– Это плохо. Это затруднит нашу дальнейшую коммуникацию… Что он несет?! Какую коммуникацию?! Да еще дальнейшую… Нет у него больше ничего дальнейшего. Будущего больше нет. – Есть, – сказала Вероника, обеими руками сжимая ворот его рубашки. Красивая. До чего ж красивая! Поцеловать бы. Ну, хоть на прощание. – Дурак. – Это уже не шепотом, это открытым текстом. – Это «да» или «нет»? – Это «посмотрим на твое поведение». – И пальцы разжала… А так хотелось, чтобы не разжимала и не отстранялась, чтобы в глаза смотрела и усмехалась. Пусть бы даже мысли читала, он бы как-нибудь приспособился, приноровился. – Пойдем. Степан, наверное, уже ждет. Внутри кольнуло и заворочалось. Степан! Надо же, она его уже по-свойски, по имени. Ну, ясное дело, он же олигарх, а не какой-то там айтишник. – Дурак, – повторила Вероника и потащила его прочь из бокса. Остановилась она, лишь оказавшись в смотровой, замерла, завертела головой, словно принюхиваясь. На лице ее отразилась тревога. – Что? – спросил Веселов шепотом. – Что-то еще? Она бросила на него рассеянный, отсутствующий какой-то взгляд, ответила тоже шепотом: – Да, что-то еще… Вероника Сердце ныло. Сердце ныло от тревоги и еще от чего-то нового, непонятного. Лучше бы она смоталась в Тибет, честное слово! Но Тибет далеко, а Веселов – вот он, стоит рядом, сопит обиженно и сосредоточенно. Мужик… обыкновенный мужик. Это если не смотреть на его шею, это если только в глаза ему смотреть. И мысли-то какие примитивные! Но приятные. Вот честное слово – приятные! Но думать об этом сейчас никак нельзя. Потом. Она подумает об этом потом, когда все закончится. Если закончится… Потому что ей в самом деле тревожно. Вроде и силы есть, и ви́дение, но не на полную мощность. Как будто глушит кто-то, накидывает морок, пускает снежную пыль в глаза. Снежить… Снежная нежить… А парень не прост! Ох, не прост! Куда сильнее, чем показался сначала. Или стал сильнее, заматерел, набрался опыта? И девочка не проста. Если Ник про себя уже хоть что-то понимает, то она не понимает ничего. Зато понимает тот, кто посадил ее на цепь и оставил умирать на заснеженной базе. Этот понимает многое, а у нее, Вероники, пока слишком мало информации, одни только догадки. Впрочем, кое-что она уже знает наверняка, но для того, чтобы решить проблему, этого мало. Информации мало… Проблем много… Время на исходе… Осторожно, самыми кончиками пальцев она потрогала шею Веселова. Он замер, зрачки его сначала расширились, а потом уменьшились, превратились в точки. Если осторожно, если ногтем подцепить, а потом потянуть… вот так аккуратненько, без рывков и нажима… Едва различимая петля поддалась, ослабла. Этого хватит еще на день. А ногти придется обрезать, черные ногти нынче не в моде. – Спасибо, – сказал Веселов и коснулся ее виска губами, так же осторожно, как она его шеи. Тонкое искусство касаний… – На здоровье. – У нее даже получилось улыбнуться, но он не поверил, теперь он знал про нее чуть больше. И про нее, и про ее силы, которые не беспредельны. Стол накрыли в том же зале с камином, в котором они ужинали со Степаном в первый день знакомства. Стол накрыли, а хозяина все не было. Впрочем, отсутствовал не только хозяин. Чернова, Волкова и Ника тоже не оказалось. За длинным столом сидели только они с Веселовым, Гальяно, Эрхан и короткостриженая женщина. Наверное, та самая, что потерялась в тундре во время пурги, местный ветеринар. Вид у нее был измученный. Нет, не просто измученный, а несчастный, словно бы она не потерялась, а потеряла, потеряла что-то очень важное и сейчас пытается смириться с потерей. Вероника прислушалась к незнакомке, попыталась увидеть ее потерю, но ничего не вышло. Этот морок, эта снежная завеса до сих пор глушила сигналы, притупляла чувства. Когда это началось? Вероника