Вдруг женщины, а за ними и маленькие ребятишки убежали куда-то и вскоре стали возвращаться одна за другой. Первая из них молча сунула Тренте в руку свежее, еще теплое куриное яйцо, которое он тут же и выпил. За первой женщиной подошла другая, третья, четвертая и все они несли яйца. Штук десять Тренте проглотил с видимым удовольствием, но затем стал делиться с товарищами. Яиц женщины принесли в таком множестве, что, наполнив ими и шляпу, и все карманы Тренте, женщины стали класть их перед ним в кучу в мягкий песок. — Будет, будет! Куда мне столько яиц?! Да и за что вы вздумали так одаривать меня? — За то, что ты убил этого орла, от которого мы никак не могли уберечь наших цыплят, — сказали хором женщины, — за это мы и стараемся наградить тебя! После этого все отправились к костру, разведенному путешественниками в другом конце селения, чтобы провести там остаток ночи. Халлинг и Бенно все время внимательно следили за колдуном, который, очевидно, давно сбросил свой фантастический наряд и был совершенно наг, как и все остальные, с тем же выражением тайного страха и удивления. Когда все разошлись, Непорра тайно подобрался к приятелям и сказал: — Непорра — могущественный колдун, он умеет заставить демонов повиноваться себе, он желал бы предложить вам нечто: он согласен научить вашего вождя своему искусству, если вы подарите одну из ваших громовых тяжелых палок. Ему необходимо иметь такую палку! — А-а, вот что! К сожалению, это совершенно невозможно, нам предстоит еще далекий путь, и эти палки нам самим нужны. Не пожелает ли Непорра какую-нибудь другую вещь? Тот отрицательно покачал головой. — А что же требуется для того, чтобы научиться твоему искусству? — Надо спать без огня в темном лесу, надо в течение четырех месяцев ходить следом за мной и не произносить ни единого слова до тех пор, пока я тебе разрешу! Рамиро засмеялся. — Благодарю! — сказал он, — счастье, что бедный Михаил спит, а то он так прельстился бы предложением колдуна, что нам его не увести было бы отсюда! — Нет, знаешь ли, искусству твоему никто из нас учиться не желает, но мы охотно подарим тебе что-нибудь другое, если ты сообщишь нам некоторые сведения, весьма для нас интересные. — Какие? — воскликнул Непорра. — Касательно тайны вашего вождя! Мы хотели бы знать, что с ним случилось? Колдун ответил злобным, полным ненависти взглядом и мгновенно скрылся, не проронив ни одного слова. Рамиро и все остальные переглянулись между собой. — Что за странная тайна окружает этого пленного вождя? — мысленно спрашивал себя каждый. — Во всяком случае, — заметил Бенно, — Тенцилей, человек недюжинный, он единственный из всех своих соплеменников не искал спасения в огненном кольце. — Не пойти ли нам к нему завтра? Чем он может нам повредить? — Это трудно сказать, я попытаюсь разузнать кое-что об этом у старой колдуньи: ей, очевидно, все известно! На этом и кончился разговор. Все, один за другим, закрыв лица для защиты от насекомых, стали засыпать. Только у гамака больного да у хижины, где были сложены все пожитки путешественников, бодрствовали караульные. IX ПРИНУЖДЕНИЕ ОСТАТЬСЯ. — СТРАННЫЕ ГРОБЫ. — ПРАЗДНИЧНЫЙ ЗАЛ В ДЕВСТВЕННОМ ЛЕСУ. — УДОСТОЕНЫ АУДИЕНЦИИ. — ВИНА И СТРАХ КОРОЛЯ. — БЕЛЫЙ И КРАСНЫЙ КОРШУНЫ И ТЫСЯЧЕЛЕТНИЙ ТАПИР На следующее утро состояние больного сильно ухудшилось: очевидно, во время падения он получил какие-то внутренние повреждения, так как жаловался на сильные боли в груди и в боку. — Небольшая отсрочка еще не так ужасна, — сказал больной, — еще день-другой пробудем в пути дольше, вот и все! Рамиро ласково утешал его, хотя в душе был ужасно огорчен этой отсрочкой дня прибытия в свое родовое гнездо. Ведь там, в Европе, его жена и дети, быть может, борются с