– Проберутся и подвзорвут, как семёновцев! – закончил он. Вера молча кивнула. – Что, ты согласна? – несколько опешил бравый кадет. – Не будешь говорить, что всё чепуха и ерунда? – Не буду, – сказала сестра. – Потому что от них всего можно ждать. Только всё равно неясно, чем мы можем помочь? – Нужно, чтобы Охранное отделение проверило бы все подземелья. Чтобы следили. – Ну, а я что? – А вот ты теперь уже должна их там предупредить! И без отговорок!.. – А если я не могу? – спросила Вера с бледной улыбкой. – Как это «не можешь»? – не понял кадет. – Не могу, Феденька, – Вера опустила голову, затеребила край домашней шали. – Соврала я тебе. Никакой я не агент. Была с эсдеками, с большевиками, как они себя зовут… потому что уж больно несправедливости вокруг много. Фёдор стоял, бессильно сжимая и разжимая кулаки. Соврала. Соврала! Соврала!.. Так он и думал!.. – Соврала я. Грешна… – Щёки Веры тоже заливал жаркий румянец. – Прости, Феденька… прости меня, коль сможешь… Господа что ни день молю, чтобы простил… – Так ты… ты с ними, что ли? С эсдеками? С бомбистами?! – шёпотом закричал Федя, едва обрёл дар речи. – Я… я тебе верил! Верил!.. Вера резко закрыла лицо ладонями, плечи вздрогнули. Словно почуяв, что дело неладно, котёнок Черномор вспрыгнул хозяйке на колени, потёрся мордочкой, запырчал, но не от удовольствия, а словно с тревогой. – Ну да… я обманула… ничего лучше не придумала… стыдно было… И Фёдор Солонов уже хотел закричать что-то об измене и прочем, но вдруг словно наяву услыхал рассудительный голос Пети Ниткина: «Слезами горю не поможешь. И ругаться тоже смысла нет. Она же плачет, смотри!.. Она раскаялась. А дело так и не сделано!.. Чего ж теперь браниться?..» И так ясно это слышалось Фёдору, что он невольно даже обернулся. Но нет, друга Ниткина тут не было, и не только здесь, но и вообще в Гатчино – уехал на побывку к матери в Петербург. – Хорошо, – услыхал Федя собственный голос, куда более рассудительный, чем, казалось, должно бы. – Бог простит, и я прощаю. Только не ври больше, договорились? – Договорились, – всхлипнула сестра. – Ты не думай, я всё равно уже давно не с ними!.. В-валериан… – Что «Валериан»? Федя грешным делом подумал, что Вера сейчас начнёт изворачиваться и оправдываться, мол, это не я, это всё он, сбил с толку, заморочил и так далее – как порой делали в Елисаветинской военгимназии, когда, чтобы избежать совсем уж сурового наказания, навроде отчисления, можно было свалить на кого-то из «отчаянных», мол, это он придумал, а я так, всего лишь поддался. Подловато (и здесь, в Александровском корпусе, о таком даже не слышали), и прибегали к этому не шибко авторитетные воспитанники, но на самый крайний случай… – Валериан был такой убеждённый… и я с ним соглашалась. Но Фёдору было сейчас не до того. – Значит, надо прямо писать! Прямо в Охранное отделение. – Так ты ж сам мне только что говорил, что Илья Андреевич твой им всё рассказал! Верно, подумал Федя. И ему то ли не поверили, то ли не приняли всерьёз. – Нет, дорогой мой братец. Не поверили жандармы господину Положинцеву, и нам тем более не поверят. Самим надо! – А ты… – осторожно переспросил Федя, – ты теперь точно не с ними? Не с эсдеками? Точно-точно? – Точно-точно. – Вера поникла головой, качнулась сложным калачом свёрнутая коса. – Была, да. А теперь – нет. Вот когда ты меня спасать пришёл… – Она вытерла глаза, последний раз хлюпнула носом. – Ты меня спасаешь, а они стреляют. Даже не думают. – И что же? – не понял кадет. – А то, братец мой милый, что вот тогда-то и задумалась я, что нельзя вот так вот – и в пальбу. Если они тут не задумываются, то что ж будет, если какая власть им достанется? Ох, разойдутся!.. Разойдутся, подумал Фёдор. Уж это-то я точно знаю. – Душа моя братец, – Вера встала, придерживая угревшегося на коленях котёнка, – нам вдвоём придётся. – Как это «вдвоём»? – не понял бравый кадет. Вместо ответа Вера одной рукой расстегнула ридикюль. Протянула Фёдору. Внутри вместо неведомых девичьих принадлежностей матово блеснула воронёная сталь. – «Кольт» тридцать второго калибра, – сухо сообщила сестра. – Сорок пять рублей в оружейном магазине Чижова, что на Литейном, 51. Что так смотришь? Я умею стрелять. Маме об этом знать не обязательно. Федя, разинув рот, глядел на Веру. – Что… что ты задумала? – Раз и навсегда отбить у них охоту лазать по гатчинским подземельям, – усмехнулась сестра. – Но… как? – Как? Я к ним вернусь. И всё узнаю. – Вер… они же… они тебя… Но сестра только отмахнулась. – Валериан сделает всё, что я скажу. – Она не выдержала, покраснела. – И приведёт на сходку. И я всё узнаю. Клянусь тебе!.. Фёдор Солонов сглотнул, ладони у него покрылись по́том. – А… потом? – Увидишь, – хладнокровно сказала сестра. Аккуратно пересадила котёнка на подлокотник кресла, достала «кольт» из ридикюля, передёрнула затвор. Прицелилась куда-то в угол. Сухо щёлкнуло. – Я не хуже тебя умею по подземельям лазать. …И на этом стояла, хоть плачь. – Ну хорошо, – сдался наконец Фёдор. – Значит, пойдёшь с этим… Валерианом… – Ему очень хотелось сказать – «хлыщом», но сейчас всё-таки не стоило, – на сходку. Всё узнаешь про Бешанова. Так? Вера кивнула. – Может, в твоего Положинцева стрелял и не он. – Это ещё почему? Илья Андреевич его узнал… – Илья Андреевич тяжело ранен, еле выжил. Что ему там в точности привиделось – он и сам уже точно не скажет. – Да с чего ты взяла-то? Вера поджала губы, вздохнула, глядя в угол. – Потому что Бешанов, скорее всего, не преминул бы добить раненого. Как это у них называется, «контрольный выстрел» – я сама от Благоева слышала. Пальнул бы в голову, и всё. Йоська хвалился, что на «эксах» так полицейских приканчивал. – Ну… – слегка растерялся Фёдор, – может, оно и так… а может, и нет… – Когда не знаешь, что сказать, говори по-французски, – припомнила сестра «Аню в Стране чудес». – А если не можешь по-французски, то лучше молчи. Ну, чего ещё тебе? – Не хочешь больше говорить? – слегка обиделся бравый кадет. – Всё уже обговорили, обо всём условились, – сухо отрезала сестра. – Сказала – сделаю. Всё!.. – А когда? – Вот пристал!.. Поговорю с… с этим… Валерианом, – она слегка запнулась, – и дам тебе знать, не сомневайся. По тому, как она это произнесла, сомневаться и впрямь не приходилось. – И про Бешанова, и про всё остальное. Если они и впрямь господина Положинцева убить решили, чтобы ненароком он их не выдал, то, может, на самом деле готовы действовать. – Но ты от них ничего про ходы не слышала ведь?