Наступило глубокое молчание — все почувствовали, что речь шла о чем-то очень необычайном и сокровенном. После долгой паузы один из рафтеров все же рискнул спросить: — Блентер, кто был тот человек? Старик очнулся от раздумий и ответил: — Кто? Уж точно не индеец, а белый изверг, какого и среди краснокожих не найдешь. Да, люди, могу сказать, что он был тем, кем и мы — рафтером! — Как? Рафтеры убили твоих близких? — Да, рафтеры! У меня вовсе нет никакого повода гордиться вашим промыслом и воображать, что вы лучше краснокожих. Раз мы здесь сидим, значит, все мы воры и мошенники! Послышались бурные протесты, но старик продолжал, совсем не смущаясь: — Эта река, у которой мы находимся, тот лес, деревья которого мы рубим и продаем — все это не наша собственность. Но мы застрелим любого, будь то сам владелец, кто посмеет посягнуть на все это, хотя сами не имеем никаких прав. Разве это не воровство? Разве не грабеж? Он посмотрел вокруг и, не получив ответа, продолжал: — Вот с такими грабителями я и имел тогда дело. Я прибыл с Миссури с честным договором купли-продажи в кармане вместе с женой и сыновьями. Мы имели скот, несколько лошадей, свиней и большой фургон, полный домашней утвари, ибо тогда я жил безбедно, скажу вам. Ни одного поселенца не было вблизи, но мы ни в ком не нуждались, ведь четырьмя парами сильных и привыкших к работе рук мы могли все сделать сами. Скоро мы построили блокгауз, выжгли и выкорчевали участок под пашню и начали обрабатывать землю. Как-то раз у меня пропала корова, и я пошел в лес ее искать. Тут я услышал удары топора и двинулся на стук. Достигнув того места, я нашел там шесть рафтеров, которые рубили мои деревья. Рядом лежала корова, они застрелили ее, чтобы сожрать. Ну, друзья, что бы вы сделали на моем месте? — Пристрелили бы наглецов, — ответил один. — Здесь, на Западе, кража лошади или коровы по полному праву карается смертью. — Правильно, но я так не сделал. Я лишь потребовал, чтобы они тотчас ушли с моей земли и заплатили за корову. Разве я просил слишком много? — Нет, нет! — прозвучало в кругу. — И что же? — Они подняли меня на смех, и я ушел. Но пошел домой не прямой дорогой, ибо хотел подстрелить что-нибудь к ужину. Когда я вернулся, увидел, что пропали еще две коровы. Рафтеры сделали это назло и дали понять, что меня ни во что не ставят. Когда я на следующее утро пришел к ним, они разделали животных на части, а вырезки повесили сушиться на пеммикан. Мое повторное, хотя и более жесткое, требование было встречено, как и накануне. Я пригрозил им, что воспользуюсь всеми своими правами, потребовал денег, и при этом я поднял ружье. В ответ один из них, который был предводителем, также вскинул ружье. Я понял, что он не намерен шутить, нажал на курок, и моя пуля разбила затвор его пушки, ибо я не хотел его ранить и целил в оружие. Тут же я бросился в лес, чтобы позвать сыновей. Нам втроем нечего было бояться этих шестерых, но, когда мы появились, их уже не было. Конечно, теперь требовалась осторожность; несколько дней никто не удалялся от блокгауза, но на четвертый день кончилась пища, и я с одним из сыновей отправился на поиски живности. Никаких следов рафтеров мы не обнаружили, а когда возвращались и тихо пробирались через лес, неожиданно увидели опасность, подстерегавшую нас на расстоянии, быть может, двадцати шагов — за деревом стоял предводитель рафтеров. Он целился не в меня, а в моего сына. Если бы я тогда сразу пристрелил этого парня, на что имел полное право и что просто должен был сделать, то не лишился бы сыновей и не стал бы вдовцом. Но я никогда ни за что не убью человека просто так, поэтому мы успели быстро подскочить к нему, вырвали ружье, нож и пистолет, а я так приложил ему, что он на какой-то миг больше не поднимался с земли, чем усыпил мою бдительность. На самом деле он не потерял сознание и оказался проворнее меня, ибо в мгновение