– Нет, конечно. Но он улыбнулся. – Это не смешно, – поведала ему Онория. – Можно подумать, у меня есть выбор. Я должна выезжать в Сезон. Я в отчаянном положении. – В отчаянном положении, – с сомневающимся видом повторил за ней Маркус. Это выражение часто появлялось у него на лице. – В этом году я должна найти себе мужа. – Онория чувствовала, как её голова покачивается из стороны в сторону, хотя не была уверена, что возражает насчёт этого. Она не единственная молодая леди, которая лелеет надежды на замужество. Но она не ищет мужа, чтобы любоваться кольцом на пальце или купаться в лучах статуса замужней дамы. Онория мечтала о собственном доме. О семье – большой и шумной, где не всегда следят за манерами. Её просто угнетала тишина, воцарившаяся в родительском особняке. Она ненавидела звук собственных шагов по полу. Ненавидела сам факт того, что часто это были единственные звуки, которые она могла услышать за вечер. Ей нужен муж. Это единственный выход. – Ой, да брось, Онория, – произнёс Маркус, и ей не нужно смотреть ему в лицо, чтобы в точности представить его выражение – покровительственное и скептичное, с оттенком скуки. – Твоя жизнь не может быть настолько безрадостной и унылой. Онория стиснула зубы. Она ненавидит этот его тон. – Забудь, что я сказала, – пробормотала она, поскольку, в самом деле, не стоило и пытаться объяснить ему. Маркус вздохнул, и даже вздох его прозвучал снисходительно. – Здесь ты вряд ли отыщешь мужа, – произнёс он. Онория плотно сжала губы, жалея, что заговорила на эту тему. – Студенты здесь слишком молодые, – заметил он. – Не моложе меня, – возразила девушка, угодив прямиком в ловушку. Но Маркус не стал торжествовать, злорадство было ему несвойственно. – Так вот почему вы в Кембриджшире. Чтобы встречаться с теми студентами, которые ещё не уехали в Лондон? Девушка, демонстративно глядя перед собой, ответила: – Как я тебе уже говорила, мы приехали, чтобы слушать лекции. Он кивнул: – На греческом языке. – Маркус! Тут он усмехнулся. Но это была не обычная ухмылка. Маркус всегда был настолько серьёзным и чопорным, что даже его улыбка напоминала чью-то сухую полуулыбку. Онории было интересно, как часто он улыбался, сам того не сознавая. Ему повезло, что она так хорошо знает его. Любой другой человек мог бы счесть Маркуса занудой, который лишен всякого чувства юмора. – Ты о чём сейчас? – спросил он. Онория вздрогнула и посмотрела на него: – Что? – Ты закатила глаза. – Правда? – Честно говоря, Онория понятия не имела, закатывает она глаза или нет. Но, что более важно, почему он так пристально рассматривает её? Это же Маркус. Ради всего святого. Она выглянула из окна. – Думаешь, дождь стихает? – Нет, – ответил граф, даже не поворачивая головы. Онория предполагала, что ему и не нужно было выглядывать в окно. Это был глупый вопрос, предназначенный для того, чтобы сменить тему, и ничего больше. Дождь всё ещё безжалостно стучал по крыше кареты. – Должен ли я сопроводить тебя к Ройлам? – учтиво спросил Маркус. – Нет, благодарю, – Онория слегка вытянула шею, пытаясь всмотреться через стекло, ливень и ещё одно стекло витрины в заведение мисс Пиластер. Ничего не видно, однако это занятие служило хорошим оправданием, чтобы не смотреть на Маркуса, так что она устроила из него целое представление. – Я догоню своих подруг через минуту. – Ты проголодалась? – поинтересовался он. – Я заезжал к Флиндлу и прихватил с собой немного пирожных. Глаза Онории загорелись. – Пирожные? Она скорее выдохнула это слово, чем выговорила его. Или, возможно, простонала. Но ей было всё равно. Маркус знал о её слабости к пирожным. Он сам – любитель сладкого. Дэниел никогда особенно не увлекался сладким, и Онория с Маркусом часто сталкивались над блюдом с тортами и бисквитами. Дэниел говорил, что они выглядят, как орда дикарей, что вызывало у Маркуса неудержимый смех. Она не знала, почему. Он наклонился и вынул что-то из коробки у своих ног. – Ты по-прежнему любишь шоколад? – Очень. – Девушка ощутила, что ее рот расплывается в улыбке от сознания того, что их объединяет. И, возможно, от нетерпения. Маркус рассмеялся: – А ты помнишь тот торт, который приготовила кухарка… – В который врезался пёс? – Я едва не расплакался. Онория скорчила рожицу: – А я, кажется, заплакала. – Один кусок мне удалось спасти. – А мне не досталось ничего, – завистливо проговорила она. – Но запах у него был божественный. – О да. – Он принял такой вид, словно само воспоминание сулило райское блаженство. – Так оно и было. – Знаешь, я всегда думала, что Дэниел имел какое-то отношение к тому, что Лютик забежал в дом. – Я в этом уверен, – согласился Маркус. – У него было такое выражение лица… – Надеюсь, ты ему врезал. – Чуть дух не вышиб, – заверил он девушку. Она улыбнулась: – Но не совсем? – Не совсем, – улыбнулся он в ответ и рассмеялся от воспоминаний. Маркус протянул Онории маленькое шоколадное пирожное в форме тругольника, такой восхитительный коричневый кусок на хрустящей белой бумаге. От него пахло просто божественно. Онория глубоко вдохнула этот запах и улыбнулась. Затем она взглянула на Маркуса и улыбнулась снова. Потому что на минуту почувствовала себя самой собой, девочкой, которой она была несколько лет назад, когда целый мир лежал перед ней ярким сияющим шаром, обещавшим так много. Она даже не думала, что скучает по этим чувствам – по ощущению родства душ, своего места в мире, когда находишься с кем-то, кто тебя знает, видит насквозь и всё равно считает, что с тобой можно вместе посмеяться. Странно, что именно Маркус вызывает в ней такие чувства. А с другой стороны, вовсе не странно. Она взяла пирожное из его рук и вопросительно посмотрела на лакомство. – Боюсь, что у меня нет никаких салфеток, – извиняющимся тоном проговорил Маркус. – Похоже, от него может быть ужасный беспорядок, – сказала Онория в надежде, что её давний друг поймёт намёк. На самом деле она имела в виду: «пожалуйста, скажи, что ты не станешь возражать, если я засыплю крошками всю твою карету». – Я тоже буду есть, – заверил её он. – Так что ты не почувствуешь себя одинокой. Она постаралась сдержать улыбку: – Как это великодушно с твоей стороны. – Я убеждён, что это мой долг как джентльмена. – Съесть пирожное? – Это одна из моих самых приятных обязанностей как джентльмена, – признался он. Онория хихикнула и откусила кусочек: – Бог ты мой.