– Отчего нет? Мне не жалко для тебя, – его голос был приятный, нежный и шептал по-особому мягко. Никто так не говорил у них в деревне. – Мне не нужны подарки от незнакомцев, – Дара невольно попятилась. Он стоял слишком близко. – Так мы познакомимся, – прошептал юноша ещё нежнее. – Я Милош. А тебя как звать, душа моя? Дара скривила губы. Она наконец распознала этот говор: так по-змеиному шептали всегда рдзенцы. И вышивка на его одежде тоже была нездешней, чужой. Торговка чуть не перевернула лоток, подслушивая их разговор. – Как родители нарекли, так и звать, да не твоего это ума дело, – Дара бросила небрежно ленту и попятилась от торговки и рдзенца. Ещё не хватало, чтобы местные увидели её рядом с ним! Ратиславцы не забыли обиду, нанесённую соседями. Помнили они и все войны, и коварное убийство князя с княгиней. Может, в лицо рдзенцам не плевали при встрече, но ненависть к ним не утихла. Дара вернулась к своим мешкам, села на один из них, другой выдвинула перед собой, чтобы никто не подошёл близко. Но Милош не отставал. – Какая ты сердитая. Со всеми такая недружелюбная или я чем не угодил? – Со всеми, кто ведёт себя бесстыдно и ерунду всякую мелет. Дара пыталась отыскать взглядом сестру, но нигде её не видела. А рдзенец всё не сдавался. – Для деревенской девки ты слишком заносчива. – Для рдзенского пса ты предсказуемо брехлив. Торговка лентами втиснулась между Милошем и мешком. – Так что, купишь для девицы подарок? Она сразу ласковее с тобой станет. Шёлк с самого Айоса. – Я скорее удавлюсь, – процедила Дара, но этого никто не услышал. С досадой, как на муху, рдзенец посмотрел на торговку и неохотно перевёл взгляд на лоток. Взглянул мельком и выгнул левую бровь, усмехаясь. – Это, по-твоему, имперский шёлк? – Он брезгливо кончиками пальцев поднял ленту. Губы женщины дрогнули от обиды. – А как же? Милош закатил глаза и распахнул полы плаща, чуть одёргивая рубаху. – Вот это имперский шёлк, а то, что ты за него выдаёшь, – дешёвка для кметов. – Ах ты, псина рдзенская! – взвизгнула торговка. – Сейчас как позову старосту, он с тобой разберётся. Ишь, на честных людей напраслину возводить. – Как бы тебя, курва, саму в поруб не посадили за то, что людей дуришь, – зашипел совсем по-змеиному Милош. – Врать хотя бы научись. Шёлк на Айосе никогда не делали, его везут с Ауфовоса. Весь хлебный ряд притих, наблюдая за ними. Дара едва сдержалась, чтобы не засмеяться в голос. Со злостью торговка плюнула Милошу под ноги, толкнула лотком в грудь и развернулась. Торговый ряд взорвался от смеха. Кто-то пристыдил торговку, другие пригрозили рдзенцу. Никто не промолчал. Женщина с лентами перехватила покрепче лоток и пошла скорее прочь. Милош остался стоять с невозмутимым видом. Постепенно шум затих, и каждый занялся своим делом. Рдзенец отряхнул плащ, поправил рукава и снова вспомнил про Дару. – Так что, поговорим? – спросил он на этот раз без притворной улыбки. Напротив, губы его были поджаты, как у капризного ребёнка. – Не о чем мне с тобой говорить, – пожала плечами Дара. Она бы ушла, только зерно до сих пор не было продано. Милош перешагнул через мешок и схватил Дару за локоть, заставил привстать. В хлебном ряду вдруг все замолчали. Дара уставилась в глаза Милошу. Они у него были большие, как блюдца, зелёные, точно трава весной, затягивали вглубь ниже, дальше. Изумрудная серьга болталась в ухе, сверкая на солнце. Всё вокруг рдзенца рябило, мелькало, искрило. Дара заморгала, голова её закружилась. Она вырвала руку и попятилась. – Ещё раз меня тронешь… – И ничего ты мне не сделаешь, – вдруг мрачно сказал Милош, и ни следа нежности не осталось в голосе. – Хватит прикидываться. Я знаю, кто ты такая. Дара с удивлением взглянула на него и неожиданно, присмотревшись, увидела всё яснее ясного. В груди Милоша бился огонь. Яркий, тёплый, манящий. – Ты… – Да, такой