– Ты не пожалеешь. – Как красиво, – выпаливаю я на одном дыхании, когда мы карабкаемся по очередным валунам на край горы. Я пытаюсь взобраться на скалу, мышцы протестующе ноют, а голеней касается мох. Шон сзади следит за каждым моим движением. Я опускаю взгляд вниз и наблюдаю, как он, касаясь кожи дыханием, придерживает меня за бедра на случай, если я оступлюсь. – Не могу не согласиться. – Он придерживает меня за задницу, помогая перелезть через большой валун. Я перебираюсь и чувствую, как подкашиваются ноги от явного намека в его голосе. – Куда ты меня ведешь? – спрашиваю я и, сделав последний шаг, любуюсь видом. Шон поднимается следующим, за спиной у него висит огромный, тяжелый рюкзак, который вообще не мешает ему подниматься. Шон хватает меня за руку и переплетает наши пальцы. – Теперь уже недалеко. Смотрю на часы. Я должна встретиться за ужином с Романом, и меня бесит, что я до сих пор при мысли о нем испытываю тревогу. Мне будто снова одиннадцать лет. После нескольких трапез нам все также неловко, как и в первые дни после моего приезда. – Сколько времени? – спрашивает Шон, стрельнув глазами в мою сторону. – Еще рано. – Куда-то спешишь? – Нет, извини, просто дело в моем отце. – Я встревоженно вздыхаю. – Должна с ним поужинать. – Но ужин еще нескоро. – Верно, – произношу я так, что мой ответ больше похож на вопрос. – Значит, сейчас ты свободна, здесь и со мной. Я останавливаюсь и хмурю брови. – А-га-а. – Значит, ты и должна быть тут, со мной. – Так и есть. – Это вопрос? – Нет. Я же с тобой. – Но думаешь о своем отце. – Ничего не могу с собой поделать. – Уверена в этом? Я хмурюсь. – Это тест? – Как поется в гимне: «Над землей свободных и домом храбрых», – бормочет Шон, на ходу качая головой. – Да, и правда. – Я иду за ним. – К чему ты клонишь? Шон снова поворачивается ко мне. – Я про то, что это страна умственно ущербных, зависимых от электроники рабов, которым промыли мозги средствами массовой информации. – Ты только что меня оскорбил. И, думаю, сильно. – Извини, просто уточняю. Зачем тратить текущее время на беспокойство о будущем? – Текущее время? – Это единственно важная мера времени. Время само по себе невидимая линия, мерило, которое придумали люди. Ты и сама это знаешь. И хотя время помогает ориентироваться, но оно все же способно вызвать дикий стресс, потому что ты позволяешь ему собой управлять. Даже не смею опровергнуть его правоту. Мысли об ужине с Романом портят мне времяпровождение с Шоном. – Ладно, извини. – Не извиняйся. Просто не давай времени властвовать над тобой. Настоящее – это настоящее, будущее тоже когда-нибудь станет настоящим. Не будь рабом, помешавшимся из-за попыток подогнать себя под время. Настоящее – единственное, что тебе подвластно, но даже так это всего лишь иллюзия. – Странный ты человек, – смеюсь я и качаю головой. – Возможно. Или, возможно, всем уже нахрен пора очнуться и освободиться от коммерческого строя. Но люди не перестанут это делать, потому что им слишком удобно в своих пуховых одеялках, купленных через рекламу в «Инстаграме». – А теперь ты намекаешь, что я слишком удобно устроилась? – Смотря по обстоятельствам. – Он берет меня за руку, медленно расстегивает мои часы, бросает их на землю и разбивает вдребезги одним ударом ботинка. – Охренеть! – Открыв рот как рыба, я таращусь на него. – Это невежливо! – Что ты теперь чувствуешь? Я поднимаю с земли разбитые часы и честно отвечаю: – Мне обидно. – Да, но сколько сейчас времени? – Как видишь, теперь я понятия не имею, – огрызаюсь я и запихиваю уже бесполезные часы в шорты. – Поздравляю, малышка, это свобода. – Она нереальна. – Для тебя. Ты еще живешь по расписанию, – Шон прижимает палец к моему виску, – вот здесь. – Я поняла. Ты намекаешь, что мне нужно передохнуть, бла-бла-бла. Вот только был же менее болезненный способ донести свою точку зрения. – Да, но ты не понимаешь, тебе нужно перестроить свой мозг. Готов поспорить, ты бы обозначила границу, если бы я попытался разбить ботинком и твой телефон. – Ты чертовски прав, так я бы и сделала. – Почему? – Потому что мне он нужен. – Для чего? – Для… всего. Шон вытаскивает из кармана сигарету, поджигает и, зажав пальцами, тыкает ею в мою сторону. – Задумайся всерьез. Сколько раз за сегодняшний день тебе понадобился телефон? – Например, он понадобился, чтобы написать тебе ответ. – Я легко мог позвонить в дверной звонок. Но я знаю, что ты бы ответила до того, как открыла дверь, и знаешь почему? – Я сидела в телефоне. Шон кивает. Он возобновляет наш поход, и я с неохотой иду за ним, все еще обижаясь из-за часов. – Полагаю, у тебя нет страничек в соцсетях? Шон вздыхает. – Нахрен мне это. Худшее, что мы вообще могли сделать, – это дать всем микрофон и место, где можно им воспользоваться. – Почему? Он останавливается на поляне и поворачивается ко мне. В его глазах ни намека на веселье. – Сотня самых простых причин.