Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 3 из 49 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Старый слуга как будто колебался с минуту и, вынув изо рта свою трубку, задумчиво посмотрел перед собой. — Про твоего отца, Бенно? Да, прекрасный он был господин, ласковый и добрый… — Да, ты часто говорил это мне, а бабушка показывала мне иногда его портрет и при этом всегда горько плакала. Почему же в нашем доме никогда не говорят и не упоминают о моем отце? Почему самое имя его предано здесь забвению? Знаешь, что мне думалось иногда?.. Старик отвернулся немного в сторону, пробормотав: «Глупости, пустяки»… Глаза Бенно вдруг вспыхнули каким-то особым огнем, яркий румянец покрыл его щеки, и он сказал слегка дрогнувшим, взволнованным голосом. — Знаешь, Гармс, мое подозрение теперь еще более окрепло. Хочешь, я скажу тебе сейчас, что я думаю… Есть что-то такое по отношению к моему отцу, о чем должно умалчивать, что-то нужно скрывать от всех! Есть какая-то мрачная тень, скрывающая нечто недоброе, и в этом ты меня не разуверишь. Это чувствуется само собой, и ты, конечно, не станешь отрицать, что мое предположение верно. Не так ли? — Нет, не так! И для того, чтобы ты не придумывал о своем отце никаких глупых историй и в конце концов не стал бы считать его дурным человеком, я уж лучше расскажу тебе всю правду. Ну, слушай же! В течение целых трех веков Цургейдены из рода в род прилежно подводили счеты, сидя за конторкой с ранней молодости и до глубокой старости. «Цургейден с Сыновьями» — так издавна звалась их фирма. Все они были купцы, торговцы и судовладельцы вплоть до твоего отца. Он был человек с новыми воззрениями, и в этом состояло все его преступление. Ну вот, теперь ты знаешь все! Бенно отрицательно покачал головою. — И только это? Больше ничего? — Ну, и еще кое-что другое, — сказал старик, — покойный никогда не умел беречь деньги. Он любил и ласковый солнечный свет, и беззаботный смех, и дружескую беседу, тогда как брат его только одно и знал, только одно любил, об одном и думал: цифры, цифры и цифры. Вот почему братья никогда не ладили между собой и наконец окончательно разошлись. — Так, значит, мой отец умер не здесь? Гармс как бы случайно отвернулся в сторону и коротко ответил: — Нет, не здесь! — Но кем он был? Чем занимался при жизни мой отец? — Он был студентом, изучал разные науки и расходовал очень много денег. Бенно провел рукою по лбу и спросил: — Он, значит, был мот и расточитель? Да? Старик кивнул головой. — Да, — сказал он, — мот и расточитель, но чудный, честный, благородный человек, всеми уважаемый и любимый. Только вот деньги буквально таяли у него в руках. Горсть золотых гамбургских дукатов была для него сущий пустяк; всего одна минута — и все эти червонцы мигом исчезали, точно у них вдруг разом вырастали крылья. Все это старик говорил таким тоном, точно это были самые похвальные качества покойного. — У каждого человека есть какой-нибудь недостаток, — продолжал он, — только не всегда так раздувают их! Впрочем, ты об этом лучше совсем не думай, но знай, что цургейденские деньги ничем не лучше моих, а мои тебе обеспечены, мой бедный мальчик! Ну, и баста! Иди себе наверх в свою комнату и посмотри на обычном месте: я припрятал тебе там горсточку слив. Бенно встал. — Ты полагаешь, что мне лучше вовсе не заходить в общую комнату, Гармс? Старик потряс головой. — Да, так будет лучше, дитя мое, барометр стоит сегодня низко и предвещает бурю! — Уж не из-за меня ли опять? — спросил встревоженно юноша. — Не то, чтобы из-за тебя. Но старики наши сегодня взволнованы! Зачем тебе впутываться в их неприятности? — Ну да, конечно! Спокойной ночи, Гармс! — Спокойной ночи, дорогой мой, не забудь же взглянуть в трубу твоей печки! — Да, да! — И мальчик побежал наверх. Крадучись, пробирался он мимо общей комнаты по совершенно темному коридору, как вдруг услышал, что кто-то произнес его имя, и это заставило его на минуту приостановиться. — О чем вы плачете, мамаша? — говорил сенатор, — уж не опять ли о Бенно? Вам все кажется, что ему недостаточно хорошо живется! — Нет, почему же мне плакать о Бенно, Иоханнес? — отвечал тихий женский голос, похожий на вздох. — Разве он не получает самые