В последнее время Ахимас брал работу редко, два-три раза в год: или за очень большие деньги, или за какую-нибудь особенную награду. Например, в марте поступил тайный заказ от итальянского правительства — разыскать и уничтожить анархиста Джино Дзаппу по прозвищу Шакал, который намеревался убить короля Умберто. Террорист считался крайне опасным и совершенно неуловимым. Само по себе дело оказалось несложным (Шакала выследили помощники Ахимаса, а ему самому осталось только съездить в Лугано и один раз нажать на спусковой крючок), но примечателен был обещанный гонорар. Во-первых, Ахимас получил итальянский дипломатический паспорт на имя кавалера Вельде, а во-вторых, привилегию на покупку острова Санта-Кроче в Тирренском море. Если бы Ахимас пожелал воспользоваться привилегией и выкупить этот клочок суши, он получил бы не только титул графа Санта-Кроче, но и право экстерриториальности, что выглядело особенно привлекательно. Сам себе государь, сам себе полиция, сам себе суд? Хм. Из любопытства Ахимас съездил взглянуть на остров и был околдован им. Там не было ничего примечательного, только скалы, пара оливковых рощиц, бухта. По берегу весь островок можно было обойти за час. Последние четыреста лет здесь никто не жил, лишь изредка заплывали рыбаки пополнить запас пресной воды. Графское звание Ахимаса привлекало мало, хотя в путешествиях по Европе громкий титул иногда небесполезен. Но собственный остров? Там он мог бы быть наедине с морем и небом. Там можно создать собственный мир, принадлежащий только ему одному. Заманчиво. Удалиться на покой. Плавать под парусом, охотиться на горных коз, чувствовать, что время остановилось и неотличимо от вечности. Хватит приключений, уж не мальчик. И, может быть, обзавестись семьей? Не то чтобы он думал о семье всерьез — скорее для гимнастики ума. Ахимас знал, что семьи у него никогда не будет. Он боялся того, что, лишившись одиночества, станет бояться смерти. Как боятся ее другие. Сейчас он не страшился смерти вовсе. Это составляло фундамент, на котором стояло крепкое здание, именуемое Ахимасом Вельде. Ну, даст пистолет осечку, или жертва окажется чересчур ловкой и удачливой. Тогда Ахимас умрет, только и всего. Это значит, что больше ничего не будет. Кто-то из древних — кажется, Эпикур, — по этому поводу уже все сказал: пока есть я, смерти нет, а когда придет она, то не будет меня. Ахимас Вельде пожил и повидал достаточно. Только любви не знал, но это уже из-за профессии. Привязанность ослабляет, а любовь — та вовсе делает беззащитным. Ахимас же был неуязвим. Поди возьми человека, который ничего не боится, никем и ничем не дорожит. Но собственный остров — об этом стоило поразмыслить. Возникала одна проблема — финансовая. Выкуп привилегии стоил дорого, на это ушли бы все средства из цюрихского и лондонского банков. А на что обустраивать свое графство? Можно продать виллу, но этого, пожалуй, не хватит. Тут нужен капитал поосновательней. Или же выкинуть эти фантазии из головы? Однако свой остров — это больше, чем своя скала, а море больше, чем озеро. Можно ли довольствоваться малым, если тебе предлагается большее? * * * Вот какого рода раздумья занимали Ахимаса, когда его посетил человек в маске. 