же, как ты, – негромко проговорил он. Дара оглянулась в ужасе по сторонам, испугавшись, что их могли услышать. Все вокруг поглядывали с любопытством. – Неправда, я не ведьма. – Тогда как ты догадалась, что я чародей? – Между бровями рдзенца залегла морщина. – У нас в Заречье все такое замечают, – как можно беспечнее ответила Дара. – Но не все умеют видеть водяных духов, – возразил Милош и в ответ на её испуганный взгляд добавил: – Я наблюдал за тобой у реки. Она забыла, как дышать. – Что тебе нужно? Милош задумчиво оглядел её с головы до ног. – Я ищу хату лесной ведьмы, – негромко сказал он. – Ты мне поможешь? – Нет. Я не знаю, где она. – Но ты же ведьма, тем более местная. Леший должен знать тебя. Если ты попросишь его провести нас… – Я не занимаюсь ведьмовством, – сердито перебила Дара. – И тебе не советую. Это запрещено, а у вас в Рдзении так и подавно. Так что даже не заговаривай со мной больше. Иди куда шёл и меня в свои дела не впутывай. – Я заплачу… – Мне ничего от тебя не нужно. Милош не уходил, и Дара разочарованно вздохнула. После всего случившегося точно никто не захотел бы купить у неё зерно. Она присела, завязала мешок, перекинула его через плечо, а другой поволокла по земле. Рдзенец шагнул в сторону, пропуская её. – Ещё поговорим… Дара притворилась, что не услышала ни его, ни смешки, доносившиеся со всех сторон. Никогда она так сильно не желала, чтобы рядом оказался Богдан или хотя бы сестра. «Где её носит?» Пот стекал по лицу, пока Дара тащила мешки с площади. Она не разбирала дороги, пробираясь через толпу, распихивала людей локтями, сама получала толчки. Кто-то обругал её громко вслед, но девушка даже не обернулась. И когда уже увидела мост у реки, она вдруг врезалась кому-то прямо в грудь. Это был Тавруй. Он придержал её за локоть, уставившись не мигая, точно филин, своими чёрными глазами. Старое клеймо на лбу горело так ярко, будто его поставили меньше лучины назад. От страха и отвращения скрутило живот. Дара вырвала руку. – Не трогай. Сердце в груди билось, жгло, прямо там, где нарисовал узор Тавруй. Там, где он запер её силу. Тавруй промолчал, отступил в сторону, уступая дорогу. Если бы Дара могла, она бы побежала. Но мешки мешали ей, как камень на шее утопленника. В отчаянии она доволокла их до стены храма и села в тени прямо на мешок. Руки дрожали от усталости и ужаса, а глаза наполнились слезами. Дара заморгала, больше всего на свете испугавшись, что она расплачется при всех. Чародей знал, что она ведьма. Он видел её. Что, если он кому-то расскажет? Все на площади поняли, кем был Милош. Так уж вышло, что на берегу реки Звени, которая брала начало в Великом лесу, жили люди прозорливые, догадливые и склонные к ворожбе. Гадания всегда сбывались у девок из Заречья, а любая старуха в Мирной могла нашептать хворому на ухо заговор, и тот выздоравливал на следующее утро. Для таких дел не нужно было родиться ведьмой, но и ведьму жители Заречья всегда легко определяли. Одно случайное слово, и донесётся весть до чужих ушей. Всю жизнь Дара жила в страхе, что её найдут Охотники и сожгут за колдовство. В Заречье чтили чародеев, а уж дочку мельника и подавно не трогали, но что, если случайно прознают о её силе заезжие торговцы? – Да озарит Создатель твой путь, Дарина, – раздался знакомый голос. Так чудно тянул звуки только один человек в деревне. Пыля длинными чёрными полами одежды, к храму подошёл Брат Лаврентий. На груди его раскачивался круглый золотой сол. Дара неохотно поднялась и поклонилась Пресветлому Брату, как тому учили с детства. – Да не опалит он тебя, – она ждала, что Лаврентий заговорит с ней нравоучительно, устыдит, что её семья давно не была в храме, но она ошиблась. – Что говорил с тебя рдзенец? – поинтересовался Лаврентий, от волнения он совсем, кажется, позабыл ратиславский язык.