— Это уж как положен, — согласился трактирщик. — На все воль Аллах. Коллежский асессор изо всех сил боролся с неудержимым зудом в указательном пальце. — Ты еще об Аллахе, мразь! Где убитые? — А чуланчикам пока прибрал, — охотно сообщил нелюдь. — Думал, после речк кидал. Вон он, чуланчик. — И показал на дощатую дверь.. Дверь была заперта на засов. Эраст Петрович скрутил Абдулу руки его же кожаным ремешком, а сам с тоскливо ноющим сердцем отодвинул засов. Внутри было темно. Помедлив, коллежский асессор сделал шаг, другой и вдруг получил сзади мощный удар ребром ладони по шее. Ничего не понимая, полуоглушенный, рухнул лицом в пол, а кто-то навалился сверху, горячо задышал в ухо: — Гдзе гаспадзин? Убивачи собака! С трудом, с запинкой — удар-то был нешуточный, да и во вчерашнюю шишку отдался — Фандорин пролепетал по-японски: — Так ты все-таки учишь слова, бездельник? И не выдержал — разрыдался. Но и на этом потрясения не кончились. Когда, перевязав Масе разбитую голову и отыскав извозчика, Фандорин вернулся за Мишей Маленьким в Фискину каморку, цыганки там не было, сам же Миша уже не сидел, привалившись к стене, а лежал на полу. Мертвый. И умер он не от раны в живот — кто-то очень аккуратно перерезал бандитскому королю горло. Эраст Петрович с револьвером наизготовку заметался по темному коридору, но тот разветвлялся и уходил в кромешную сырую тьму. Тут не то что найти кого-то — дай Бог самому не заблудиться. Выйдя из «Каторги» наружу, Фандорин зажмурился от выглянувшего из-за крыш солнца. Маса сидел в извозчичьей пролетке, одной рукой прижимая, вверенный ему портфель, а другой крепко держа за шиворот связанного Абдула. Рядом торчал бесформенный куль — обмотанное одеялом тело Ксаверия Феофилактовича. — Пошел! — крикнул Эраст Петрович, вскакивая на козлы рядом с ванькой. Поскорей бы из этого проклятого Богом места. — Гони на Малую Никитскую, в жандармское! Глава десятая, в которой генерал-губернатор пьет кофе с булочкой Вахмистр, дежуривший у дверей Московского губернского жандармского управления (Малая Никитская, дом 20) взглянул на странную троицу, вылезавшую из извозчичьей пролетки, с любопытством, но без особого удивления — на таком посту чего только не насмотришься. Первым, споткнувшись на подножке, слез чернобородый татарин со связанными за спиной руками. За ним, подталкивая пленника в спину, спустился какой-то косоглазый в драном бешмете, белой чалме и с богатым кожаным портфелем в руке. Последним не по годам легко спрыгнул с козел старик-оборванец. Малость приглядевшись, вахмистр увидел, что у старика в руке револьвер, а у узкоглазого на голове вовсе не чалма, а намотанное полотенце, местами запачканное кровью. Дело ясное — секретная агентура с операции вернулась. — Евгений Осипович у себя? — спросил старик молодым барским голосом, и жандарм, опытный служака, никаких вопросов задавать не стал, а только взял под козырек: — Так точно, полчаса как прибыли. — Вызови-ка, б-братец, дежурного офицера, — немного заикаясь, сказал ряженый. — Пусть оформит арестованного. А там, — он мрачно показал на коляску, в которой остался какой-то большущий куль. — Там наш убитый. Его пусть пока отнесут на ледник. Грушин это, отставной пристав следственной части. — Как же, ваше благородие, отлично помним Ксаверия Феофилактовича, не один год вместе служили. — Вахмистр снял кепи и перекрестился. Эраст Петрович быстро шел по широкому вестибюлю, Маса едва поспевал за ним, помахивая пузатым портфелем, кожаное чрево которого чуть не лопалось от пачек ассигнаций. В управлении по раннему времени было пустовато — да и не такое тут место, где толпятся посетители. Из дальнего конца коридора, где на закрытой двери красовалась табличка «Офицерский гимнастический зал», доносились крики и звон металла. Фандорин скептически покачал головой: тоже еще жизненная необходимость для жандармского офицера — на рапирах фехтовать. С кем, спрашивается? С бомбистами? Всё пережитки прошлого. Лучше бы дзюдзюцу изучали или, на худой конец, английский бокс. Перед входом в приемную обер-полицеймейстера сказал Масе: — Сиди тут, пока не позовут. Портфель сторожи. Голова-то болит? — У меня голова крепкая, — гордо ответил японец. — И слава Богу. Смотри у меня, ни с места. Маса обиженно надул щеки, видимо, сочтя указание излишним. За высокой двустворчатой дверью оказалась секретарская, откуда, судя по табличкам, можно было попасть либо прямо, в кабинет обер-полицеймейстера, либо направо, в секретную часть. Вообще-то имелась у Евгения Осиповича и собственная канцелярия, на Тверском бульваре, однако его превосходительство предпочитал кабинет на Малой Никитской — поближе к потайным пружинам государственной машины. — Куда? — приподнялся навстречу оборванцу дежурный адъютант. — Коллежский асессор