самой горькой нуждой. Каждая минута для него дорога. Скорее бы! Скорее вступить в свои права, стать богатым человеком и спасти своих дорогих от голода, нужды и всяких лишений! Как ни грустно, как ни тяжело было у бедного Рамиро в этот день на душе, все же он не мог удержаться от улыбки, глядя, как туземцы совершали свой утренний туалет. Стоя по двое вместе, один из них разрисовывал кистью спину другому, а тот, в свою очередь, раскрашивал себя спереди и разрисовывал лицо точками, черточками и полосками, причем предварительно тщательно соскребал всю вчерашнюю мазню. Женщины, между тем, хлопотали, готовя завтрак, состоящий из рыбы, мяса, месива из муки и воды с приправою какого-то плодового сока и неизбежного печенья из муки маниока. Ребятишки всех возрастов рылись и играли в песке. Люльки с грудными младенцами висели на ветвях деревьев, тогда как старшие ребятишки, особенно девочки, помогали матерям прибирать хижины и курятники, чистить овощи и коренья и исполняли другие хозяйственные работы. Кроме того, женщины заплетали друг другу длинные, как смоль, черные волосы, другие лепили горшки или плели из пальмовых волокон маты и гамаки. Мало-помалу и в лагере белых стало замечаться оживление. Выкупавшись в реке, все принялись за дело: одни жарили вчерашнюю дичь, другие собирали плоды. Тренте варил полученные им яйца, которых было так много, что хватило с избытком для всех. Когда все было готово, друзья принялись за завтрак. — Посмотрите, — сказал Халлинг, — там, под пальмами, собрались туземцы и, кажется, держат совет, но заметьте, что кудесник как будто подслушивает, подглядывает, но не смеет к ним приблизиться, да и Обия и Баррудо тоже! — Ну, да это понятно, все они принадлежат к придворной партии! — пошутил Рамиро. — Что тут за тайна? — Я расспрашивал сегодня колдунью, но она молчит как рыба: она дала мне только понять, что мы все узнаем, когда луна перестанет светить. — А вот собрание и расходится, — сказал Бенно. — Несколько человек идут сюда! Действительно, приблизившись к белым, туземцы через переводчика сказали, что все племя просит белых людей провести у них еще неделю, и что они берутся охотно снабжать их пищей, а жены их будут печь для белых бейиу (хлеб из маниока) и варить водку; кроме того, они сегодня устроят пиршество и праздник в честь белых гостей. — О, на таком празднестве мы непременно должны присутствовать! — сказал Халлинг. Все согласились на просьбу туземцев, только Рамиро подавил вздох и молчал. Педрильо подошел к нему и, положив ему руку на плечо, сказал: — Что с вами, сеньор? Больны вы или грустите? — Нет, нет, мой добрый друг, и я согласен с остальными, только пойдемте теперь куда-нибудь на ловлю или на охоту, лишь бы только не сидеть здесь в бездействии! Я хочу посмотреть, как здесь женщины делают горшки. Вчера я заметил, как одна женщина лепила из глины громаднейший сосуд, из которого можно было бы напоить или накормить целую роту солдат. Он был величиною с колесо телеги. Пойдемте, господин Халлинг! — Пойдемте, только как мы будем изъясняться без Тренте? Конечно, можно прибегнуть и к языку жестов. Оба молодых человека отправились в деревню. По дороге им встретились две женщины, несшие громадные корзины с живой рыбой. Неподалеку мужчины ловили рыбу, и друзья подошли посмотреть, как это делают дикари. В том месте, где река образовывала довольно высокий водопад, была укреплена в воде громадная, плотно сплетенная из ивовых прутьев корзина, в которую попадала вместе с водой и рыба. Предоставив мелкой рыбе уходить на волю, туземцы насаживали крупную на свои длинные стрелы и таким способом вытаскивали их из воды. В другом месте мужчины вбивали в землю столбы и устраивали над ними навес из плетеных матиков. Затем