попыталась вспомнить. Наверное, и вспомнила бы, если бы в обеденный зал вслед за Степаном не вошли наконец остальные. – Друзья, прошу прощения! Непредвиденные обстоятельства! – Степан дождался, когда гости рассядутся по местам, сам сел во главе стола. – Алисия пришла в себя. Значит, вот как зовут ту девочку. Алисия. Красивое имя и очень ей идет, есть в нем что-то лисье… – Она рассказала, кто ее похитил? – спросил Эрхан. За этим роскошным столом он чувствовал себя неловко, но к Степану обращался по-свойски. – Рассказала. – Степан кивнул. – Вот только, боюсь, нам это не особо поможет. – Почему? – Гальяно нацепил на вилку кусочек мяса, повертел и нетронутым положил на тарелку. – Она не видела его лица. – Так, а что она видела? Где он ее похитил? – Гальяно был сосредоточен и напорист, рвался в бой. – У нее хоть амнезии нет? А то мало ли что! Будет как в кино. У главной героини память отшибло, а остальным расхлебывай. – У нее нет амнезии, – за Степана ответил Чернов. – Все, что помнила, она нам рассказала. – Тогда не томите! – Гальяно откинулся на спинку стула. – Она прилетела в Хивус, чтобы сделать репортаж о жизни оленеводов, – заговорил Степан. – Это официальная версия. – А неофициальная? – А неофициальная… – Степан взъерошил волосы совершенно мальчишеским движением. – А неофициальная не такая идеальная. Среди оленей начался мор. – Он посмотрел на Тару, и та кивнула, подтверждая его слова. – За полгода поголовье сократилось вдвое, и причину выяснить мы никак не можем. – Я брала материалы на анализы, – Тара говорила тихо, голос ее был сиплый. – А я оплачивал услуги самых хороших лабораторий. – И что? – спросил Гальяно. – И ничего. Никаких возбудителей, ни микробных, ни вирусных. Олени здоровы. – Здоровы, но мрут, как мухи, – подключился к разговору Эрхан. – Причем и дикие тоже. – А это не только экономическая проблема. – Степан потянулся за бутылкой виски. – Это в большей степени экологическая проблема. Ну и политическая. – Он принялся разливать напиток по бокалам. – Кое-кто на Большой земле считает, что олени мрут из-за меня. – Из-за тебя? – удивился Гальяно. – Как вы уже успели заметить, Хивус довольно закрытый город. Не такой закрытый, как какой-нибудь режимный объект, но случайные люди сюда не попадают. А те, кто попадает, предпочитают задержаться или остаться насовсем. У нас тут нормальные условия для жизни. Человеческие. Понимаете? Они все понимали. Человеческие условия для человеческой жизни на Крайнем Севере – это что-то утопическое и, с позиции некоторых, неправильное. На краю земли люди должны выживать, а не жить полноценной жизнью. И рваться в город-солнце люди тоже не должны. Нечего привыкать к хорошему. – Вот. – Степан улыбнулся. – Не всем такое положение вещей нравится. – Думаешь, тебя решили скомпрометировать? Подорвать, так сказать, доверие к тебе у местного населения? – Мы не исключали и такую возможность, поэтому сделали все возможные анализы на яды и токсины. – Олени здоровы. Здоровы, но все равно дохнут. – И не только олени, – медленно, словно с неохотой, заговорил Эрхан. – Остальное зверье в тундре тоже дохнет: песцы, волки, медведи даже. Птицы с неба падают. – Птицы с неба – это к апокалипсису, – произнес Гальяно задумчиво. – Примета есть такая, я в кино видел. – Я тебе сейчас расскажу, что к апокалипсису, – невесело усмехнулся Степан. – А потом даже покажу. – Так что там с Алисией? – Часть апокалипсиса Вероника уже видела, поэтому ей хотелось чего-нибудь приземленного, чего-то, что можно расследовать. – Ей пообещали материал, – сказал Степан. – Не лубочные картинки из жизни северных народов, а конкретную информацию о гибели животных. Подсунули конверт прямо в сумочку. В конверте – записка с инструкцией и ключи от снегохода. Она ж тоже