— Этот воин бегает как ветер, и еще никому из бегунов не удавалось его опередить! Может, ты сразу скажешь своему спутнику, чтобы он сдался без борьбы? — Нет. — Он умер бы быстро и без позора. — Разве не больший позор сдаться, не сражаясь? Разве ты не называл неодолимым Красную Рыбу и не говорил, что Большая Стопа задушит своего противника за пару минут? Ты думаешь, Скачущий Олень будет счастливее их, так гордо начинавших, но так тихо и скромно закончивших и убравшихся прочь? — Уфф! — воскликнул Скачущий Олень. — Я состязался с оленем! Олд Шеттерхэнд посмотрел на него внимательнее. Да, краснокожий по строению был прирожденный бегун, и его ноги, конечно, могли без устали покрыть большие расстояния. Но количество мозгов в его голове, похоже, никак не соответствовало длине ног. Хромой Френк тоже приблизился и взглянул на Оленя. — Что думаешь о нем? — спросил Олд Шеттерхэнд. — Вылитый болван из Мейссена 47, который выпучил глаза перед блесткой жира в супе и не может найти бульона! — ответил в своей манере маленький саксонец. — Ты думаешь, что сможешь с ним состязаться? — Хм! Что касается его ног, то они в три раза длиннее моих. Но относительно серого вещества — надеюсь, у меня его не меньше. Давайте сначала попробуем узнать, на какую дистанцию будет бег. Может быть, головой я пробегу лучше и быстрее, нежели он ногами. Олд Шеттерхэнд снова повернулся к вождю: — Уже известно, где пройдут состязания по бегу? — Да. Идем, я покажу тебе. Олд Шеттерхэнд и Хромой Френк последовали за ним, выйдя из круга индейцев. Скачущий Олень остался позади — ему цель давно была известна. Вождь указал на юг и сказал: — Видишь дерево, которое стоит на полпути к лесу? — Да. — Они должны бежать до него. Победит тот, кто три раза обежит вокруг и вернется первым. Хромой Френк прикинул на глаз расстояние, а также оглядел удаленные южные окрестности, после чего заметил на английском, на котором он, как известно, разговаривал более правильно, чем на своем родном. — Надеюсь, что честность будут соблюдать обе стороны. — Ты хочешь сказать, что нас можно обвинить в нечестности? — повысил голос вождь. — Да. — Я ведь могу убить тебя за эти слова! — Попробуй! Пули моего револьвера быстрее, чем твоя рука. Разве не разворачивался Большая Стопа, хотя ему это было запрещено? Разве это честно? — Это была хитрость. — Вот как! А подобная хитрость разрешена? Вождь задумался. Скажи он «да», оправдал бы тем самым поведение Большой Стопы, и, быть может, дал бы повод пуститься на хитрости Скачущему Оленю. Эти белые совершили гораздо большее, чем можно было от них ожидать. А вдруг и малыш также хороший бегун. Тогда, пожалуй, не будет лишним дать отступные его краснокожему противнику. Поэтому он ответил: — Хитрость — это не обман. Зачем ее запрещать? — А разве может она освободить от выполнения условий? — Нет, их надо точно соблюдать. — Тогда я согласен и готов начать бега. Откуда начнем? — Я воткну копье там, где начнется и закончится бег. Вождь на короткое время удалился, и белые остались одни. — Пожалуй, у тебя есть идея? — осведомился Олд Шеттерхэнд. — Да. По мне видно? — Конечно, ведь ты тихо посмеиваешься про себя. — Это просто умора! Вождь хочет навредить мне своей хитростью, а на самом деле сослужит огромнейшую службу! — Каким образом? — Сейчас услышите. Что это за дерево, вокруг которого мы должны сделать три круга? — Кажется, бук. — Взгляните-ка дальше налево — там стоит еще одно дерево, но расположено оно почти в два раза дальше. Что это? — Ель. — Прекрасно. Куда же мы должны бежать? — К буку. — А я помчусь прямо к ели. — Ты обезумел! — Нет. К буку я побегу головой, а ногами — к ели, хотя туда и в два раза дальше. — Зачем? — не понимал Олд Шеттерхэнд. — Потом увидите и порадуетесь! Полагаю, что не обманусь в своих ожиданиях. Когда я гляжу на фасад этого Скачущего Оленя, понимаю, что ошибки быть не может. — Будь осторожен, Френк! Речь идет о твоей жизни! — Ну, если речь идет только о жизни, мне вообще не стоит напрягаться. Если бы меня победили, я все равно остался бы в живых. Большая Стопа должен умереть, да и вождя вы тоже уложите, так что я мог бы быть выкуплен в обмен на этих двух. Стало быть, за мою жизнь не стоит опасаться, но речь идет о чести и репутации! Разве можно позволить, чтобы позже в истории последней четверти девятнадцатого столетия прочитали, как меня, Хромого Френка из Морицбурга, обскакал такой вот индеец с физией мерина? Я не допущу, чтобы обо мне говорили подобное! — Но поясни мне хотя бы свое намерение. Может быть, я дам тебе дельный совет! — Покорнейше благодарю! Я уже сам себе посоветовал и хочу собственноручно разработать мое изобретение. Только скажите мне одно — как называется ель на языке юта? — Овомб. — Овомб? Странное название! А как прозвучало бы короткое предложение «к той ели»? — Инч овомб. — Еще короче, всего два слова! Уж их я не забуду. — Как же связано это «инч овомб» с твоим планом? — Это путеводная звезда в моем беге на длинную дистанцию. Но, тише! Вождь идет! Большой Волк снова подошел к ним. Он воткнул копье в мягкий грунт и объявил, что «бег на смерть» начинается. — А какая одежда? — уточнил Хромой Френк. — Любая. Френк мгновенно выскочил из своего одеяния, оставшись в брюках. Скачущий Олень стоял в одном кожаном переднике. Он окинул своего противника полным презрения взглядом. — Френк, ты уж постарайся! — напутствовал Джемми. — Помни о том, что мы с Дэви победили! — Только не хнычь! — отозвался малыш. — Если ты до сих пор не знаешь, есть ли у меня ноги, или нет, то сейчас увидишь, как они вырастут. В этот момент вождь хлопнул в ладоши. Издав пронзительный крик, Скачущий Олень сорвался с места, а маленький Френк поскакал следом. Жители деревни снова собрались все вместе, чтобы наблюдать за состязанием. Через две-три секунды по их виду можно было точно определить, кто станет победителем. Олень вырвался далеко вперед и с каждым шагом получал все большее преимущество. Краснокожие ликовали. Было бы безумством утверждать, что белый перегонит или хотя бы догонит индейца. Просто удивительно, как маленький саксонец выбрасывал свои ножки, несмотря на хромоту. Их было почти не видно — так быстро они двигались, и все же у внимательного наблюдателя создавалось впечатление, что он еще не весь выложился, что мог бежать куда быстрее, если бы захотел. Индейцы не находили себе места: они выкрикивали насмешки, злорадствовали, они веселились и действительно имели на то полное право. А причина была в следующем: бук стоял прямиком перед лагерем, посреди прерии, на расстоянии, пожалуй, трех тысяч футов, а левее его, но, по меньшей мере, на две тысячи футов дальше, росла упомянутая ель, и теперь, когда оба бегуна находились на достаточном удалении, ясно было видно, что малыш взял не к буку, а к ели. Он мчался к ней, не жалея ножек. Конечно, это выглядело так весело, что у индейцев от смеха едва не перекосило лица. — Твой спутник меня неправильно понял, — подал голос вождь, обращаясь к Олд Шеттерхэнду. — Нет.