– Вот и прекрасно, – ответил за Ратиева начальник разведки округа полковник Потапов. Пусть следуют. – Значит мы просто всего не знаем, – прищурившись то ли констатировал, то ли спросил Гернгросс. – Вероятно, – кивнул Ратиев, – впрочем, как и я. Но текущее решение лежит на поверхности и продиктовано ничем иным, как сложившейся ситуацией. Подготовиться, собраться с силами и одним ударом рассечь англо-японскую анаконду, оставив ее хвост под Харбином, а голову по дороге в Забайкалье. И пусть кусается потом, если сможет. – Со стороны Мукдена, собирая по дороге отставших и бежавших из плена, к нам идет подполковник Леш со своим железным батальоном. Как телеграфирует капитан Варнасов из разведки, вместе с прибившимися у него под рукой уже почти что полк. От Ялу к нам отходят казаки Грибского – почти десять сотен. Через два дня все они будут у Харбина, – прокомментировал ситуацию начальник разведки, – связь с ними постоянная и устойчивая, слава Богу. Могут нанести неожиданный вспомогательный удар там, где англичане с японцами его никак не ждут – с юго-востока. – Мы объединим всю нашу кавалерию в один сводный отряд и ударим строго с юга, – чиркнул по карте ладонью Гернгросс, – таким образом, весь гарнизон противника в Харбине окажется в полукольце… – Ну что ж, придется потерпеть, – встал из-за стола Кондратенко, демонстрируя, что совещание окончено. – А Вас, Иван Дмитриевич, буду рад видеть у себя в любое время… – Да я и сам хотел напроситься к Вам и к Александру Алексеевичу, – Ратиев кивнул генералу Гернгроссу, – хочу участвовать в предстоящем деле. Сил нет, как надоела штабная работа! Я ведь строевой офицер, кавалерист! Могу командовать взводом, сотней, эскадроном… 10 мая 1902 года. Либава. Лейтенант Dalkeith John Charles, слуга двух господ – Royal Navy и Directorate of Military Intelligence, видел эти дома и раньше, когда приезжал в Либаву на рекогносцировку под видом германского любителя местных вод, ходил по улицам, проезжал на коляске по пустынным паркам. Заросшие вековыми липами аллеи невольно притягивали своей нетипичной для портового города тишиной. Русский царь так резко свернул работы по строительству местной крепости, что казалось, рабочие просто отошли на часок на обед и на заброшенных стройках вот-вот снова застучат молотки, завизжат пилы и воцарится весёлая деловая суета. Но эти надежды становились всё призрачнее и не сдерживаемая ничем природа неумолимо заполняла собой трещины пустых фундаментов, обживалась на грудах песка и щебёнки, заглядывала в заколоченные окна недостроенных офицерских флигелей, как неотвратимая старость пожирает лицо и тело некогда молодого, полного жизни и планов человека. Ровные линии проспектов и перспектив, кирпичные тротуары продолжали кричать о своей нерастраченной молодости, задоре и грандиозных планах, не сдаваясь забвению, настойчиво ждали воскрешающего пасхального звона колоколов Морского Собора. Среди всего этого долгостроя зелеными островками выделялись укутанные майской зеленью палисадники мещан и желтели фронтоны особняков зажиточных бюргеров, один из которых стал объектом повышенного внимания лейтенанта английской военной разведки. Вдоволь побуйствовав в первые три дня после оккупации Либавы, британские моряки и гвардейцы были в конце концов призваны к порядку. Неделю в городе восстановливалась более-менее нормальная жизнь – открылись счастливо избежавшие погромов лавочки и магазины, за счет флота Его Величества были заменены огромные витринные окна в местном кафе-шантане, и даже – о, чудо! – начал работать театр. Либавская прима с божественным именем Анна и непроизносимой для англичан фамилией Гжентль-Гжибовская за несколько представлений стала кумиром практически всех английских офицеров, но