ока вскочил, бросившись прочь, прежде чем я успел протянуть к нему руку. — Дьявольщина! За эту оплошность ты вскоре поплатился! — вырвалось у кого-то. — Бьюсь об заклад, что этот человек отомстил за твой удар! — Да, он отомстил мне, — кивнул старый Блентер и поднялся. Казалось, что старого рафтера душили воспоминания. Он походил взад-вперед, а потом снова сел и продолжил: — С охотой нам повезло, и мы скоро вернулись домой. Когда я пошел за дом, чтобы сложить добычу, мне показалось, что я услышал крик ужаса, но, к сожалению, не обратил на него внимания. А потом, войдя в дом, я увидел у очага моих людей, моих родных, связанных, с кляпами во рту. В тот же миг меня схватили, скрутили и бросили на пол. Пока нас не было, рафтеры пришли, напали на жену и младшего сына, а потом поджидали и нас. Когда старший сын раньше меня зашел в дом, бандиты кинулись на него, и он едва успел, чтобы предупредить меня, издать короткий крик, на который я не среагировал, думая, что мне померещилось. Я ничего не успел понять, как уже лежал связанный, даже не помышляя о сопротивлении. В рот потом мне воткнули какие-то тряпки, чтобы я не издал ни звука. — Ты сам виноват! Почему ты потерял осторожность? Тот, кто враждует с рафтерами, должен остерегаться вдвойне! — Верно, но тогда у меня не было нынешнего опыта. Убей рафтеры мою корову сейчас, я бы тотчас перестрелял бы их, как куропаток! Но, дальше! Они собрали суд, на котором объявили меня преступником. Негодяи добрались до моего бренди и так напились, что не только потеряли человеческий облик, но даже и на зверей не были похожи, превратившись в настоящих бестий. Наша смерть должна была стать карой за избиение их предводителя. В отместку за мой удар тот потребовал, чтобы нас попросту забили насмерть. Двое согласились с ним, но трое оказались против, однако решение все равно было принято. Всех вытащили во двор. Первой была моя жена. Связав ее, бандиты начали бить ее палками. Один из них в приливе внезапной жалости быстро всадил ей пулю в голову. Сыновьям повезло меньше: они были методично забиты насмерть. А я лежал и должен был на все это смотреть, ибо оказался последним! Люди, говорю вам, тот час показался мне вечностью! Я не буду и пытаться рассказывать, какие мысли и чувства у меня были тогда! Я был как безумный, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Потом пришла моя очередь, но я не чувствовал ударов. Помню только, что внезапно услышал грозный окрик, который прозвучал со стороны кукурузного поля. Рафтеры не сразу обратили на него внимание, и тогда раздался выстрел, а я к тому времени совсем обессилел. — Пришли люди, которые спасли тебя? — Люди? Нет, он был один! Уже почти в забытьи я успел подумать, что моя жизнь не стоит и пенни, если не произойдет чуда. Вот тогда я услышал окрик и выстрел. Выстрел был предупреждающий, в воздух, ибо человек поначалу не знал, что имеет дело с убийцами. Когда потом мой спаситель быстро приблизился, один из бандитов в ужасе выкрикнул его имя, так как узнал его лицо. Трусливо убивать им было не трудно, но теперь эти шестеро даже не рискнули сопротивляться одному человеку, ибо настоящего мужества у них не было ни на грош. Без оглядки они кинулись в лес, прикрываясь домом, как щитом. — Должно быть, твой спаситель был знаменитейшим вестменом, прошедшим огонь и воду, — сделал вывод кто-то. — Вестменом? Нет! Он был индейцем! Да, люди, говорю вам, меня освободил краснокожий! — Краснокожий? И он вселил такой страх, что шесть бандитов бросились наутек? Никогда не поверю! — Не сомневайся! Ты и сам, если бы задумал что худое, побросал бы все на свете, ибо им был не кто иной, как Виннету! — Виннету, апач? Твое счастье! Тогда это очень даже похоже на правду. А он и в те времена был так знаменит?! — Тогда, конечно, молва о нем только начинала расходиться, но один из негодяев, тот, кто первым узнал воина, уже встречался