девочка северная, снегоходом пользоваться умеет. – И северная девочка Алисия вскочила в седло и помчалась заре навстречу? – Гальяно понимающе усмехнулся. Ник посмотрел на него с мрачным неудовольствием. – Алисия помчалась навстречу к своему информатору в заброшенное стойбище оленеводов, – поправил его Степан. – Мор сделал свое дело, появились и у нас такие вот стойбища. – Он снова глянул на Тару и Эрхана, наверное, призывая их в свидетели. Те молча кивнули в ответ. – Там еще и особой разрухи нет, только запустение. Алисия сказала, что на стойбище было пусто, даже следов человеческого пребывания не нашлось. Она немного подождала, а потом решила поснимать. Когда снимала, услышала за спиной шаги, обернулась… – Степан сделал драматическую паузу, и Гальяно в нетерпении заерзал на стуле. – Обернулась и увидела шамана. Или человека в шаманской одежде и в маске. Говорит, шаман взял ее за руку, и она сразу же отключилась. А перед тем, как отключиться, за спиной у шамана увидела белого медведя. Напрягся, побелел лицом Веселов. Эта мертвенная бледность проступала даже сквозь сизую щетину. Надо же, щетину! А во время их первой встречи он был гладко выбрит, лощен и хорош собой аж до отвращения. Север его перелицевал, сбил столичную спесь, заставил повзрослеть. Или не север, а шаманский тынзян, который он снял с шеи убитого медведя? – В себя она пришла уже на базе, – продолжал рассказывать Степан. – Рядом ни единой живой души, если не считать полярной лисы. Про то, что обеих сковали одной цепью, вы знаете лучше моего. Сначала в комнате, где их заперли, было тепло, в печке-буржуйке горели дрова, но дрова и тепло скоро закончились. Какое-то время она еще надеялась, что это чья-то глупая шутка, а потом поняла, что никто не придет. – Ты ведь из-за нее так быстро сорвался с метеостанции? – Чернов посмотрел на Гальяно, а потом перевел требовательный взгляд на Степана. – Вы переговорили по рации, рассказали Гальяно, что пропала девушка, и решили, что игры в берсерков кончились. – Все так и было. – Гальяно кивнул. – Когда Туча… когда Степан позвал меня в Хивус, речь шла о расследовании преступления, в равной степени загадочного и древнего. Мы решили, что можно не спешить. Я, собственно, никого из вас и не собирался втягивать во все это. – Он обвел присутствующих за столом виноватым взглядом. – Но все изменилось, когда эта тварь начала убивать… – Алисия жива, – поправил его Волков. Все это время он молчал, не вмешивался, просто очень внимательно слушал. – Алисия осталась жива лишь благодаря чуду и… – Степан перевел взгляд на Ника, – вашему брату. Если бы не он, мы бы не увидели эту девушку никогда. – Живой не увидели, – поправила его Вероника. Не удержалась. – А кто был первой жертвой? – спросил Волков. Степан помолчал, словно что-то прикидывая в уме, а потом сказал: – Друзья, давайте сначала поужинаем, а потом я вам все расскажу и покажу. Это было правильное решение. Вероника помнила, как после увиденного в ангаре не могла есть несколько дней. А ведь она была не слабого десятка, и видеть ей доводилось всякое. На разных уровнях мироздания, если что… Ели молча, без аппетита и энтузиазма. А от предложенного алкоголя отказались напрочь. Когда подали кофе, Степан кратко, без душещипательных подробностей рассказал им то же, что рассказывал до этого Веронике: про котлован, страшную находку и загадочные самоубийства. – Господа, если вы готовы, то прошу за мной. – Иногда Степан казался снобом. Снобом и занудой, но Вероника знала, что на самом деле он не такой, в глубине души он все еще толстый, неуверенный в себе мальчишка, а все остальное – это годами выстраиваемая броня. – И должен сказать, я очень рад, что вы согласились разделить со мной это… бремя. – Нет, все-таки немножко зануда… Волков