благосклонно и очень дальновидно приняла ухаживания только одного из них, пройдохи суперинтенданта Lt.Colonel Андерсона, неплохо погревшего свои пухлые ручонки в Трансваале и вовсю разворачивающегося в Прибалтике. После жуткого взрыва на ночном рейде начальство приказало проверить всех русских, контактирующих с офицерами Его Величества. Для срочной инспекции были задействованы все силы и вот лейтенант Dalkeith, профессионал-разведчик, вынужден копаться в грязном белье туземцев, вычисляя степень их опасности и возможной причастности к диверсии. А эта певичка вполне… В её белье поковыряться интересно… Джон был не прочь даже познакомиться с этой дамочкой поближе. У русских мадмуазель Гжентль-Гжибовская тоже пользовалась оглушительным успехом и даже умудрилась очаровать командира порта адмирала Ирецкого. Старикан, по рассказам очевидцев, так увлекся прелестницей, что пропадал в доме Анны неделями, плюнув на все приличия и собственную жену, укатившую два месяца назад в Петербург в оскорбленных чувствах. Теперь место русского адмирала занял этот тыловой боров Андерсон… Господи, как с таким свином ложиться в постель? Загадочная женская душа! Сейчас она тоже с ним, развлекает, показывает местную достопримечательность – Кургауз, «Николаевское купальное заведение с горячими и холодными ваннами». У Джона есть минимум пара часов. Анне принадлежал уютный особнячок с кокетливым эркером и крошечным балкончиком, как будто специально предназначенным для того, чтобы петь под ним серенады. Осмотревшись вокруг и убедившись, что не привлёк ничьего внимания, Джон нырнул за кусты сирени, буйно разросшиеся у входа в особняк и ловко вскрыл дверной замок, мысленно поблагодарив своего боцмана. Выходец из самого лондонского дна, тот промышлял в юности в столичных бандах, чудом избежал каторги, поступив служить на флот, и кое-какими навыками поделился со своим командиром. Прислугу еще утром пригласили в комендатуру и пообещали, что до вечера не отпустят, на этот счет можно было не волноваться и не отвлекаться. Первый этаж лейтенант обследовал быстро – никаких следов мужского и вообще постороннего присутствия, стандартное гнездышко богемной пташки. А вот на втором… В кладовке, примыкающей к спальной комнате, в небрежную кучу были свалены вещи бывшего постояльца, в числе прочих даже адмиральская шинель… Всё сходится. Как рассказывала своему новому содержателю словоохотливая Анна, адмирала Ирецкого выдернули прямо из постели, когда начался обстрел города, а последующая стремительная эвакуация не оставила ни единого шанса вернуться к любовнице за вещами. А возвращаться было за чем! Один дорожный саквояж Fisher’s eiffel стоил того – шикарная вещь, не менее ста фунтов! Джон не удержался, погладил великолепную кожу, щелкнул замками, заглянул внутрь – ничего интересного, стандартный дорожный набор. Закрыл, взял в руки, выпрямился, представляя себя денди… Чёрт, а почему он такой тяжелый, если пустой? Исследование кармашков и отделений не выявило никаких посторонних предметов, пока Джон не ковырнул неожиданно податливое дно… – Неплохо я зашёл, – присвистнул лейтенант, собирая золотые империалы, укрытые за двойной обшивкой, а под ними… Оу, шит! Гербовая бумага с орлами.. Уже через четверть часа лейтенант Dalkeith John Charles стоял на вытяжку перед адмиралом Керзон-Хау, а на обширном, как поле для крокета, столе аккуратно были разложены карты минных полей Финского и Рижского заливов, план обороны Моонзунда, береговые батареи, лоции и другие весьма полезные для Гранд флит документы. Лейтенант чувствовал себя счастливчиком, ухватившим за хвост удачу. Золотые империалы приятно оттягивали карман, лацкан мундира уже готов был украситься свежеобещанным орденом. Джон видел