– На нашем верху, – со злостью акцентировал внимание Олег. – Вашему московскому руководству это до лампочки. Если ты в отчете этого не подтвердишь, Виктор Иванович получит по яйцам от нашего руководства. – Не подводи шефа, Паша, – опять включился Василий Ефимович. – Это не по-товарищески. У Виктора скоро третий ребенок должен родиться, а он все в однокомнатной квартире ютится. Его за твое участие в операции сразу в очереди на квартиру вперед продвинут. – Во дает, – не выдержал сам Виктор Иванович. – Не ожидал от Васи такого. Он же знает, что ребенок у меня один и квартира двухкомнатная. – Помолчи, – перебил его психолог. – Может, он лучше знает про то, когда у тебя будет третий, – не удержавшись, подколол коллегу Валерий. – Что ты его уговариваешь! – раздался раздраженный голос Олега. – Какой он нам коллега! Знаешь, чем он тут занимался? Вот посмотри. Оперативник подошел к столу и веером рассыпал на нем с десяток черно-белых фотографий. Павел онемел от неожиданности. В постели были засняты он и Светлана. Обнаженные. В разных ракурсах. – Ничего себе выполнял задание наш пострел, – делано удивился Ефимыч. «Фотомонтаж? Непохоже. Кто снимал? Где? Это же наш номер в гостинице». – Мысли хаотично мелькали в голове стажера. – Приложи их, Василий, к рапорту, и в понедельник его уже не будет в нашей системе, – напирал Олег. – Ну зачем парню будущее портить? Может, он одумается, все осознает и вспомнит не только то, как он здесь с местной шалавой развлекался, но и как его вербовал в свое движение гражданин Асмолов. Вспомнит и нам сейчас напишет. Тогда мы подарим ему эти фото и пленку на память. – Жестко. Ничего не скажешь. – В голосе Виктора Ивановича слышалось сочувствие. – Свет в номере был плохой. Еле-еле качество вытянули, – оправдывался столичный психолог. – Я этого писать не буду, – твердо заявил Павел. Он хотел встать, но здоровяк за спиной положил ему на плечи руки и практически воткнул назад в стул. – Сиди. Команды «вольно» не было. – Лучше напиши, Паша, – вкрадчиво советовал Ефимыч. – Олег у нас в гневе буйный. Я его не удержу. – Да мне все равно. – В юноше закипала ярость. – Все. Уперся. Выдержал, – констатировал психолог. – Теперь третий акт балета перепелок. – Каких перепелок? – не понял Виктор Иванович. – Марлезонский балет при дворце французского короля – это и есть балет перепелок. Не отвлекай. – Не кипятись. Остынь. – Ефимыч взял с подноса стакан с водой и выпил его до дна. Налил еще полстакана и предложил Павлу: – Что-то ты возбудился, аж покраснел. Выпей водички. Охолонись. Во рту, наверное, пересохло. – Я бы тоже сейчас промочил горло, – согласился неугомонный Виктор Иванович. – На это и рассчитано. Но не советую это пить, козленочком станешь. – Валерий Рудольфович, не отрываясь, что-то строчил в блокноте. Юноша взял стакан и осушил в два глотка. – Все, понеслось. – Психолог буквально впился взглядом в стекло. – Так, закашлял. Сейчас появится металлический привкус во рту. В голове зашумело, началась расфокусировка глаз, тахикардия. – Вы что, его отравили? – Нет, конечно. Просто сильный сердечный стимулятор. – Так Вася же выпил вместе с ним? – Ефимыч выпил воду из стакана. А препарат был в графине. – Ну и хитры вы… У Павла все поплыло и закружилось перед глазами. – Что с тобой, Савельев? – участливо спросил Василий Ефимович. – Олег, вызывай врача. Паша, ты меня слышишь? Дверь почти сразу распахнулась, и в кабинет вошел человек в белом халате с чемоданчиком. Он проверил реакцию зрачков, пощупал пульс, измерил давление. – Ничего страшного. Перенапряжение. Сейчас все пройдет. – Доктор, может, ему таблетку какую дать? – проявил заботу Василий Ефимович. – Не надо. Сейчас я ему сделаю успокаивающий укол, и все будет хорошо. – Не надо укол, – пролепетал Павел. Но Олег сзади навалился на плечи, а Ефимыч уже закатывал ему рукав рубашки. Боли от укола Фауст не почувствовал. В голове прояснилось. Причем так, что аж в ушах зазвенело. На душе стало легко и радостно. Хотелось улыбаться и шутить с этими милыми людьми. Он любил их и готов был сделать все, что хотели его новые друзья. – Время пошло. У нас пять минут. – Рудольфович посмотрел на часы. – Почему пять? – поинтересовался Виктор Иванович. – Через пять минут действие «сыворотки правды» ослабеет и начнет возвращаться контроль. – А что за препарат? – Тебе секретную формулу назвать? – огрызнулся наблюдатель. – Не надо. Павел был счастлив. Он любил весь мир. Особенно этих милых людей. Они были грубы с ним, но он их давно простил. Они что-то хотят от него? Да пожалуйста. Что-то написать? Все что угодно, если им это нужно. Мешает только маленький, как бы это назвать… Чертик. Точно – чертик. Кто же еще? Он сидит очень глубоко и пищит: «Нет. Не делай этого. Опасность». Волны доброжелательности захлестывают чертенка с головой, но он выныривает, отплевывается и снова противно пищит что-то против. – Паша, Паша, ты меня слышишь? – донеслось до стажера как будто издалека. – Конечно. Хорошо слышу. Как же мне вас не слышать, товарищ? Речь текла легко, свободно, без остановки. Хотелось болтать без передышки. – Как тебя зовут на самом деле? – Так Паша. Вы же сами меня так называли. Так и в паспорте написано, посмотрите. Слова лились потоком. Он не успевал подумать, а они уже бежали. – Кто тебя послал? Чертик теперь не только пищал, но и стал его щекотать. Так смешно. – Как это «кто послал»? Кто, кто. Дед Пихто и бабка с пистолетом. Ха-ха. Виктор Иванович сопел над ухом: – Что это с ним? – Защиту включил. Реагирует на последнее слово, переворачивая его в вопрос или рифмуя в известный стишок или куплет из песни. Короче, тянет время и уводит в сторону. – Рудольфович не сводил глаз со стажера. – Асмолов создает фашистскую банду против власти? – Да, власть – это такая страсть или сласть, у тебя какая масть, Васек, друг? Ха-ха. – Ты же за народ, Паша. Надо написать. За наш советский народ. – Я знаю. Вставай, поднимайся, рабочий народ. Последний парад наступает. – Паша, Паша, помоги нам. Ты же хочешь нам помочь? – Помочь вам? Помогай, каравай, кого хочешь выбирай. – Хорошо, тогда скажи, где ты прятался? У кого провел ночь? – Эта ночь так была коротка. Не болела бы грудь, не страдала б душа. – Слушай, ты классно поешь, парень. Я твой поклонник. Скажи адрес, где ты был. – Мой адрес – не дом и не улица. Мой адрес – Советский Союз. – Правильно. Так мы соседи. Улица? Как называется улица? – Есть улочки тенистые… Виктор Иванович явно болел за Фауста, а не за коллег. – Во дает, парень! Что скажешь, Валера?