– А тебе никогда не хотелось вернуть прошлую жизнь? – Ни разу, – заверил ее я. Я говорил искренне. Почти. – У тебя есть мать и отец, которые будут искать тебя, тосковать по тебе? – спросила Оливия. Оливия всегда расспрашивала о родителях. Думаю, она скучала по матери и отцу сильнее других наших товарищей, несмотря на то, что давно пережила их. – Я жила в приемной семье, – сообщила Нур. – Никогда не видела своих настоящих родителей. Но я уверена: Вонючкинс и Тина не будут рыдать и биться головой об стену, если я не вернусь. Услышав «Вонючкинс», кое-кто из моих друзей с любопытством посмотрел на Нур, но, наверное, все решили, что это просто какое-то чудно́е современное имя, потому что никто ничего не сказал. – И как тебе нравится быть странной? – продолжала расспросы Бронвин. Нур с начала ужина не успела проглотить ни кусочка; но ее это как будто не слишком волновало. – Когда я еще не понимала, что происходит, было страшно, но сейчас уже начинаю привыкать. – Уже? – удивился Хью. – А как же там, в петле Неприкасаемых… – Если честно, не люблю замкнутые пространства, – смущенно объяснила она. – Мне тогда показалось, что лезть в это… в эту дверь – все равно что добровольно сунуть голову в петлю. – Сунуть голову в петлю! – заорала Бронвин, громко смеясь и аплодируя. – Хорошо сказано! Енох застонал. – Пожалуйста, только без каламбуров о петлях, намеренных или случайных. – Извините, – пробубнила Нур, которая воспользовалась небольшой паузой, чтобы сунуть в рот кусок мяса. – Я случайно. Гораций поднялся и объявил, что сейчас будет подан десерт, сбегал на кухню и принес огромный пирог. – А это еще откуда? – воскликнула Бронвин. – Зажал пирог, значит? – Я приберег его для особого случая, – возразил тот. – Думаю, что сегодняшнее событие как нельзя лучше подходит под это определение. Первый кусок пирога наш прорицатель положил на тарелку Нур. И прежде, чем она успела откусить хоть кусочек, спросил: – А когда ты поняла, что отличаешься от остальных людей? – Я всю жизнь была не такой, как остальные, – слегка улыбнулась Нур, – но всего несколько месяцев назад поняла, что могу делать это. – Она взмахнула рукой над свечой, «взяла» огонек двумя пальцами и сунула его в рот. Затем выплюнула пламя свечи в виде длинного потока светящегося дыма, который медленно опустился обратно, на фитиль свечи, подобно золотистым пылинкам. – Чудесно! – воскликнула Оливия, а остальные ахали и хлопали в ладоши. – У тебя есть друзья среди обычных людей? – поинтересовался Гораций. – Есть одна подруга. Хотя… я думаю, что мы подружились именно потому, что она не совсем такая, как обычные люди. – Ну, и как поживает Лили? – спросил Миллард, и до меня донесся негромкий тоскливый вздох. – В последний раз я видела ее в тот же день, что и ты. – О, – смутившись, неловко пробормотал он. – Конечно. Надеюсь, с ней все в порядке. Эмма, которая все это время, против обыкновения, хранила молчание, внезапно заговорила: – У тебя есть бойфренд? – Эмма! – воскликнул Миллард. – Это слишком личное. Эмма покраснела и уставилась в свою тарелку. – Ничего страшного, – рассмеялась Нур. – Нет, у меня нет бойфренда. – Ребята, мне кажется, нужно дать ей возможность хоть немного поесть, – вмешался я. Вопрос Эммы смутил меня, сам не знаю почему. Мисс Сапсан, которая молча размышляла о чем-то последние несколько минут, звякнула вилкой о стакан и попросила внимания. – Завтра я снова отправляюсь в другую петлю, чтобы принять участие в важном совещании, – заговорила она. – Имбрины сейчас ведут очень важные переговоры с лидерами трех американских странных кланов, – она произнесла это суровым тоном, обращаясь непосредственно к Нур, – и угроза войны между ними с каждым днем становится все более реальной. Уверена, дерзкий поступок Эйча и ваш побег лишь осложнили и без того напряженную ситуацию. – Упс, – пробормотала Нур. – Разумеется, никто вас ни в чем не обвиняет. Но нам придется каким-то образом компенсировать ущерб и успокоить разгневанных главарей. Если, конечно, мы сумеем вернуть их за стол переговоров. – Все называют мирные переговоры «Собранием птиц», – театральным шепотом обратилась Бронвин к Нур. Нур, которая явно ничего не понимала, уставилась на девушку-силачку. – Почему? Бронвин подняла бровь. – Потому, что имбрины могут превращаться в птиц! – Правда? – переспросила Нур, изумленно разглядывая мисс Сапсан. – Никак не могу понять, из-за чего такая суета, – заявил Енох. – Неужели для нас жизненно важно, начнут ли американцы воевать друг с другом? Почему это должно нас волновать? Мисс Сапсан застыла, потом очень медленно положила вилку. – Мне очень не хочется повторяться, но, как я уже говорила, война – это… – Вирус, – закончил Хью. – Она «не знает границ», – продолжала Эмма так, будто повторяла вызубренные наизусть слова из учебника. Мисс Сапсан, шурша платьем, поднялась со стула и подошла к окну. Мы поняли, что нас ждет очередная лекция. – Разумеется, благополучие и процветание Америки не входит в