лучшие отметки, разве он не на лучшем счету у начальников? Но меня огорчает, что ты не любишь его, что ты преследуешь в этом невинном ребенке память о его покойном отце, которого ты своей жестокостью и нетерпимостью вогнал в гроб! Сенатор насмешливо фыркнул. — Упреки! — сказал он резким тоном, — право, можно было бы с большим правом сказать, что память о нем по настоящее время нарушает наш семейный мир и вызывает постоянно досаду и раздражение. Но вот теперь я знаю, о чем вы плачете. Сегодня день рождения Теодора, не так ли? Ответом было подавленное рыдание старушки. Бенно чувствовал себя также крайне взволнованным. Сегодня день рождения его отца, а где та одинокая могила, о которой даже он, его сын, не знал? Чья рука когда-либо положила венок на эту позабытую всеми и заброшенную могилу? — Я разыщу эту могилу, — подумал мальчик, — будь она хоть на краю света. Расспрошу о ней и Гармса: он, наверное, знает! — Вы говорите, что я не люблю мальчика, — продолжал сенатор резким ледяным тоном, — и говорите это так, как будто это несправедливость или преступление с моей стороны, но насколько еще хватит в этом отношении моего долготерпения, я, право, не знаю. Вчера я встретил классного преподавателя Бенно… — Ну что ж, он не мог тебе сказать о нем ничего, кроме хорошего! — Ну, этого я еще не знаю. Он говорил, что Бенно учится шутя и что, хотя он первый в своем классе, но склонен к легкомыслию. Всякая шалость, всякая глупость его товарищей — его выдумка, всякая их проделка нравится ему и встречает его одобрение… Вы, думаю, знаете, насколько мне ненавистны подобные вещи, мамаша?.. — Да, ты совершенно другой человек, Иоханнес! Я признаю все твои достоинства, но, наряду с ними, не могу не порицать твоей нетерпимости. Нельзя же требовать, чтобы шестнадцатилетний мальчик думал и чувствовал, как ты, седовласый старик! — По крайней мере, он должен приучаться к этому! — энергично воскликнул сенатор. — Я надеялся после сдачи выпускных экзаменов взять его учеником в нашу контору, но вижу, что теперь мне окончательно приходится отказаться от этой мысли. После того, что мне рассказал его учитель: нечто похожее на штучки его папеньки. — Нет, нет, не говори ты так! Теодор никогда не делал ничего дурного, ничего такого, что бы могло служить обвинением для него перед Богом или передо мной, слышишь? — Думайте, что хотите, но позвольте и мне делать то же. Вот что рассказал мне его учитель. Есть в классе Бенно один преподаватель, очень близорукий. Он очень строг, и мальчуганы его не любят. И вот они придумали повесить над его головой бумажную куклу, и всякий раз, когда близорукий учитель склонится над своей книгой, кукла эта, подвешенная на веревочке, спускается к нему на голову и щекочет его по лбу. Он, думая, что это муха, пытается ее согнать, но в этот момент кукла поднимается вверх. Едва только начинает он читать, повторяется та же шутка. И, как ты думаешь, кто ее изобрел? Кто держал ниточку, на которой спускалась эта кукла? Господин Бенно Цургейден! Тот учитель, который рассказал мне это, видел все своими глазами. — Ну, и Бенно, конечно, был наказан! — Нет, современное воспитание преследует какие-то особые цели: учитель преспокойно вошел в класс, все видел и затем сказал: «Цургейден, выйдите и позовите сюда классного служителя». А когда тот явился, он так же спокойно приказал ему. «Перережьте эту нитку и уберите то, что тут висит». Бенно стоял красный, точно вареный рак, но больше не было и речи об этой истории!.. Нет, такой пустой, такой легкомысленный человек непригоден мне в конторе. И знаете, чем этот учитель еще порадовал меня? — Чем? — Он сказал мне: «Ваш племянник — талант. Вы бы послушали, как он декламирует, у него артистическая натура и наклонности». Ха, ха!.. Как вам это нравится? Я уже подумываю отдать его в чужие, руки, поместив где-нибудь в чужом доме! Когда я не буду ежедневно видеть его, это будет для меня большим облегчением! С уст старушки сорвался какой-то неясный, подавленный звук. — Нет, нет, Иоханнес, этого не будет! Если только не хочешь вогнать в гроб твою мать, да, вогнать в гроб! Ах, Боже мой… я не могу… я… — Полноте, мамаша, вам не следует так волноваться. Спокойной ночи, я сейчас же