себя выходящим из вагона первого класса на перрон вокзала “Виктория стэйшн”. Жизнь налаживалась! Глава 16. Война и бизнес – точные науки 11 мая 1902. Лондон. Тауэр. Со стороны могло показаться, что в малой гостиной собрались на свое очередное заседание члены привилегированного клуба, умиротворённые и довольные жизнью, коротающие вечер за неспешным обсуждением текущих светских новостей и чтением прессы, если бы не мрачное выражение лиц присутствующих, нетронутые сигары, остывший кофе и газета Berliner Illustrirte Zeitung – детище кайзера, совсем не популярное в лондонских клубах. Это немецкое издание выделялось среди других одной выигрышной деталью – оно являлось флагманом мировой фотожурналистики, как первое массовое, с фотографическими иллюстрациями к статьям. Там, где не хватало фотографий, газета дополняла статьи рисунками своих художников, благодаря чему информация становилась яркой и запоминающейся. Кроме того, Berliner Illustrirte Zeitung славилась завидной оперативностью. Это стало возможным с внедрением в 1901 году технологии офсетной печати и растровой графики, позволившей значительно ускорить процесс набора по сравнению с ранее используемыми деревянными клише. Свежий номер газеты был полностью посвящен Британии и её, скажем честно, не совсем удачному наскоку на Россию. Редактор заботливо собрал все фотоизображения и стилизованные под фотографии рисунки кораблей, поврежденных и потопленных с начала боевых действий. Репортаж заканчивался эффектным рисунком русского художника Верещагина, где, якобы, на фоне острова Сайпан, красовались остовы всех четырех броненосцев эскадры адмирала Сеймура, ушедшие десять дней назад к Бонинам с целью прикончить русского пирата Макарова. Художник весьма творчески подошел к работе. Был виден не только результат боя, но и причины разгрома. Гротескно преувеличенные орудия береговой артиллерии и дымящие в отдалении русские броненосцы давали ясно понять – британскую кильватерную колонну взяли “в два огня”, прижав к мелководью и лишив возможности маневра. А если вспомнить, с какого расстояния русские комендоры обычно открывали огонь, страшно было даже представить, что пришлось пережить морякам Его Величества, терпящим такой обстрел, не имея возможности даже ответить противнику. Статья начиналась с интервью министра иностранных дел Российской империи – вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны: «Россия всегда отрицала, отрицает и будет отрицать голословные обвинения в причастности ко взрыву броненосца «Александра» на Константинопольском рейде. Во-первых, боевая ценность этого броненосца была ничтожной что в британском флоте, что, тем более, в турецком. Во-вторых, Россия вовсе не желала получить помимо Японии, явно идущей на конфликт и готовящейся к нападению на наши дальневосточные владения, еще одного врага, обладающего флотом из тридцати с лишним броненосцев и почти полутора сотен крейсеров. Это нападение, последовавшее за тем самым взрывом, было России абсолютно невыгодно. В-третьих, если бы, как уверяют газеты, Россия хотела предотвратить передачу «Александры» османскому правительству, разве не разумнее было дождаться спуска британского флага, не говоря уже о личном вымпеле Принца Уэльского? Но, может быть, кто-нибудь может поверить, что Россия надеялась выйти сухой из воды? Не держите нас за дураков, господа. Мы хорошо помним историю с броненосцем «Мэн», взорванным на Кубе. Мы помним, как этот взрыв был использован Северо-Американскими Соединенными Штатами для того, чтобы отнять у Испании Кубу и Филиппины. Неужели кто-нибудь в здравом уме может счесть, что у русских такая короткая память? Но мировое сообщество, точнее, пробританские газеты почему-то не задались простым вопросом: