11 После этого Люк начал пристально следить за домом «спортсменов». Раньше он просто смотрел в отдушины рано утром и в конце дня, когда можно было увидеть людей. Но лицо в окне он заметил в два часа дня. Может быть, тот ребёнок тоже знал распорядок жизни местных жителей и переставал прятаться, считая, что он в безопасности. За три долгих дня ничего нового Люк не увидел. На четвертый день его терпение было вознаграждено: в одиннадцать часов край жалюзи в одном окне быстро приподнялся и упал. На седьмой день жалюзи в нижнем окне остались утром подняты. Люк увидел, как в 9:07 в комнате зажгли и выключили свет, прошло целых два часа после отъезда последнего из «спортсменов». Через полчаса к дому на красной машине подъехала мать мальчиков и зашла в дом. Через две минуты жалюзи опустились, закрывая окно, и она уехала. Тринадцатый день оказался не по сезону тёплым, и Люк на своём чердаке взмок. Некоторые окна в доме «спортсменов» оставили открытыми, хотя с опущенными жалюзи. Пару раз шторы качнуло ветерком. Люк заметил, что то в одних, то в других комнатах в течение дня горел свет. Один раз он увидел мерцание телеэкрана. Сомнений не осталось: в доме «спортсменов» кто-то прятался. Вот только он не знал, что с этим делать. 12 Пришло время убирать урожай. Мэтью с Марком на время перестали ходить в школу, чтобы помочь отцу в поле, и все трое работали не покладая рук с рассвета до полуночи. На фабрике, куда устроилась мать, тоже наступили горячие деньки, и ей, как и другим работницам, приходилось каждый день задерживаться на два, а то и на три часа. Она принесла Люку в комнату запас еды, чтобы подкрепиться, пока остальных не было дома. – Смотри-ка! – весело объявила она, выстраивая рядком коробки с крекерами и пакеты с фруктами. – С этим ты не заскучаешь. – А её глаза будто умоляли потерпеть. – С этим точно пробьёмся, – стараясь держаться бодрячком, подтвердил он. Теперь за особняком «спортсменов» он наблюдал только иногда. Какие ещё требовались доказательства? Ну нашёлся ещё один третий ребёнок, и что? Что хорошего это дало? А чего он ожидал? Что тот прибежит к нему во двор и позовёт играть? Люк в одиночестве жевал яблоки. Хрустел крекерами. И всё же вопреки всем страхам в голове зрела безумная мысль, ежедневно обрастающая новыми подробностями. А не пробраться ли в тот особняк и познакомиться с ещё одним третьим ребёнком? Почему бы и нет. Теоретически вполне возможно. Теперь он целыми днями разрабатывал маршрут. Пересекая свой двор, он будет прятаться в кустах и за сараем. Отсюда до ближайшего дерева во дворе «спортсменов» всего шесть футов. Такое расстояние можно даже проползти. Дальше его прикроет забор между участком «спортсменов» и их соседей, «любителей птиц», тут и скворечники очень кстати. И до самого дома останется каких-то три шага. Задняя дверь у них раздвижная, стеклянная, и в тёплую погоду её оставляли открытой, задвигая лишь москитную сетку. Он сможет войти в дом. Только вот хватит ли ему смелости? Нет, конечно, но всё же, всё же… Выглянув в отдушины, он вдруг обратил внимание, что кленовые листья покраснели, пожелтели, и запаниковал. Где же он будет прятаться, перебегая к заветной цели? Если ещё проканителиться, все листья опадут. По утрам он просыпался в холодном поту с мыслью: может, сегодня? Может, осмелюсь? От страха накатывала тошнота. В начале октября трое суток подряд лил дождь, и он почти успокоился, в такие дни лучше не выходить, нечего и думать. На сырой земле остаются следы. Да и отец с Мэтью и Марком не дали бы, они целыми днями слонялись по дому и сараю, ворча, что выйти в поле нет никакой возможности. Наконец дождь перестал, поля просохли, и отец со старшими братьями вернулись к комбайну и тракторам на участках вдали от дома. Земля в обоих дворах высохла. Погода наладилась, потеплело, и соседи оставили раздвижную стеклянную дверь открытой. Дожди не успели сбить все листья с деревьев во дворе, отложив расправу до следующего раза. На третий день после дождей Люк наблюдал, как соседи разъезжаются по делам, и у него неприятно свело живот. Он вдруг ясно понял, что если идти, то сегодня. Не ждать же до весны? Да такого он просто не вытерпит. Он прилип к отдушине: в машинах и на школьном автобусе уехало двадцать восемь человек. Дрожащими руками царапал палочки на стене и пересчитывал – один раз, второй, третий. Двадцать восемь. Да. Двадцать восемь. Магическое число. Кровь прилила к голове, запульсировала в висках. Он двигался как во сне. Слез со стремянки. Спустился по лестнице. И вышел через заднюю дверь. 