пришлю вам девушку! — и он дернул звонок. Бенно тихонько добрался до своей комнатки наверху и запер за собой дверь на ключ. Итак, дядя хотел отдать его в чужой дом, изгнать его отсюда из-за этой бумажной куклы! Конечно, уйти из этого дома ему было страшно, но еще оскорбительнее было сознавать, что это своего рода изгнание, опала. Для впечатлительного мальчика эта мысль была чрезвычайно обидной. И все события дня воскресали и сливались у него в одно горькое, обидное чувство. Он сел к окну закрыв лицо руками и сидел неподвижно, подавленный, разбитый и усталый. Теперь его товарищи, думалось ему, сидят все в кругу родной семьи и рассказывают о веселом событии, об удивительном подвиге его, Бенно, с дрессированным ослом, и собираются на следующий день отправиться в цирк. Что-то кольнуло в сердце бедного мальчика. Ему казалось, что он видит ласковые лица их матерей, веселые, смеющиеся глазенки сестер и младших братьев, слышит, как они говорят: «Бедный Бенно, как безрадостно проходят его молодые годы, — там, в этом мрачном неприветливом доме, он живет, как в тюрьме». Как часто приходилось ему слышать такие слова! Бенно глубоко вздохнул. К нему никогда не смел прийти ни один товарищ! Когда кто-либо хотел его видеть, то приходил под окно и свистом вызывал его на улицу. Вспоминались ему и последние слова товарищей, когда он расстался с ними сегодня на улице, их вопросы, удивление. Как тяжело было ему все это! И мальчик горько плакал, закрыв лицо руками. Сливы в трубе его печки остались нетронутыми. Бенно бросился на постель и долго рыдал, пряча лицо в подушку, пока наконец усталость не взяла свое, и он только после полуночи заснул тяжелым мучительным сном. На следующее утро в классе только и было разговоров, что о цирке и первом вечернем представлении. Все собирались побывать там. Сам Рамиро, директор цирка, успел уже побывать во всех домах богатых и знатных людей, умело и красноречиво предлагая почтить его представление своим присутствием и вручая тут же билеты для входа. — Неужели твой дядя не возьмет билета? — спрашивали товарищи Бенно. Мальчик, вздыхая, отрицательно качал головой. — Такого человека, как цирковой наездник, он не пустит даже на порог своего дома! — Ну, в таком случае ты отправишься с нами! — сказал Мориц. — Моя мама это сразу решила! — Или же с нами, так как без тебя, Бенно, все веселье пропало! — воскликнул другой мальчик. Бенно отрицательно качал головой! — Нет, нет, господа, не мучайте меня! Для меня это невозможно! Но сердце его болезненно сжималось, и страстное желание присутствовать на представлении все сильнее и сильнее овладевало им. Что за чудные лошади! А лошади — это главная страсть Бенно. Почему бы ему не пойти туда, за заставу, в предместье Сент-Паули? Ведь это ему никогда не воспрещалось! И, надев фуражку, юноша вышел на улицу. Уже издали до него стали доноситься звуки громкой музыки. Высоко над полотняной крышей балагана развевался в воздухе громадный флаг с изображением герба города Гамбурга. Вокруг дощатого балагана шел громадный забор, огораживающий просторный двор. Уличные мальчишки всех возрастов всячески старались взобраться на этот забор, чтобы заглянуть внутрь двора. Но внезапно над забором появилась чья-то рука в розовом трико с длинным хлыстом, и вся эта гурьба, словно зрелые яблоки с дерева, посыпалась на землю. Обладатель руки в розовом трико взглянул сквозь щель забора, и глаза его встретились с глазами Бенно. Оба они сразу узнали друг друга. — Здесь рядом боковой ход, молодой человек, — вымолвил, любезно улыбаясь, сеньор Рамиро, — сделайте милость, войдите! Сердце Бенно забилось сильнее. Он увидит теперь даже больше, чем его счастливые товарищи, взявшие лучшие билеты в кассе: он увидит не только представление, но и закулисную жизнь этих артистов, кочующих в повозках, с ящиками и дрессированными животными! — Вы имеете что-нибудь сказать мне, господин директор? — спросил он, снимая фуражку и вежливо раскланиваясь, в свою очередь. — Да, мне крайне необходимо поговорить с вами! Калиточка отперлась изнутри, и Бенно проворно проскользнул в огороженное пространство. Рамиро крепко пожал ему руку, проговорив:
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!