2 Сначала дворецкий Арчибальд принес карточку — кусок белого картона с золотой коронеткой и готической вязью «Барон Евгениус фон Штайниц». К карточке была приложена записка по-немецки: «Барон фон Штайниц просит господина Вельде принять его нынче в десять часов вечера по конфиденциальному делу». Ахимас обратил внимание на то, что верхний край листка обрезан. Очевидно, будущий визитер не желал, чтобы Ахимас увидел монограмму, а стало быть, на самом деле он был, если и «фон», то во всяком случае не Штайниц. Посетитель прибыл ровно в десять, минута в минуту. Такая пунктуальность позволяла предположить, что это действительно немец. Лицо барона было скрыто бархатной полумаской, за что гость учтиво извинился, сославшись на крайнюю деликатность дела. Ничего особенно примечательного во внешности фон Штайница Ахимас не заметил — светлые волосы, аккуратные бакенбарды, беспокойные голубые глаза. На бароне был плащ, цилиндр, крахмальная рубашка с белым галстуком, черный фрак. Сели на веранде. Внизу мерцало освещенное луной озеро. Фон Штайниц даже не взглянул на умиротворяющий пейзаж, все рассматривал Ахимаса через прорези своей опереточной маски. Начинать разговор не спешил — закинул ногу на ногу, закурил сигару. Ахимас все это уже много раз видел и спокойно ждал, когда визитер решится начать. — Я обращаюсь к вам по рекомендации господина Дю Балле, — наконец, произнес барон. — Он просил передать вам нижайший поклон и пожелания полнейшего… то есть нет, совершеннейшего благополучия. Услышав имя парижского посредника и его пароль, Ахимас молча кивнул. — У меня дело огромной важности и сугубой конфиденциальности, — понизив голос, сообщил фон Штайниц. — Именно с такими ко мне обычно и обращаются, — бесстрастно отметил Ахимас. До сего момента разговор шел по-немецки. Внезапно посетитель перешел на русский. Говорил чисто, правильно, только слегка картавил на твердом "л": — Работу следует выповнить в России, в Москве. Нужно, чтобы дево сдевав иностранец, хорошо знающий русский язык и обычаи. Вы подходите идеально. Мы навели о вас справки. Навели справки? Да еще „мы“? Ахимасу это не понравилось. Он хотел было немедленно прервать разговор, пока гость не сказал лишнего, но тут картавый сказал: — За выповнение этого свожного и деликатного дева вы повучите миллион французских франков авансом, а по исповнении нашего… м-м… контракта миллион рублей. Это меняло дело. Такая сумма была бы достойным завершением блестящей профессиональной карьеры. Ахимас вспомнил причудливый контур Санта-Кроче, когда островок впервые появляется на горизонте — этакая шляпа-котелок, лежащая на зеленом бархате. — Вы, сударь, посредник, — сухо сказал он вслух по-немецки. — А мой принцип — иметь дело напрямую с заказчиком. Условия мои таковы. Вы немедленно переводите задаток на мой счет в Цюрих. После этого я встречаюсь с заказчиком в указанном им месте, и он излагает мне всю подоплеку дела. Если условия меня почему-либо не устроят, я верну половину задатка. «Барон Евгениус фон Штайниц» возмущенно всплеснул холеной рукой (на безымянном пальце сверкнул старинный сапфир), но Ахимас уже поднялся. — Я буду говорить только с первым лицом. Или ищите другого исполнителя. 3 Встреча с заказчиком состоялась в Санкт-Петербурге, на тихой улочке, куда Ахимаса привезли в закрытом фаэтоне. Экипаж долго петлял по улицам, окна были наглухо зашторены. Эта предосторожность вызвала у Ахимаса улыбку. Запомнить дорогу он не пытался, хотя географию российской столицы знал в совершенстве — в свое время приходилось выполнять здесь несколько серьезных контрактов. Но украдкой подсматривать в щелку и считать повороты нужды не было. Ахимас позаботился о своей безопасности: во-первых, подобающим образом вооружился, а во-вторых, привез с собой четверых помощников. Они ехали в Россию в соседнем вагоне и сейчас следовали за фаэтоном в двух пролетках. Помощники были профессионалами, и Ахимас знал, что они не отстанут и себя не обнаружат. Фаэтон остановился. Молчаливый кучер, встретивший Ахимаса на вокзале и, судя по офицерской выправке, явно не бывший кучером, открыл дверцу и жестом велел следовать за ним. На улице ни души. Одноэтажный особняк. Скромный, но