все эти столбы убирались венками и гирляндами цветов, куклами из соломы, фигурами различных животных, мелкими красивыми корзиночками и различными другими безделушками. Сюда, под этот навес, женщины несли громадные корзины плодов и ставили их в большие сосуды с водою, чтобы предохранить их от полчищ муравьев. Неподалеку от этого сооружения стояла хижина той древней старушки, что лепила гигантский горшок, о котором говорил Бенно. Старушонка, худая как скелет, дрожащими пальцами вырезала в сырой еще глине громадного горшка какие-то причудливые рисунки, не обращая ни малейшего внимания на подошедших к ней молодых людей, с любопытством следивших за ее работой. Тяжело вздыхая, старушка приделала к горшку две массивные ручки. Бенно дотронулся до ее плеча, и когда она взглянула на него, молодой человек знаками спросил у нее, для чего должен служить этот громадный горшок, не для еды ли? Старуха отрицательно покачала головой. — Пить? Минго? — продолжал Бенно. — Нет! — Старуха закрыла глаза и склонила голову, затем указала на сосуд, на землю, но видя, что ее не понимают, взяла лопаточку из крепкого дерева и, вырыв небольшую яму, показала, что горшок зарывают в землю. При этом она опять указала на себя и закрыла глаза. — Ну да, ну да! Теперь я понял! — воскликнул Халлинг. — Этот громадный горшок — ничто иное, как гроб. В него укладывают покойника и затем зарывают! Подоспевший Тренте подтвердил догадку Халлинга. — А где же они зарывают этот горшок? — Каждый в своей хижине. Каждый раз, когда заготовленный мною горшок зарывают в землю с каким-нибудь мертвецом, я тотчас же изготовляю новый, — сказала старуха. — За это мужчины приносят мне рыбу и мясо, дрова и воду, а женщины — овощи и плоды, так как сама я стара и не могу добывать себе все это. Да, Тамунда стара, но она умеет делать такие рисунки, каких не умеют делать другие, да, поверьте мне! — Ну, а если, например, умрет вождь, и его также хоронят в таком глиняном горшке? — спросил Бенно. Глаза старухи засверкали, она знаком пригласила молодых людей следовать за собой и заковыляла в свою хижину. Здесь она поспешно раскидала кучу матиков, сваленных в углу и друзья увидели другой громадный горшок, совершенно черный, весь разукрашенный причудливыми белыми рисунками: тут были и зубцы, и круги, и какое-то чудовище с громадными глазами, и змеи, и развесистые пальмы, и парящие в высоте орлы. — Тенцилей! — прошептала старуха, указывая на черный сосуд. — Тенцилей! — и лицо ее исказилось злобным выражением злорадства и мести. — Но он проживет еще долго, он молод и силен! — сказал Бенно. — Да, но Хромоногий сильнее его! — все также злобно возразила старуха. Затем, как бы спохватившись, на все дальнейшие вопросы старуха только качала головой и говорила: — Тамунда ничего не знает, ровно ничего не знает! Идите с миром, чужеземцы! Халлинг и Бенно простились со старухой и пошли дальше. — Там режут кур и коз в таком множестве, будто собираются праздновать возвращение пропавшего сына. Это они готовятся к сегодняшнему празднику. Так как жара становилась утомительной, то молодые люди вернулись к своим товарищам и последовали их примеру, то есть растянулись в тени на траве и предались полуденному отдыху. С наступлением вечера начался праздник туземцев. Среди цветов и гирлянд зелени, среди фигурок зверей и людей из ярко раскрашенной соломы и стружек спускались с крыши между столбов те же узелочки с темным воском и светильниками, освещавшие всю эту праздничную залу мягким, приятным светом. В большом котле дымился горячий минго, в белых облаках пара на низеньких буковых столах были навалены целые груды жареного мяса и рыбы, тут и там стояли громадные корзины фруктов. Настроение у всех было приподнятое.