– Душа считается? – спросил Ник и снова оскалился. – Существование души научно не доказано. – Чернов взъерошил густые волосы и тут же уточнил: – Сильно болит? На сколько баллов по десятибалльной шкале? – Получилось вроде и с усмешкой, но одновременно серьезно. – На двенадцать, – ответил Ник и сжал виски. – А голова и глаза вообще на двадцать. – Покажи-ка! Медицинского фонарика у Чернова с собой не было, и он посветил в глаза Нику мобильным. Волков подался вперед, затаил дыхание. В ярком направленном свете зрачок Ника начал сужаться и вытягиваться в вертикаль, но через долю секунды превратился в черную точку. Пацан зажмурился и оттолкнул руку Чернова. – Слишком ярко, – сказал шепотом. Волков посмотрел теперь уже в глаза Чернову. Видел ли тот то же? Чернов едва заметно кивнул. Значит, видел. Значит, не примерещилось. Да и как такое могло примерещиться? – Не тошнит? Голова не кружится? – Чернов уже ощупывал затылок Ника, аккуратно поворачивал голову из стороны в сторону. – Нет. – Ник попытался головой мотнуть, но Чернов держал крепко. – Только болит. – На сотрясение не похоже. Не похоже. А на что тогда похоже? Зрачок этот узкий, тень длинноухая-длиннолапая, да еще и хвостатая. Светобоязнь… К примеру, ликантропия. Повезло ему с братишкой, не всякому в родственники достается оборотень. Или вампир? Светобоязнь – это ж, кажется, оттуда, из славной Трансильвании. А белая мгла откуда?.. Волков только-только начал согреваться, как его снова будто накрыло снежной бурей. Слишком много всего для одного простого пацана. Или не простого, совсем не простого? Эх, спросить бы у Арины, но Арина далеко. Если что-то и почует, то помочь им точно не сумеет. Ни она, ни Анук. Бок закололо иголочками: между ним и Ником протиснулся Блэк, положил голову Нику на колени. Тот слабо улыбнулся, потрепал пса по холке. Чернов тоже потрепал, сказал задумчиво: – Хороший у тебя домашний питомец. – Не жалуюсь. – Волков все еще боролся с отголосками снежной бури, но выстуживающий душу холод мало-помалу уходил из тела. – У меня тоже есть, – сказал Чернов. – Пес? – Типа того. – Как зовут? – Сущь. – Девочка? – Мальчик. Этот незатейливый диалог каким-то невероятным образом помог им собраться и вырваться из снежной бури в реальный мир. Они даже Ника смогли с собой прихватить. Получилось. А в реальном мире уже налаживалась жизнь. Эрхан, прихватив карабин, ушел в разведку, а Мишаня и еще один парень под руководством Никодимыча прилаживали на место сорванную с петель дверь. Прилаживали, но всем было ясно, что еще одной такой атаки дверь не выдержит, и нужно что-то делать, что-то менять в системе безопасности метеостанции, потому что нет тут больше никакой безопасности. Зато есть полдюжины прекрасных экземпляров, с которыми и селфи можно сделать, и видос эпический запилить. Женщины хлопотали у плиты. После пережитого все хотели есть и горячего. А еще чего-нибудь покрепче, чтобы забыть и забыться. По глазам Эдика было видно, что эта вахта для него станет последней. Эдика никто не осуждал. Возможно, когда придет время принимать решение, метеостанцию навсегда покинет не только Эдик. В то время как женщины хлопотали у плиты, Тара возилась с Диком. Порванный медведем бок уже не кровоточил, наспех наложенная Черновым повязка лишь чуть-чуть пропиталась кровью, но пес вел себя беспокойно, огрызался на Тару и норовил цапнуть ее за руку. – Чует медведя, – сказала Тара, не оборачиваясь. Наверное, сама она тоже спиной чуяла взгляд Волкова. – Кстати, спасибо. Ее «спасибо» получилось каким-то снисходительным, словно она делала ему одолжение, принимая ненужную, навязанную помощь. Словно она сама врукопашную справилась бы с белым медведем, а он – идиот такой! – ей в этом помешал. – На здоровье, – бросил Волков в стриженый затылок. – Не боитесь вот так… в одиночку? Мог и не спрашивать, но любопытство одолело, захотелось понять, что толкает людей на такое безрассудство. Тара обернулась. Взгляд ее был насмешливым. – Я? – спросила она со снисходительной усмешкой. – Я в тундре родилась, полжизни моей прошло в стойбищах, среди оленеводов и охотников. Там, где такой, как ты… – она спокойно, без всяких прелюдий перешла на «ты», – где такой, как ты, – продолжила с нажимом, – и пяти минут не