с ним и вовсе не желал столкнуться еще раз. Вообще, кто хоть раз видел Виннету, знает, какое впечатление производит лишь одно его появление! — Но он позволил уйти тем убийцам? — Поначалу да. А ты поступил бы иначе? По их поспешному бегству, он, разумеется, понял, что у них не было хороших намерений, но он не знал все же действительного состояния дел. Лишь когда он увидел на земле трупы, которых до того момента не мог заметить, он понял, что совершено преступление, но не мог преследовать бандитов, так как начал приводить меня в чувство. Очнувшись, я увидел, что он стоит надо мной на коленях, точь-в-точь как добрый самаритянин из Священного Писания. Апач освободил меня от веревок и кляпа, но запретил мне говорить. Не чувствуя боли, я хотел вскочить, обуреваемый лишь мыслью о мести, но индеец мне не позволил. Он перенес трупы и меня домой, где я уже мог легко отбиться от рафтеров, если бы им взбрела в голову идея вернуться. Потом он направился к ближайшему соседу, чтобы найти хоть кого-нибудь, кто мог бы временно остаться со мной. Скажу вам, что тот сосед жил в тридцати милях от нас, а Виннету никогда не был в этих краях! Несмотря на это, он его нашел, хотя и вечером, а к утру уже вернулся вместе с ним и его слугой. После этого апач оставил нас, чтобы идти по следу убийц, а я должен был ему свято обещать, что ничего не предприму, ибо это бессмысленно. Он вернулся через неделю. Я тем временем похоронил мертвых и попросил соседа, чтобы он продал мои владения. Мое разбитое тело еще не было совсем здорово, и я в страшных муках дожидался возвращения апача. Он рассказал, что догнал рафтеров и, подслушав их, узнал, что они собираются добраться до форта Смоки-Хилл. Индеец не стал показываться им и ничего не сделал, ибо месть лежала целиком на мне. Как только мы простились, я взял ружье, сел на коня и двинулся в путь. Остальное вы уже знаете или можете домыслить сами. — Мы ничего не знаем! Рассказывай дальше, рассказывай! Почему Виннету не поехал с тобой? — У него были свои дела. Или он мало для меня сделал? Дальше рассказывать я не буду — для меня это небольшое удовольствие, уж будьте уверены! Пятерых мучителей я прикончил одного за другим, и только шестой ушел от меня. Он был рафтером, потому и я занялся этим ремеслом в надежде отыскать его. А теперь… Смотри! Это что за люди? Старый Блентер вскочил, другие последовали его примеру, ибо в тот момент в полосу света, падающего от костра, ступили две фигуры в пестрых покрывалах, скрывающих их лица. Это были индейцы: один старый, другой молодой. Первый спокойно поднял руку вверх и изрек на ломаном английском: — Не волноваться, мы не враги! Здесь работать лесорубы, которые знать Черный Том? — Да, мы знаем его, — ответил Блентер. — Он уехал от вас, чтобы привезти деньги? Белые переглянулись. — Да, ему это было поручено, и он должен вернуться в течение этой недели. — Он приходить еще скорее. Значит, мы у верных людей, которые мы искать. Нужно сделать маленький огонь, иначе его далеко видеть, и тише говорить, так как далеко слышать. Белые снова переглянулись — что это за краснокожий, требующий выполнения своих желаний?! Старый индеец тем временем сбросил покрывало, подошел к огню и разбросал в стороны горящие поленья, потушил их, оставив гореть одно, и почти загасил костер. Молодой воин помогал ему. Бросив взгляд в сторону котла, старик присел рядом и сказал: — Давать нам кусок мяса, ибо мы издалека скакать и ничего не есть. Такое самоуправство, естественно, вызвало у рафтеров не только удивление. Старый миссуриец раздраженно проговорил: — Эй, что взбрело тебе в голову, краснокожий? Ты рискнул прийти к нам ночью и ведешь себя так, будто это место принадлежит тебе! — Мы ничем не рисковать, — прозвучало в ответ. — Индеец не быть плохой человек, индеец быть хороший человек. Бледнолицые знать это. — Но кто же ты? Во всяком случае, ты не принадлежишь ни к одному из племен, живущих на берегах рек или в прерии. По внешнему виду могу сказать, что ты из Нью-Мексико. А может, ты пуэбло? 