— Фу, как ты унижаешься перед ней, просто стыдно слушать. Ты мужчина, покажи свою независимость, пусть она привыкает. И не стоит постоянно говорить о любви. Иначе ты ее разбалуешь! — Э-э, послушай, Насть, я через час вернусь, и мы все обсудим, — повысил голос Вадим. — Я скоро приеду, подожди меня. — Нет, у меня дела. — Какие это у тебя дела? Настя задохнулась от возмущения: — Личные! У меня что, не может быть дел? У тебя могут быть, а у меня нет? Разве я человек второго сорта? Женщина для тебя — просто предмет быта, которым можно пользоваться в свое удовольствие?! Мать Вадима, вероятно, услышала, что с ее сыном разговаривают неподобающим тоном, и снова подала голос: — Не позволяй ей кричать на тебя. Что это еще за дела такие? Женщина должна… — Скажи ей, чтобы она перестала! — потребовала Настя. — Насть… — Ты ни на что не готов ради меня, верно? Даже заступиться за меня перед собственной матерью! Пока! — сказала она и повесила трубку. Слезы душили Настю, но она не позволила себе броситься на постель и выплакаться. У них с Кариной девичник, и она ни за что его не пропустит! Куда там ей нужно идти? Настя достала блокнотик, в который записала название отеля и номер комнаты, где остановилась подруга. Двадцать четвертый, отлично. Вадим не успеет приехать, чтобы остановить ее. * * * Холл «Отеля на набережной» выглядел просторным и был красиво декорирован. Огромные вазы с охапками сухой травы соседствовали с диванами, обитыми гобеленом. Оттого, что плиточный пол блестел, отражая светильники, ступившего на него охватывало ощущение бесконечного скольжения. Альберт прошел мимо стойки портье, держа в руках ключ от номера с большой красной грушей на кольце. Портье глянул на него лишь мельком и отвернулся. Альберт не сомневался, что его не остановят, — он был хорошо одет, и лицо его определенно внушало доверие. Он привык к тому, что люди относятся к нему дружелюбно. Это было приятно. На всякий случай он старался не смотреть проходящим мимо постояльцам в лицо. Кто-то может встретиться с ним взглядом, а это, пожалуй, ни к чему. Маскироваться он считал ниже своего достоинства. У него всегда было много времени для того, чтобы уйти незамеченным. Он поднял голову и посмотрел на часы, висевшие в холле. Без четверти восемь. То что нужно. Мимо Альберта прошла парочка — молодая женщина держала мужчину под руку. У женщины были темные вьющиеся волосы и большие солнечные очки. Он мазнул по ней взглядом, на секунду задержавшись на ногах. Его не зацепила их стройность: сейчас он весь был настроен на Настю — на ее серые глаза, шелковую юбку и туфли с пер екладинами… Женщина, напротив, обратила на Альберта самое пристальное внимание. Но не захотела этого показать. Когда он проходил мимо, она всем корпусом повернулась к своему спутнику. Однако, сделав всего пару шагов, изо всех сил вцепилась в руку своего мужа. С такой силой, что он против воли вскрикнул: — Таня, ты что? — Молчи! — жарким шепотом выдохнула она, приблизив к нему лицо. — Молчи, молчи, молчи!.. Мужчина сбился с шага и испуганно посмотрел на нее. — Обернись, Максим, — снова шепнула она. — Тот человек в замшевой куртке все еще в холле? Максим посмотрел и отрицательно покачал головой: — Нет, он сел в лифт и уехал. — В лифт? — удивленно переспросила Таня. Она видела ключ в его руках. На бирке стоял номер двадцать четыре. Значит, ему на второй этаж. Почему он не пошел пешком? Это было бы логичнее. Хотел смешаться с толпой? Наверняка. Неужели он здесь не просто так? А по делу? Сердце Тани застучало глухо и сильно, как тогда. Когда она бежала — бежала долго и быстро, не помня себя от ужаса. До сегодняшнего дня никто не мог заставить ее вспомнить это лицо — ни ласковый муж, ни профессиональный психолог, ни гипнотизер, ни учтивый следователь. Вместо лица перед ее мысленным взором всегда всплывало белое пятно. Память выдавила из себя ужасное воспоминание, словно пасту из тюбика, и с этим ничего нельзя было поделать. И вот сегодня… Таня остановилась и, прижав руку к груди, стала ловить ртом воздух. — Мне что-то нехорошо, Максим. — Давай вернемся в номер, — тотчас предложил он, проявляя все признаки беспокойства. — Нет, — резко бросила Таня… — Мне обязательно нужно выпить кофе. В