чистенький. Необычно только одно: несмотря на лето, все окна закрыты и задвинуты гардины. Одна чуть колыхнулась, и тонкие губы Ахимаса снова на миг раздвинулись в улыбке. Эти дилетантские хитрости начинали его забавлять. Все было ясно: аристократы, играющие в заговор. Провожатый вел куда-то через анфиладу темных комнат. Перед последней остановился, пропуская вперед. Когда Ахимас вошел, створки за его спиной закрылись, раздался звук запирающего ключа. Ахимас с любопытством огляделся. Занятная комнатка — ни одного окна. Из мебели только небольшой круглый стол и возле него два кресла с высокими спинками. Впрочем, разглядеть помещение было сложно, так как горела всего одна свеча, и ее слабый свет не достигал терявшихся во мраке углов. Выждав, пока глаза свыкнутся с темнотой, Ахимас привычным взглядом осмотрел стены. Ничего подозрительного не обнаружил — ни потайных окошек, из которых можно было бы держать его на мушке, ни дополнительных дверей. Оказалось, что в дальнем углу стоит еще один стул. Ахимас сел в кресло. Минут через пять дверь распахнулась, и вошел высокий мужчина. Вторым креслом не воспользовался — пересек комнату и, не здороваясь, сел на стул. Выходило, что заказчик не так прост. Отличная уловка: Ахимас сидел на виду, освещенный свечой, а партнер оказался в густой тени. И лица было не видно — только силуэт. Этот, в отличие от «барона фон Штайница», времени не терял, а сразу перешел к делу. — Вы хотели встретиться с первым лицом, — сказал человек в углу по-русски. — Я согласился. Смотрите же, не разочаруйте меня, господин Вельде. Представляться не буду, для вас я monsieur NN. По выговору — человек из высшего общества. На слух — лет сорок. Но, может быть, и меньше — это голос, привыкший командовать, а такие всегда звучат старше. По повадке — человек серьезный. Вывод: если и великосветский заговор, то нешуточный. — Излагайте суть дела, — сказал Ахимас. — Вы хорошо говорите по-русски, — кивнула головой тень. — Мне докладывали, что в прошлом вы российский подданный. Это очень кстати. Не понадобятся лишние разъяснения. И уж во всяком случае, не придется втолковывать, насколько значительна персона, которую нужно убить. Ахимас отметил удивительную ясность выражений — никаких экивоков, никаких «устранить», «обезвредить» или «нейтрализовать». А monsieur NN все так же ровно, безо всякой паузы, сообщил: — Это Михаил Соболев. — Тот, кого называют Белым Генералом? — уточнил Ахимас. — Герой последних войн и самый популярный военачальник российской армии? — Да, генерал-адъютант Соболев, командующий четвертым армейским корпусом, — бесстрастно подтвердил силуэт. — Прошу извинить, но должен ответить отказом, — вежливо произнес Ахимас и скрестил руки на груди. По науке о жестах эта поза означает спокойствие и непреклонную решимость. Ну, а кроме того пальцы правой руки легли на рукоятку маленького револьвера, лежавшего в специальном жилетном кармане. Револьвер назывался «велодог» и был изобретен для велосипедистов, которым докучают бродячие собаки. Четыре круглоголовые пульки двадцать второго калибра. Безделушка, конечно, но в ситуациях, подобных нынешней, может оказаться очень полезной. Отказ от выполнения заказа после того, как объект уже назван, — самый опасный момент. В случае осложнений Ахимас намеревался действовать так: всадить заказчику пулю в лоб и отскочить в самый темный угол. Взять там Ахимаса будет непросто. При входе обыска не было, так что весь арсенал остался нетронутым — и «кольт», изготовленный по индивидуальному заказу, и метательный нож, и пружинный испанский нож. Минуты две продержаться можно, а потом на выстрелы подоспеют помощники. Поэтому Ахимас был напряжен, но спокоен.