– Мы ежегодноиграем Моцарта, – процедила Сара, сидя у пианино. – А я в прошлом году не выступала, – сказала Дейзи. Она с раздражением посмотрела на Сару. – И это всего лишь твой второй концерт в составе квартета, поэтому ты едва ли можешь жаловаться на репертуар. – Думаю, что я убью тебя ещё до конца Сезона, – заметила Сара тем же тоном, каким сообщала, что предпочитает лимонад чаю. Дейзи показала ей язык. – Айрис? – Онория посмотрела на кузину, державшую виолончель. – Мне всё равно, – мрачно ответила Айрис. Онория вздохнула: – Мы не можем играть то, что уже играли в прошлом году. – Не понимаю, почему, – сказала Сара. – Вряд ли кто-то узнает что-либо в нашей интерпретации. Айрис села. – Но название будет напечатано в программке, – заметила Онория. – Неужели ты думаешь, что кто-то хранит наши программки из года в год? – поинтересовалась Сара. – Моя мать хранит, – сказала Дейзи. – И моя, – отозвалась Сара, – но она не станет их вынимать и сравнивать строчку за строчкой. – А моя мать станет, – снова проговорила Дейзи. – Милостивый Боже, – застонала Айрис. – Господин Моцарт написал больше, чем одну пьесу, – упрямо сказала Дейзи. – У нас огромный выбор. Я думаю, мы можем сыграть «Маленькую ночную серенаду». Я её обожаю. Она такая весёлая и энергичная. – Но в ней нет клавишной партии, – напомнила Онория. – А я ничуть не возражаю, – быстро вставила Сара. Из-за своего фортепьяно. – Если мне придётся играть, то тебе тоже этого не избежать, – практически прошипела Айрис. Сара вжалась в сиденье: – Я не знала, что ты можешь выглядеть так зловеще, Айрис. – Это потому что у неё нет ресниц, – вставила Дейзи. Айрис совершенно спокойно обернулась к ней и сказала: – Я тебя ненавижу. – Нехорошо так говорить, Дейзи, – вмешалась Онория, сурово глядя на кузину. Айрис действительно была очень бледной, а светлые с рыжеватым оттенком волосы делали её брови и ресницы почти невидимыми. Но Онории всегда казалось, что Айрис необыкновенно хороша своей почти неземной красотой. – Не будь у неё ресниц, она была бы покойницей, – сказала Сара. Онория развернулась к ней, не веря своим ушам. Ну, не совсем так. Она, к несчастью, верила им. Но не понимала то, что услышала. – Это правда, – защищалась Сара. – Либо она ослепла бы, по меньшей мере. Ресницы защищают наши глаза от пыли. – Почему мы это обсуждаем? – громко спросила Онория. Дейзи немедленно ответила: – Потому что Сара сказала, что не думает, что Айрис может иметь зловещий вид, а я сказала, что… – Знаю, – перебила Онория и, увидев, что Дейзи только ждёт подходящего момента закончить свою тираду, повторила снова. – Я знаю. Это был риторический вопрос. – На который есть совершенно ясный ответ, – фыркнула Дейзи. Онория повернулась к Айрис. Им обеим исполнился двадцать один год, но Айрис до сих пор не принимала участия в квартете. Её сестра Мэриголд мёртвой хваткой держалась за виолончель, пока не вышла замуж прошлой осенью. – Айрис, у тебя есть какие-то идеи? – дружелюбно спросила Онория. Айрис скрестила руки и ссутулилась. Онории показалась, что она пытается сжаться в комок. – Что-нибудь без участия виолончели, – пробормотала Айрис. – Если мне придётся играть, то тебе тоже этого не избежать, – ухмыльнулась Сара. Айрис посмотрела на неё со всей яростью непризнанного таланта: – Тебе меня не понять. – О, поверь, что я как раз всё понимаю, – с чувством сказала Сара. – Если помнишь, я выступала в прошлом году. У меня был целый год на то, чтобы понять. – Почему все жалуются? – нетерпеливо спросила Дейзи. – Это ведь так здорово! Мы будем выступать на сцене. Знаете, как долго я ждала этого дня? – К несчастью, знаем, – уныло ответила ей Сара. – Так же долго, сколько я страшилась его, – пробормотала Айрис. – Самое интересное в этом, – сказала Сара, – что вы приходитесь друг другу сёстрами. – Данный факт не перестаёт меня изумлять, – откровенно призналась Айрис. – Это должен быть фортепианный квартет, – быстро вставила Онория прежде, чем Дейзи не успела сообразить, что её оскорбили. – К сожалению, выбор у нас невелик. Никаких предложений не прозвучало. Онория испустила стон. Ей придётся взять всё на себя, или наступит музыкальная анархия. Хотя, подумалось ей, анархия может стать шагом вперёд по сравнению с обычным состоянием дел у Смайт-Смитов. Как ни печально это признавать. – «Квартет Моцарта №1» или «Квартет Моцарта №2», – объявила она, держа в руках две партитуры. – Кто-то хочет что-то сказать? – То, что мы не играли в прошлом году, – сказала Сара со вздохом, склонившись к фортепьяно. И она положила голову прямо на клавиши. – Хорошо звучит, – удивлённо проговорила Дейзи. – Звучит как рыбья отрыжка, – сказала Сара в клавиатуру. – Какой чарующий образ, – заметила Онория. – Не думаю, что у рыб бывает отрыжка, – заговорила Дейзи. – А если бывает, то она вряд ли звучит как… – А мы не можем стать первыми кузинами, которые подняли мятеж? – вмешалась Сара, поднимая голову. – Разве нельзя просто сказать «нет»? – Нет! – взвыла Дейзи. – Нет, – согласилась Онория. – Да? – вяло вымолвила Айрис. – Я не могу поверить, что ты снова хочешь это пережить, – обратилась Сара к Онории. – Это традиция. – Это скверная традиция, и у меня уйдёт полгода на то, чтобы оправиться после этого кошмара. – А я не оправлюсь никогда, – посетовала Айрис. Дейзи едва не затопала ногами. Она бы так и поступила, но Онория утихомирила её одним взглядом. Онория подумала о Маркусе, затем заставила себя не думать о нём. – Это традиция, – повторила она, – и нам повезло родиться в семье, где уважают традиции. – О чём ты говоришь? – покачала головой Сара. – Есть люди, у которых нет никого, – со страстью в голосе сказала Онория.