Фандорин, чиновник особых поручений при генерал-губернаторе. По неотложному делу. Адъютант кивнул и бросился докладывать. Через полминуты в секретарскую вышел сам Караченцев. При виде нищего бродяги замер на месте. — Эраст Петрович, вы?! Ну и типаж. Что случилось? — Многое. Фандорин вошел в кабинет и затворил за собой дверь. Адъютант проводил необычного посетителя любопытным взглядом. Встал, выглянул в коридор. Никого, только напротив двери сидит какой-то киргиз. Тогда офицер на цыпочках подошел к начальственной двери и приложил ухо. Слышался ровный голос чиновника для особых поручений, время от времени прерываемый басистыми восклицаниями генерала. К сожалению, только их-то и можно было разобрать. Реплики звучали так: — Какой такой портфель? … — Да как вы могли! … — А он что? … — Господи! … — На Хитровку?! Тут дверь из коридора распахнулась, и адъютант едва успел отпрянуть — сделал вид, что как раз собирался постучаться к генералу, и недовольно обернулся на вошедшего. Незнакомый офицер с портфелем под мышкой успокаивающе вскинул ладонь и показал на боковую дверь, что вела в секретную часть: мол, не беспокойтесь, мне туда. Быстро прошел через просторную комнату, исчез. Адъютант снова приложил ухо. — Кошмар! — взволнованно воскликнул Евгений Осипович. А минуту спустя ахнул: — Хуртинский? Это невероятно! Адъютант так и распластался по двери, надеясь разобрать хоть что-то в рассказе коллежского асессора, но здесь, как назло, влез курьер со срочным пакетом и пришлось принимать, расписываться. Еще через две минуты из кабинета вышел генерал — раскрасневшийся, взволнованный. Однако судя по блеску генераловых глаз новости, кажется, были неплохие. За Евгением Осиповичем шел таинственный чиновник. — Надо покончить с портфелем, и тогда займемся нашим Ванькой Каином, — сказал обер-полицеймейстер, потирая руки. — Где он, ваш японец? — В коридоре д-дожидается. Адъютант выглянул из-за створки, увидел, как генерал и чиновник останавливаются перед оборванным киргизом. Тот встал, церемонно поклонился, приложив ладони к ляжкам. Коллежский асессор о чем-то встревожено спросил его на непонятном наречии. Азиат снова поклонился и ответил что-то успокоительное. Чиновник повысил голос, явно негодуя. На лице узкоглазого отразилась растерянность. Кажется, он оправдывался. Генерал вертел головой то на одного, то на другого. Рыжие брови озадаченно насупились. Схватившись рукой за лоб, коллежский асессор повернулся к адъютанту: — Входил ли в приемную офицер с портфелем? — Так точно. Проследовал в секретную часть. Чиновник весьма грубо оттолкнул сначала обер-полицеймейстера, а потом и адъютанта, бросился из секретарской в боковую дверь. Остальные последовали за ним. За дверью с табличкой открылся узкий коридор, окна которого выходили во двор. Одно из окон было приоткрыто. Коллежский асессор перегнулся через подоконник. — На земле отпечатки сапог! Он спрыгнул вниз! — простонал эмоциональный чиновник и в сердцах двинул кулаком по раме. Удар был такой силы, что все стекло с жалобным звоном высыпалось наружу. — Эраст Петрович, да что случилось? — переполошился генерал. — Я ничего не понимаю, — развел руками коллежский асессор. — Маса говорит, что в коридоре к нему подошел офицер, назвал его по имени, вручил пакет с печатью, взял портфель и якобы понес мне. Офицер, действительно, был, да только вместе с портфелем выпрыгнул через это вот окно. Какой-то кошмарный сон! — Пакет? Где пакет? — спросил Караченцев. Чиновник встрепенулся и снова залопотал по-азиатски. Халатник, проявлявший признаки чрезвычайного беспокойства, достал из-за пазухи казенный пакет и с поклоном протянул генералу. Евгений Осипович взглянул на печати и адрес. — Хм. «В Московское губернское жандармское управление. Из отделения по охране порядка и общественной безопасности санкт-петербургского градоначальства». — Вскрыл конверт, стал читать. — «Секретно. Господину московскому обер-полицеймейстеру. На основании 16-ой статьи Высочайше утвержденного положения о мерах по охранению государственного порядка и общественного спокойствия и по соглашению с санкт-петербургским генерал-губернатором, воспрещается повивальной бабке Марии Ивановой Ивановой ввиду ее политической неблагонадежности жительство в Санкт-Петербурге и Москве, о чем имею честь уведомить Ваше Превосходительство для надлежащего сведения. За начальника отделения ротмистр Шипов». Что за чушь! Генерал повертел листок и так, и этак. — Обычная циркулярная писулька. При чем здесь портфель? — Чего ж тут не п-понять, — вяло проговорил переодетый коллежский асессор, от расстройства даже начав заикаться. — Кто-то ловко воспользовался тем, что Маса не понимает по-русски и с б-безграничным почтением относится к военной форме, в особенности если видит саблю на боку.