23 — Я родом из Нью-Мексико, но я быть не пуэбло. Я вождь тонкава Большой Медведь, а это мой сын. — Что? Большой Медведь? — воскликнули сразу несколько человек, а миссуриец добавил: — А этого парня зовут Маленький Медведь, да? Старый индеец кивнул. — Тогда другое дело! Оба Медведя тонкава везде желанные гости! Берите мясо и мед, все, что нравится, и оставайтесь с нами, сколько пожелаете. Но что привело вас сюда? — Мы пришли предупредить. — О чем? Нам грозит опасность? — улыбнулся Блентер. — И очень большая, — серьезно ответил вождь. — Тонкава сначала поесть и приводить кони, потом говорить. Отец дал знак сыну, после чего тот исчез, а вождь взял из котла кусок дымящегося мяса и принялся жевать с таким спокойствием, словно сидел дома в своем теплом вигваме. — У вас есть кони?! — удивился старик Блентер. — Ночью в темном лесу? При этом вы нашли нас! Ну вы и мастера! — Тонкава иметь глаза и уши. Он знать, рафтеры всегда жить у воды, у реки. Вы очень громко говорить и большой огонь разжечь, который мы заметить издалека, а почувствовать еще раньше. Вы очень неосторожны, и враги легко вас найти. — Здесь нет никаких врагов. Мы одни на всю округу, а если что случится, у нас хватит сил, чтобы защититься. — Миссури-Блентер ошибаться. — Как, ты знаешь мое имя? — Тонкава долго стоять за деревом и слышать, о чем говорить бледнолицые, слышать и твое имя. Неприятеля здесь нет, однако он близко, а когда рафтеры быть неосторожны, даже несколько врагов победить их. В этот момент издалека донеслись глухие звуки ударов конских копыт — это Маленький Медведь вел двух коней. Приблизившись и привязав животных к дереву, молодой индеец взял кусок мяса из котла, уселся рядом с отцом, который доел свою порцию, спрятал нож за пояс и сказал: — Теперь тонкава говорить, а потом рафтеры выкурить с ними трубка мира. Черный Том иметь много денег, а трампы идти, чтобы подстерегать его и забирать их. — Трампы? Здесь, на реке Черного Медведя? По-моему, ты ошибаешься. — Тонкава не ошибаться, он точно видеть и вам сейчас рассказать. На своем ломаном английском вождь поведал о том, что произошло на пароходе, оставаясь при этом слишком гордым, чтобы упомянуть о геройском поступке своего сына. Все слушали с большим вниманием и интересом. Потом он рассказал также, что произошло после бегства бандитов. Вместе с сыном на маленькой шлюпке он достиг другого берега Арканзаса, после чего они дождались утра, ибо в темноте идти по следу было бессмысленно. В утреннем свете следы были четкими и вели, минуя Форт-Гибсон, между Канейдиен и Ред-Форк на запад, а потом снова сворачивали к северу. В одну из следующих ночей трампы напали на деревню индейцев племени криков, чтобы раздобыть коней, и это им удалось. В полдень следующего дня оба тонкава натолкнулись на воинов племени чоктау 24, у которых смогли купить себе коней. Однако из-за церемоний, которые сопровождали покупку коней, они потеряли так много времени, что отстали от бандитов на целый день пути. Оба Медведя переправились через Ред-Форк и прискакали по открытой прерии к реке Черного Медведя. Наконец им удалось близко подойти к трампам, которые расположились в просеке на берегу реки, и индейцы посчитали необходимым спешно отправиться на поиски рафтеров, чтобы сообщить им об опасности. Рассказ возымел сильное действие: теперь все заговорили тихо и почти затушили огонь. — Как далеко отсюда лагерь трампов? — спросил миссуриец. — Дорога отнимает время, которое белые называть полчаса, — ответил старый индеец. — Слава Богу! Значит, наш огонь они вряд ли могли заметить, но вот дым почувствовать можно. Мы действительно были слишком беспечны! Давно они там? — За час перед вечер. — Тогда они наверняка уже искали нас. Ты знаешь что-нибудь об этом?