квартале отсюда есть кафе, где продают кофе навынос. Помнишь, мы покупали вчера? Принеси мне с молоком. И зайди в аптеку за аспирином. Я, пожалуй, приму пару таблеток. Да, и обязательно купи кефир. Это, наверное, желудок. Ты же знаешь, иногда он бунтует. Непривычная еда… Не каждый день мы с тобой ужинаем в японских ресторанах. Кефир купи обязательно. Не торопись, я пока полежу. Муж ушел, беспокойно качая головой и время от времени оглядываясь. Таня торопливо двинулась к лифту, но тут увидела, что портье отошел, и его место занял один из охранников. Не воспользоваться моментом было бы глупо. Она притормозила, подняла очки на лоб и решительно подошла к стойке, бросив: — Двадцать четвертый, пожалуйста! Охранник обернулся к стойке, поискал и вынес вердикт: — Его нет на месте. — Тогда дайте запасной, — потребовала Таня, посмотрев ему в глаза взглядом кобры, раскрывшей капюшон. — Муж ушел и забрал ключ с собой. А мне срочно нужно вернуться в номер. — Но… — Если вы не заметили, я беременна. Давайте сюда ключ или зовите администратора. Он отдал ей ключ, достав его из ящика, и принял независимый вид. Первый этап запланированной операции прошел успешно. Чтобы найти подходящее оружие, Татьяна отправилась в свой номер. Выйдя из лифта, она очень кстати обнаружила стоявшую у стены тележку горничной и, молниеносно выхватив из корзинки резиновые перчатки, побежала к себе. Захлопнув за собой дверь, женщина огляделась по сторонам и тут же обнаружила то, что показалось ей подходящим для расправы — круглый каменный подсвечник, бледно-зеленый, с молочными прожилками. Красивый и смертоносный. «Если рассматривать вещи с этой точки зрения, — думала она отрешенно, — любое человеческое жилище просто нашпиговано орудиями убийства». Теперь она была готова к выполнению своей миссии. Обращаться в милицию Татьяна не собиралась. В этом городе она чужая, поэтому снова придется все объяснять, давать показания, вспоминать детали, в сотый раз проходить через весь этот ужас… А пока она будет заниматься всякой чепухой, чудовище задушит еще одну девушку. Сколько их на его счету? Могло бы быть на одну больше, если бы Бог не послал ей силы сопротивляться… Нет, она ни на секунду не сомневалась, что сегодня видела в гостинице именно этого монстра. Она буквально физически ощутила исходящую от него опасность. И теперь душа ее жаждала мести. Надев перчатки, женщина взяла в руки подсвечник. Он лежал у нее на ладони, ощутимо холодя кожу сквозь резину. Этот холод разливался по венам, и ей казалось, что на ее теле после содеянного навсегда останется такой же разветвленный молочный узор, как на той штуке, которой она собиралась размозжить голову своего мучителя. Не тратя времени на размышления, Татьяна схватила валявшуюся на кресле шаль и прикрыла ею свое оружие. Затем она выскользнула за дверь и быстро спустилась на второй этаж. Животный страх, пережитый несколько лет назад, сублимировался в желание как можно скорее уничтожить чудовище, лицо которого она вряд ли теперь сумеет когда-нибудь забыть. Подойдя к двадцать четвертому номеру, она вставила ключ в замочную скважину и дважды повернула. Провидение помогало ей действовать бесшумно. Переложив ключ в левую руку, в правой она сжала каменный подсвечник и стремительно вошла. Он был в спальне. И был не один. Таня сделала несколько легких шагов и бросила на открывшуюся перед ней картину всего один взгляд. Предполагаемая жертва лежала на кровати совершенно неподвижно — руки ее были раскинуты в стороны. Таня заметила широкую шелковую юбку, длинные светлые волосы… Такие же когда-то были и у нее… До тех пор, пока она не решила раз и навсегда превратиться в брюнетку. По всей видимости, девушка была в обмороке, и чудовище это злило. Он стоял одним коленом на кровати и похлопывал ее по щекам, цедя одни и те же слова: — Приходи в себя, давай же! Ты должна бояться. Я хочу, чтобы ты боялась меня, дурочка! Я хочу видеть твои глаза. Вероятно, девушка потеряла сознание сразу же, как только он затолкал ей в рот кляп. Таня отчетливо помнила вкус той тряпки, которую он жестоко просовывал через ее сжатые зубы, разорвав верхнюю губу. — Эй, — окликнула она, появляясь на пороге, словно ангел смерти — с горящими глазами и