выгоден ли этот взрыв России вообще? А если нет, то кому это выгодно? Заметим, что из двух пришедших в Константинополь броненосцев именно “Александра” не подверглась модернизации, тогда как столь же древний «Сьюперб», сменивший имя на данное ему при рождении «Гамадие», получил новейшую артиллерию. Жертвой злоумышленников стал не сильнейший, а слабейший корабль. И вот, воспользовавшись злодеянием, британские адмиралы обвинили в этом Россию и начали войну, надеясь на свой подавляющий перевес в кораблях и экипажах. Правда, потом что-то пошло не так. Выяснилось, что и британские корабли не столь хороши, как казалось поджигателям войны, и выучка британских моряков несколько переоценена. Возможно, почивая на лаврах первой морской нации мира, островитяне забыли, что современный флот требует не только героизма, но высочайшей квалификации и жесточайшей дисциплины. Я не готова судить о квалификации британских моряков до окончания войны – она покажет это со всей очевидностью, но вот дисциплина представляется слабым местом флота Его Величества. И в самом деле, если даже считать, что взрыв «Александры» не имеет никакого отношения к расхлябанности и разгильдяйству, то как объяснить взрыв бронепалубного крейсера «Террибл», стоявшего на входе в Босфор и явно не имевшего на борту «шпионов царя»? А что творилось на Балтике во время боевых действий? Шесть миноносцев, два именных и четыре номерных, и башенный броненосец «Нил» тоже стали жертвами внутренних взрывов. На каждом из них тоже был «шпион царя»?» – Да как она смеет! – взвился Фишер. – Я сам видел эту замаскированную под уголь мину! Мы можем обнародовать… – И нажить себе массу неприятностей, Джек, – скучающим голосом произнес его старый знакомый из разведки. – Я взял со всех участников расследования подписку о неразглашении. Представляете, что начнется, если эта идея зкрадется в голову нашим фениям? Тогда вам придется лично обнюхивать каждый кусок угля, даже те, что приходят из Метрополии… – Мы перейдем на нефть! – воскликнул Фишер. – Вот еще один аргумент – при нефтяном питании котлов никто не сможет учинить подобную пакость! Мы отобьем у русских персидские прииски, и тогда… – Когда? – ласково спросил его король. – Когда именно, Джек? Пока твои «Соверены» не решаются вновь выйти к Бендер-Аббасу, а Средиземноморская эскадра все так же торчит в Босфоре, не в силах пробиться через русские мины, не так ли? Адмирал засопел. Ему так и не удалось настоять на объединении эскадр: турки и датчане заверещали так, что у Первого Лорда адмиралтейства заболели уши. Его Величество продолжил чтение. «А недавний взрыв броненосца «Булварк» на рейде оккупированной британцами Либавы и вовсе заставляет задуматься: на всех ли британских броненосцах есть «шпион царя» или всего лишь на половине?» – Что скажете, Хау? – поинтересовался король, не откладывая газету. – Это очень похоже на «Террибл», сир, – насупился тот. – Взрыв погребов не оставил никакой возможности узнать, что там случилось на самом деле. Могу сказать одно – это была не мина Уайтхеда. Во-первых, корабль стоял с полностью опущенными противоминными сетями, а во-вторых, оба борта выглядят относительно неповрежденными, значит бомбу или пронесли на борт, или прикрепили к днищу. Точнее пока сказать трудно. – Непонятно, как предотвратить такие «внезапные взрывы» в будущем? Но я продолжу. Дальше Её Величество изволит перечислить остальные победы русских: «Маджестик», поймавший в борт сразу две мины Уайтхеда с русских миноносцев, едва доковылявший до Борнхольма. Он годится только на роль брандвахты, как и «Цезарь», «Нил» или «Эмпресс оф Индиа»… Бедняга «Худ», погибший от одного-единственного попадания в крышу башни, «Рипалс» и «Рамиллиес», получившие свои фугасы