Завыл и еще сильнее заскребся лапами Вольф. — В следующий раз я с ним разделаюсь! — сказал патрульный, стукнув сапогом по стенке чулана. — Пристрелю! Даю слово. Маленькая кухня опустела. И когда ушел последним несносный Мориц, Курт и его мать выпустили из чулана верного Вольфа. И никогда еще на долю Вольфа не приходилось столько нежных и горячих слов благодарности за то, что он привел домой отца. _____ 2 Мой брат Валька У нас в доме неодобрительно говорили о тете Лене, которая жила в Ульяновске. Говорили, что она очень неровно относится к своим двум сыновьям: старшего, Шуру, балует и наряжает, как куклу, а младшего, Вальку, тиранит и водит в обносках брата. В то время я читала много сказок, и все злые мачехи в сказках казались мне похожими на тетю Лену. Было жаркое летнее утро, с Волги доносились басовитые пароходные гудки, когда к нам кто-то позвонил. Я выбежала в переднюю. У дверей стоял худенький горбоносый мальчик в поношенной суконной рубашке. Одной белой пуговицы на вороте не хватало, и наружу высовывалась тоненькая, в синих жилках, детская шея. Фуражки на мальчике не было. — Вам чего? — подозрительно спросила бабушка. — Тетю или дядю, — сказал мальчик, не подымая глаз. Голос у него был похож на пароходный гудок — хрипловатый и низкий. — Какую там еще тетю? Бабушка у меня была раздражительная. — Мою… Я ваш… племянник, — отрывисто сказал мальчик. Тут в переднюю вышел отец, и все быстро разъяснилось. Мальчик оказался тем самым Валькой — младшим сыном тети Лены, которого она так невзлюбила. Несправедливость матери довела Вальку до того, что он решил бежать из дому. Еще маленьким он слышал, что в соседнем волжском городе у него есть родня. — Тогда я отдал Исаичу в газетный киоск мою кепку в залог, а он дал мне разные открытки и конверты. Я забрался на пароход, спрятался в трюме, а когда пароход отошел, — вылез и стал торговать открытками и конвертами. Наторговал на билет и на булки — мазза удовольствия! — объяснил Валька. «Мазза удовольствия» он повторял через каждые три-четыре слова и сказал, что у них в Ульяновске так говорит один знаменитый грузчик. Вальку вымыли и повели завтракать. Как он ел! Ох, как он ел!..