волосами, темным нимбом стоявшими вокруг ее прекрасной головы. — Помнишь меня? Он прыжком соскочил с кровати и развернулся к ней лицом. В глазах его промелькнула жестокость — он был готов обороняться. Вслед за этим в них отразилось узнавание. И только потом — страх. — Дикая кошка, — пробормотал он, и демон, заключенный в его грудной клетке, дернулся изо всех сил, предсказывая, что вот сейчас все должно закончиться — окончательно и бесповоротно. * * * Вадим стоял перед входом в «Отель на набережной» совершенно растерянный. Только что он поссорился с матерью, на которую впервые в жизни повысил голос. В самых резких выражениях он заявил ей, что любит Настю и собирается наконец сделать ей предложение. И не позволит матери вмешиваться в их отношения. Если бы не она, свадьба состоялась бы еще год назад. Однако любящая родительница отговорила сына, внушив ему, что чувства нужно проверить. И с тех пор только и делала, что пыталась рассорить влюбленных. Сын должен был слушаться только ее, по первому слову бежать именно к ней, ради нее обязан был жертвовать свободным временем и рисковать отношениями с невестой. Он летел домой как на крыльях. Однако, ворвавшись в квартиру, обнаружил, что она пуста. Насти не было. Она могла податься куда угодно. Может быть, поехала к двоюродной сестре Лизе? Он бросился к телефону и тут увидел возле аппарата блокнот, в котором Настиной рукой было нацарапано: «Отель на набережной», номер двадцать четыре, восемь вечера». Вадим испугался, и ладони у него мгновенно вспотели, как бывало всегда, когда он переставал контролировать ситуацию. У Насти свидание? В отеле? С кем, черт побери? Может быть, он слишком долго испытывал ее терпение, идя на поводу у матери? Стараясь сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы? Может быть, он опоздал со своим серьезным разговором? Настя выбрала кого-то другого и собирается уйти навсегда… В конце концов они не женаты, и что может ее удержать? Вадим поймал машину и велел везти себя в «Отель на набережной». Всю дорогу он ерзал на сиденье, молясь про себя, чтобы они не попали в пробку. И вот теперь, очутившись возле входа, он вертел в руках листок бумаги, вырванный из блокнота, и не знал, что ему делать: входить внутрь или нет? Если Настя сейчас с другим мужчиной и он увидит это своими глазами, сердце его рассыплется, превратившись в горсть песка. Он уже сейчас чувствовал, как оно пошло трещинами… Очутившись на улице, он почти сразу увидел высокого мужчину с рельефным лицом и прекрасной осанкой, который фланирующей походкой приближался к входу в отель, помахивая ключом с большой грушей на кольце. На груше ясно был виден номер двадцать четыре. Вадим превратился в соляной столп. Ему потребовалось немало времени на то, чтобы привести свои чувства в порядок. Дважды он уходил, но, выкурив сигарету в соседнем сквере, возвращался назад. Он не знал, сколько времени принимал решение. Смотреть на часы ему было ни к чему. Да он и не смог бы этого сделать — руки налились свинцом, и ему вряд ли удалось бы поднести часы к глазам. Вадима терзала такая жгучая ревность, что он, поддавшись порыву, сбил костяшки пальцев о кирпичную стену. Потом, решившись наконец действовать, метнулся к парадному входу. — Господи, я убью этого мерзавца, убью! — пробормотал он, сжимая кулаки. — Вы что-то сказали? — спросил его маленький старичок, проходивший мимо. Посмотрев на Вадима, он покачал головой: — Молодые люди, сильные страсти. Взлетев на второй этаж, Вадим рванул к двадцать четвертому номеру и громко постучал. Ему никто не ответил. Тогда он нажал на ручку двери, и та бесшумно отворилась перед ним. Он шагнул в комнату и сразу почувствовал, что здесь не все благополучно. Воздух был словно сгущен и наполнен предостережением. Он презрел его и бросился вперед. Открывшаяся картина заставила его глухо застонать. Его девочка распростерлась на постели с кляпом во рту, а рядом, на полу, лежал тот самый тип с размозженной головой. Схватив Настю в охапку, Вадим принялся вытаскивать у нее изо рта кляп. Она открыла глаза и бросилась ему на шею. В этот момент сзади раздался стальной голос: — Не двигаться! Руки за голову! В дверном проеме стоял охранник с направленным на него пистолетом.