13 Он уже забыл, каким бывает свежий воздух, наполняющий нос и лёгкие. И настроение сразу поднялось. Постоял немного, прижимаясь спиной к дому, просто дыша. И время, проведённое взаперти, показалось ему сном. Он представил себя зверьком, который по недомыслию впал в спячку в тёплое время года. Последним настоящим событием в его жизни был зов матери, когда начали вырубать лес. Настоящая жизнь была здесь, на улице. Однако снаружи подстерегала опасность. И чем дольше он тянул, тем больше рисковал. Он заставил себя пригнуться и, где почти ползком, где короткими перебежками вдоль дома, кустов и сарая, двинулся по двору. У сарая немного замешкался, рассматривая будто бесконечное поле до деревьев на границе между их двором и соседским. «Все уехали, – напомнил он себе. – Ни одна живая душа тебя не увидит». И всё равно задержался, глядя под ноги, на остроконечные травинки. Всю жизнь его учили опасаться открытого пространства, подобного тому, что лежало перед ним сейчас. Сюда выходили десятки окон. Он ни разу не рисковал появляться на открытых пространствах, даже если там не было ни души. Прикрытый тенью сарая, Люк сделал шаг вперёд. И тут же вернулся. Обернулся и посмотрел на родительский дом, такой надёжный и безопасный. Его убежище. В голове звучал голос матери: «Люк! Домой. Сейчас же». Голос показался ему таким живым, что напомнил об одной старой книге о телепатии, хранившейся на чердаке. Если ты в опасности, то те, кто тебя по-настоящему любит, могут докричаться за сотню миль. Надо вернуться. Рисковать ни к чему. Глядя вперёд, на соседский особняк, Люк тяжело вздохнул, потом снова оглянулся на родной дом. Представил, как возвращается, устало тащится наверх по старой лестнице, заходит в знакомую комнату, смотрит на надоевшие стены. Нет, это не убежище. Это тюрьма. И пока не передумал, помчался бегом, бездумно проносясь по траве не останавливаясь, чтобы осмотреться, в тени деревьев. Подскочил прямо к двери соседского дома и потянул за сетчатую дверь. Закрыто. 14 Разрабатывая планы, Люк даже представить себе не мог, что дверь с москитной сеткой может быть заперта. А ведь знал, что родители запирали дом на ночь, когда не забывали, но для него двери в родном доме всегда были открыты. А в чужих ему бывать не приходилось. – Вот дурак, – пробормотал он. Он сильнее дёрнул дверь, но никак не мог сосредоточиться и найти замок. С каждой секундой от страха кожа покрывалась мурашками. Он в жизни не был так уязвим, как сейчас. Скорее, скорее, скорее. Надо спрятаться… Дверь не поддавалась. Придётся возвращаться. «Беги», – диктовал мозг. А пальцы пробивались к замку. Он оттянул сетку от рамы и просунул в отверстие руку. Сетка оцарапала кожу, но его это не остановило. Оттянул защелку изнутри и услышал, как она щелкнула. Потом тихонько отворил дверь и, отодвинув жалюзи, вошёл в дом. Даже с опущенными жалюзи на окнах в комнате было светло и легко дышалось. Всё было новёхоньким: от свежевыкрашенных стен, блестящих стеклянных столешниц до гладких полов. Люк осмотрелся. В родном доме мебель сохранилась с незапамятных времён и давно утратила изначальный цвет и дизайн. Например, и диван, бывший когда-то оранжевым, и стулья с зелёной обивкой постепенно приобрели одинаковый грязно-коричневый оттенок. В этой комнате всё было по-другому. Люку вспомнилось слово, которое он никогда не слышал, только читал: «первозданное». По белым коврам не ходили в сапогах, испачканных навозом. А на нежно-голубые диваны не садились в пыльных джинсах. Сражённый наповал, он так бы и застыл в дверях, если бы из другой комнаты не донёсся кашель. Потом послышался странный звук: «би-би-бип». Люк на цыпочках пошёл вперёд. Была не была. Лучшая защита – нападение. Потом гудки превратились в гул, исходящий от комнаты в самом конце длинного коридора. Затаив дыхание, он остановился перед дверью и собирался с духом, чтобы заглянуть в щёлку. Сердце едва не выпрыгивало из груди. Ещё не поздно повернуть назад, улизнуть незамеченным, вернуться в родимый дом, на чердак к прежней безопасной жизни. Вот только так и будет гадать… Люк наклонился, медленно приоткрывая дверь и увеличивая обзор, пока не увидел комнату.