Рэчет опять осклабился: — Кейт — это грейт,[2] классная девчонка. Я от нее без ума. — Эй, чуваки! — Клык повышает голос. — Кейт права. Умерьте свой пыл. Мы здесь с вами не для того собрались, чтобы силами меряться и крутизну свою демонстрировать. Мы все разные. Пора понять, я потому вас и выбрал из всех, кто в блоге в команду просился. Кто одолеет Рэчета, не осилит Звезду. И наоборот. Звезда ухмыльнулась, а Клык откашлялся. Он терпеть не может лишних разговоров. А оказывается, без Максовых речей командиру не обойтись. Он вообще в последнее время про Макс многое понимать начал. — Это значит, нам вместе труднее работать. Но придется вам друг к другу приспособиться. И ко всем членам команды относиться с уважением. А коли вы этого сделать не можете или не хотите — милости прошу, на выход. Не обижайтесь, но здесь такие не ко двору. Ребята опешили. Клык это нутром чует. Он переводит глаза с одного лица на другое. Никто не шевельнулся. — Значит, братство Клыка? — подает Рэчет голос с пола. — Я за, браток! Девчонки тоже согласно кивают. — Вот и порядок! — умиротворенно подытоживает Клык. — Какой еще порядок? — послышался за его спиной голос Макс. И сердце у Клыка чуть не остановилось. 23 Резко обернувшись, Клык увидел в дверях ЕЕ. На губах играет хорошо знакомая сардоническая усмешка. — Порядок… С некоторыми деталями, необходимыми для совместной работы. — Он с трудом ворочает языком. В груди защемило. Сердце остановилось. Но он взял себя в руки. — Ты откуда прилетела? Макс сощурилась и махнула рукой на небо. Повела плечами, видно, поправляя крылья под большой, размера на три великоватой ветровкой. — Мы ведь здесь договаривались встретиться? — Она оценивающе обвела глазами новую «стаю» Клыка. — Здесь. — Клык перевел дыхание. Господи, спаси и сохрани! У нее даже запах знакомый. — Сколько лет — сколько зим. — И сколько же? — Макс наклонила голову набок и смерила его взглядом. — Мне лично кажется, будто вчера расстались. Клык вздохнул. Может, он просчитался? Недооценил, как он на нее среагирует? Да… Похоже, здорово недооценил… Макс перекинула за плечи каштановые кудри. Клыку бросились в глаза красные мелированные пряди. Если бы не они, Макс была бы точно такой же. Такой же, как Макс, с которой он всего неделю назад расстался в Колорадо. Интересно, что она сейчас делает? И что бы она сказала про его союз с… этой? С ее вторым «я»? С ее клоном, Макс-2? — Привет, я Кейт. — Кейт протягивает руку. Макс взглянула на нее. Медленно взяла руку и пожала. Ее губы снова тронула кривая усмешка. Губы Макс, губы, столько раз целованные Клыком. В висках у него застучало. Надо проветриться. Надо снова взять ситуацию под контроль. Самое неприятное — эта Макс прекрасно знает, что он думает. Мысли его читает. И, кажись, над ним потешается. — А это Звезда. — Кейт показывает на подругу. — А там — Рэчет. Рэчет поцокал языком и поднялся с пола, однако рук из карманов куртки не вынул. — Грива у тебя — что надо. Ты ее в крови, что ль, искупала? Если в крови — круто. Макс оставляет его комментарии без внимания. — А тебя как зовут? — вежливо интересуется Звезда. Но за проведенные с ней двадцать четыре часа Клык уже научился под ее вежливостью распознавать нотки угрозы. — Ее зовут… — начал было Клык, но Макс-2 его перебила: — Меня зовут Майя. Она сунула руки в карманы и уселась на кровать. Клык вытаращил на нее глаза. Значит, она имя сменила? И правильно сделала. — Ты что, кореш? — Рэчет ткнул его локтем вбок. — Что-то ты, брат, позеленел маленько. Клык кивнул, избегая взгляда Майи. — Порядок. Просто мы давно друг друга знаем. Рэчет глазеет на кончики ее крыльев, вылезающих из-под ветровки. — Можешь не объяснять. — Он присвистнул. — Просек. Вы, видно, прежде в «Лебедином Озере» танец любви вытанцовывали. А теперь озерцо-то ваше подмерзло. Я и сам, — он глянул на Кейт, — от чудо-женщин голову теряю. Краска бросилась Кейт в лицо, а Звезда с презрением фыркнула: — Не придавить ли его еще разок коленкой, да посильнее? Майя рассмеялась: — Хорошенькую ты собрал себе компашку. Клык выдавил из себя улыбку и кивнул. Его затея обернулась ошибкой. Огромной ошибкой. Книга вторая Мир, любовь и разрушение человечества. Это совсем не смешно 24 — Ты каких-нибудь охранников видишь? — спрашиваю я Дилана. Я все еще не оправилась от очередного совпадения наших мыслей. Но ему об этом знать лишнее… — Нет пока. Но не может же быть, чтоб охраны совсем не было. Они наверняка где-то там. У нас какие планы? Сразу на крышу сесть или сначала в пустыне приземлиться, а потом по земле в Школу проникнуть? — Давай сразу на крышу. Он кивает, и я в очередной раз раздражаюсь из-за его покладистости. Но кто же нам позволит свалиться с небес на крышу засекреченного учреждения? Не случалось еще со мной такого, чтобы мне что-нибудь на блюдечке с голубой каемочкой преподносили. И нечего было губу раскатывать. Мы всего-то до трехсот футов опуститься успели, как люк на крыше открылся и наружу выскочил отряд ниндзя. Как и положено, все в черном, и лица капюшонами закрыты. Все как один вскинули на плечо винтовки и прицелились. — Уклоняемся, но не отступаем, — успела крикнуть я Дилану, взвиваясь в небо. Но его и предупреждать не надо — он уже один в один повторяет все мои зигзаги. Пуля просвистела над ухом. Видно, винтовки у них дальнобойные. — Макс, опасность! — Дилан дернул меня за руку, круто отбросив влево. Спасибо ему — спас мою голову от следующей пули. Что не мешает мне ощетиниться. Он робко отпускает мою руку и бормочет извиняющимся голосом: — Я просто видел, как один в тебя целился. С этой высоты охранники на крыше похожи на едва различимые черточки. Еще сотня футов вверх — и для меня они и вовсе станут неразличимы. — Чертовы белохалатники! — заорала я, хотя те, кто на крыше, все в черном. — Думаете, вы можете жизнь создавать, так вам ее и разрушать дозволено?! Дилан, прищурившись, смотрит вниз: — Подожди-ка. Это не белохалатники. Это даже не взрослые. Похоже, это дети… — Да прекрати, — запротестовала я. — Они, может, просто коротышки какие-то… — Да нет же. Я их вижу! — Дилан заводится все больше и больше. — Я их под масками вижу. Это дети, Макс. Я абсолютно уверен. Но хуже того… Они безглазые. — Чего? — выдохнула я.