выживет, я почувствую лишь легкое неудобство. Почувствовала она неудобство. А медведя что-то не почувствовала. Где бы она сейчас была, если бы не они с Эрханом? Но спрашивать Волков не стал, не в его правилах обижать женщин. Пусть даже женщина эта сама кого хочешь обидит. – Раньше, по молодости, – Тара усмехнулась, словно бы сейчас она была уже древней старухой, а не женщиной в расцвете сил, – я на нартах носилась. – Она небрежно потрепала Дика по холке, и тот снова оскалился. – Вот такие клыкастые у меня были в упряжке. И ездовой зверь, и друг, и еда в случае особой необходимости. Присевший рядом с Волковым Блэк тоже оскалился и зарычал на Тару. Ясное дело, обиделся за весь собачий род. А Тара продолжала как ни в чем не бывало: – Это уже потом до нас прогресс дошел: спутники, связь, снегоходы и прочая дребедень, а тогда все по правилам, как предки учили. Некоторые до сих пор так живут, не признают этот ваш прогресс. – Но ты признаешь? – спросил Волков многозначительно и так же многозначительно посмотрел на ее прислоненное к стене ружье. Она ничего не ответила, лишь пожала плечами. Он уже хотел отойти, когда Тара вдруг спросила: – Вы в Хивус? Волков кивнул. – Когда? – Сегодня утром. – Я с вами. – Она не спрашивала и не просила, она констатировала факт. – Мне тоже нужно в Хивус. Подошел Гальяно, в руке его была камера, наверное, планировал взять интервью у чудом спасенной из лап медведя туземки. Не вышло. – Меня не снимай, – сказала Тара таким тоном, что сразу стало понятно: спорить с ней бессмысленно. – Мадам, это для истории… – Гальяно все-таки попытался. – У нас с вами разные истории. – Тара отвернулась, давая понять, что разговор закончен. – Один вопрос, мадам! – не сдавался Гальяно. – Тара – это ваше настоящее имя? – Тара – это имя, которое способно воспринять ухо такого, как ты. – В сиплом голосе послышалась насмешка. – А настоящее? – А настоящее тебе незачем знать, мальчик. Волков с Гальяно переглянулись. Резвая им попалась тетенька, такой палец в рот не клади. Брать ее с собой в экспедицию не хотелось, но и бросать на станции было как-то невежливо. Веселов Вот это славная выдалась ночка! Будет что вспомнить на старости лет! Будет чем внуков удивить! Пока все на станции возились с Волчком и Тарой, Веселов напросился в помощники к Эрхану. В крови все еще кипел адреналин, хотелось приключений и медведя. А то все успели с медведями повоевать, кроме него. Ему не досталось даже ракетницы. Хорошо Чернову, вон как табуреткой махался, на века вошел в историю, как берсерк, заваливший табуреткой белого медведя. Или войдет. А он, Веселов, что оставит для истории? Эрхан на просьбу отреагировал со свойственным ему флегматизмом. – Скажу бежать – беги! И чтобы никаких мне геройств. Уяснил? – Уяснил. – На самом деле бежать Веселов никуда не собирался, ни при каких обстоятельствах, но станешь артачиться, Эрхан уйдет на разведку один. Жди потом свой звездный час еще сто лет. Несмотря на то, что наручные часы уже показывали половину восьмого утра, снаружи царила тьма, которую лишь слегка разгонял свет от немногочисленных фонарей. Эрхан двигался одновременно осторожно и уверенно, и Веселову вдруг некстати подумалось, что проводник взял его с собой лишь потому, что понимал – самое опасное позади, ничего интересного они больше не найдут. А и ладно! Все равно нужно проветриться, прочистить мозги после всего этого ночного дурдома. Они медленно обходили рабочий корпус, когда идущий впереди Эрхан замер. Веселов едва не налетел на его застывшую фигуру, затормозил в самый последний момент. – Что? – спросил так тихо, что и сам себя не услышал, но Эрхан ответил: – Волки. – Волки? – Слышишь? Чтобы услышать, Веселов сдернул с головы и капюшон, и шапку, в уши тут же мертвой хваткой вцепился мороз. Жаль только, отмороженные уши будут бесполезной жертвой, потому что он так ничего и не услышал. Далеко ему, видать, до чутких северных народов. – Где? – спросил он все так же шепотом и на всякий случай надел шапку. – Близко. – Эрхан вскинул карабин. – Держись рядом. Веселов снова прислушался, но не услышал ровным счетом ничего, кроме потрескивания снега под ногами. А Эрхан уже двинулся вперед, поманил за собой. Сейчас еще, чего доброго, крикнет: «Беги!»