в открытые барбеты. В результате наши силы в Персидском заливе в лучшем случае сравнялись, а в худшем… – Русские планируют вернуть «Апраксина» в строй в конце следующей недели. Как раз к подходу «Иррезистебла» и «Имплакэбла». Тогда их будет шесть против наших семи или, с учетом повреждений «Эмпресс оф Индиа», против шести, – проинформировал всех начальник разведки. – К счастью, жертва «Полифемуса» не была напрасной и седьмой русский броненосец не подлежит восстановлению. Но снятые с него двенадцатидюймовые орудия уже устанавливаются на батареях Ормузского пролива. – Прекрасная новость, – саркастически произнес король. – «Санс Парейль» и «Хиро» – не столь тяжелая потеря, а про «Конкерора» русские, похоже, и не знают… «Энсон» – уже хуже, но тоже терпимо… Самое интересное мой племянник приберег в Бонинском архипелаге: «Ринаун», «Центурион», «Барфлер» и «Бленхейм». Мы что-то знаем об этом, Чарльз? – Дальневосточная летучая эскадра была отправлена на поиск базы русских. Мы предполагаем, что она находится на Бонинах, но нам нужны точные подтверждения. – Похоже, мы их получили, – вздохнул король, – хотя и таким оригинальным образом. Кто-нибудь верит, что Berliner Illustrirte Zeitung врет и наши броненосцы вернутся? – Они уже соврали, что русские имеют отношение к взрывам на наших кораблях! – взвился Фишер. – Они и не утверждали этого, – спокойно ответил король. – Более того, в статье есть одна примечательная фраза: «Если тебя в чем-то незаслуженно обвиняют – возможно, имеет смысл действительно заслужить это». Начальник разведки поднял палец и взгляды присутствующих направились к нему. – Если не ошибаюсь, Джек, – обратился он к Фишеру, – от решительного прорыва в Черное море тебя удерживал только русский «Потемкин»? – Да, сэр. Пока и мы, и японцы в море несем основные потери от артиллерии русских калибром именно в двенадцать дюймов… Если, конечно, не учитывать летучую эскадру: я надеюсь, что царь все же привирает. «Фудзи» был взорван снарядом с «Трех Святителей», «Худ» и «Рипалс» тоже пали жертвами двенадцатидюймового калибра «Наварина» и «Чесмы», «Идзумо», «Асаму» и «Адзуму» поймал «Ретвизан», которого японцы ошибочно приняли за «Пересвет», да и «Микаса» поврежден именно крупным калибром. На долю девятидюймовок приходится лишь «Рамиллиес», да и то неточно, и два наших устаревших броненосных крейсера. Так что, не будь на Черном море «Потемкина»… Полагаю, с девятидюймовками, что больше пристали крейсерам, чем броненосцам, мы как-нибудь справимся, даже несмотря на их возмутительную дальнобойность и количество взрывчатки в снарядах. В конце концов, мы имеем преимущество в три узла хода. Стоит нам прорваться за минные банки, мы настигнем русских и поквитаемся за всё, как только выйдем на дистанцию эффективного огня своих орудий. Но «Потемкин»… – Его уже нет, Джек. Мы проверили информацию трижды, через разные источники: его уже нет. Он, знаешь ли, тоже внезапно взорвался. Совсем как «Террибл». Или «Нил». Или «Булварк». – Не желаю знать деталей, – скучным голосом произнес король. – Но я очень, очень хочу услышать об успехах моего флота в ближайшее время, потому что скоро может стать слишком поздно. Нам и так пришлось обратиться за помощью к заокеанским «кузенам», а это может выйти Империи неприемлемо дорого… В расчетной конторе (Pay Office) британского флота на Брод-стрит в это же время. – Двадцать четыре двенадцатидюймовых орудия? Это не тот кролик, которого можно так вот запросто достать из «Стетсона», сэр, – Третий Лорд Адмиралтейства был признателен американцу хотя бы за то, что тот не положил прямо на стол ноги в ковбойских сапогах. – Хотя достать тридцать два ствола было бы еще труднее. Эти восемь пушек… Вы ограбили итальяшек, не так ли?