число наших приоритетов, – начала она. – Нас, имбрин, в первую очередь заботит возрождение нашего общества – наших петель, нашего образа жизни. Но хаос, порождаемый войной, делает эту задачу невыполнимой. Потому что война – это действительно вирус. Я вижу, вы не до конца понимаете значение этой фразы. Это не ваша вина; никто из вас не имел несчастья наблюдать войну между группировками странных людей. Но многие имбрины подобные войны видели. Она отвернулась и выглянула в окно, за которым раскинулся Акр. Постоянный смог над Лондоном и его предместьями окрашивал лучи вечернего солнца в пурпурный оттенок. – Самые старшие из нас помнят конфликт, разгоревшийся в Италии в 1325 году и имевший катастрофические последствия. Странные противники пошли войной друг на друга, и битва, разразившаяся между ними, уничтожила не только физические, но и временные границы. Хотя странные сражались в петлях, их война, будучи необыкновенно жестокой, распространилась в настоящее. Погибли десятки странных и тысячи обычных людей. Целый город был сожжен дотла! Стерт с лица земли! – Она резко обернулась к нам лицом и повела слева направо рукой, ладонью вниз, словно желая наглядно изобразить разрушения. – Сражения между нами видели столько нормальных, что удержать это в секрете было уже невозможно. Война спровоцировала погромы, нападения на наш народ, кровавую резню, в результате которой погибли многие из нас, а странных на сто лет изгнали из северной Италии[2]. Для того, чтобы оправиться от этого кровопролития, странным потребовалось приложить неимоверные усилия. Нам пришлось стирать память жителям целых городов. Отстраивать города заново. Мы даже прибегли к помощи странных ученых – и в том числе Перплексуса Аномалуса! – для того, чтобы отредактировать исторические книги нормальных. Чтобы эта резня запомнилась под другим названием, а не как Война Уродцев, как несколько поколений называли ее. В конце концов, Перплексус и его коллеги превратили ее в «Войну из-за дубового ведра»[3]. До сегодняшнего дня нормальные считают, что тысячи людей погибли, не поделив какую-то деревянную посудину. – Нормальные так глупы, что даже верится с трудом, – заметил Енох. – Не так глупы, как в Средние века, – возразила мисс Сапсан. – То, о чем я рассказала, случилось семьсот лет назад. Если сегодня разразится серьезная война между странными, ее будет почти невозможно скрыть. Она перейдет в настоящее, ее снимут на видео, распространят эти кадры по всему миру, и о нас узнают все. Нас будут поливать грязью, а потом уничтожат. Представьте себе ужас нормальных, ставших свидетелями сражения между могущественными странными. Они подумают, что пришел конец света. – «Новая и опасная эпоха», – мрачно пробормотал Гораций. – Но разве американцам не известно обо всем этом? – удивилась Эмма. – Неужели они не понимают, чем может закончиться война? – Они утверждают, будто все понимают, – сказала мисс Сапсан. – Клянутся и божатся, что будут придерживаться некоей конвенции относительно ведения войны, в которой сказано, что поле боя между странными обязательно должно находиться в прошлом или в какой-нибудь петле. Но войны трудно контролировать, и нам кажется, что наши заокеанские родичи недостаточно сильно озабочены последствиями своих распрей. – Как русские и американцы во время так называемой холодной войны, – вставил Миллард. – Они ослеплены взаимным недоверием. Лишились чувства опасности и забыли, к чему могут привести постоянные активные действия на виду у нормальных. – Уверяю тебя, обычно за едой мы не ведем таких унылых разговоров, – громко прошептала нашей гостье Оливия, сидевшая напротив. – А что, если это и есть та самая «опасная эпоха», о которой упоминается в пророчестве? – заговорил я. – Вдруг оно предсказывает войну между странными? – Вполне вероятно, что такая возможность существует, – сказал Гораций. – Выходит, войны так или иначе не избежать, – подытожил Хью. – Нет, – возразила мисс Сапсан. – Я отказываюсь с этим смириться. – Пророчества – не обязательно глас неумолимой судьбы, – сказал Гораций. Иногда это всего лишь предупреждение о том, что может произойти – или, вероятно, произойдет, – если вы не предпримете каких-то действий, чтобы изменить ход событий. – А я надеюсь, что это пророчество вообще не имеет никакого смысла, – с несчастным видом пробормотала Оливия. – Все это звучит так пугающе. – Да, я предпочла бы не нуждаться в спасении, благодарю покорно, – вставила Клэр. – А я предпочла бы не отвечать за спасение кого бы то ни было от чего бы то ни было, – усмехнулась Нур. – Хотя там сказано, что я одна из семерых, поэтому вряд ли мне придется спасать мир в одиночку… Но кто же остальные шестеро? Оливия уронила голову на руки. – Пожалуйста, нельзя ли хотя бы пять минут поговорить о чем-нибудь более приятном? Эмма улыбнулась и взъерошила ей волосы. – Извини, дорогая. Но меня беспокоит другое. Эта предполагаемая секретная организация, которая пытается добраться до Нур. Кто это такие?