— Мышьяк не имеет вкуса. — О’кей. — Я сел. — По-вашему, она собирается сама отравить его и заранее строит себе защиту? Или, может, она взвинчена и тычется носом, не зная, как защитить своего муженька? А может, Ласцио рассказывает сказки, чтобы набить себе цену? Видели бы вы, как он смотрел на нее, когда она танцевала с Валенко. Думаю, вы наблюдали, как пялился на нее Вукчич. Как мотылек, который попал в стакан и поэтому не может пробиться к горящей лампе. А вдруг действительно существует какой-то смышленый малый, который готов был всех нас отправить на тот свет, подсыпав в сахарницу мышьяк? Кстати, обед через десять минут. Вам неплохо было бы причесаться и заправить рубашку. Да, вы знаете, что за пять монет в день можно нанять себе здесь лакея? Клянусь, я как-нибудь попробую. Если я начну как следует следить за собой, то сразу стану другим человеком. Мне пришлось остановиться, чтобы зевнуть. Свежий воздух брал свое. Вулф молчал, затем наконец заговорил: — Арчи, ты слышал о приготовлениях к сегодняшнему вечеру? — Нет. Что-нибудь особенное? — Да. Заключено нечто вроде пари между мистером Серваном и мистером Китом. После обеда будет проведено испытание. Поджарят голубей, а мистер Ласцио — он сам вызвался — приготовит соус «Весна». Этот соус, помимо соли, содержит девять разных специй: кайенский перец, сельдерей, лук-шалот, лук-шнитт, кервель, эстрагон, черный перец горошком, тимьян и петрушку. Он приготовит девять порций, причем в каждой будет недоставать одной какой-нибудь специи. Блюда поставят в столовой. Сбор назначен в гостиной. Заходить будут по очереди, чтобы не переговариваться между собой, попробуют кусочек голубя под соусом и запишут, в каком блюде какой специи не хватает. Мистер Серван, насколько я знаю, поклялся угадать на восемьдесят процентов. — Отлично. — Я снова зевнул. — Я берусь определить, в каком блюде не хватает голубя. — Тебя не включили. Только «Les Quinze Maîtres» и я сам. Это будет интересный и поучительный эксперимент. Главное — отличить шнитт от шалота, но я думаю, что справлюсь. За обедом я выпью вина и, конечно, не буду есть сладкого. Кстати, мне пришла мысль о возможной связи между всем этим и странным рассказом миссис Ласцио. Ведь Ласцио будет готовить соус. Я не из паникеров, но приехал повидаться с талантливыми людьми, а не наблюдать, как кого-то пристукнут. — Вы приехали узнать, как готовить колбаски минюи. Но не будем об этом. И какая тут может быть связь? Убить-то собираются Ласцио. Значит, дегустаторы в безопасности. Думаю, вам лучше пойти последним. Если вы заболеете в этой глуши, у меня наступят веселенькие денечки. Он закрыл глаза. Через некоторое время открыл их снова: — Мне не нравятся рассказы о мышьяке, подсыпанном в еду. Который час? Проклятый лентяй! Не может достать из кармана часы! Я ответил на его вопрос, он вздохнул и принялся приводить себя в порядок. Обед в павильоне «Покахонтас» был весьма изысканным в том, что касалось еды, чего нельзя было сказать об остальных его сторонах. Суп, приготовленный Серваном, с виду напоминал консоме, но по вкусу был ни на что не похож. Автор превзошел самого себя, было приятно видеть, как его благородное лицо краснеет от удовольствия, когда он слышал замечания присутствующих. Леон Бланк приготовил рыбу — небольшую (всего шесть дюймов длиной) ручьевую форель под легким коричневым соусом, также не напоминавшим ничего, что мне доводилось пробовать прежде. Бланк довольно усмехался, когда его спрашивали, что это за соус, и говорил, что еще не успел придумать ему название. Все, за исключением Лизетт Путти и меня, съели форель целиком, вместе с головой и костями. Даже Констанца Берен, которая сидела от меня справа. Увидев, как я выплевываю кости, она засмеялась и сказала, что гурмана из меня не получится. Я ответил ей, что не могу есть рыбье лицо в память о золотых рыбках, которые были у меня в детстве. Глядя, как она перемалывает кости своими прелестными зубками, я с удовольствием отметил, что начинаю обуздывать ревность, охватившую меня утром. Я не сразу разобрался, из чего приготовлено следующее блюдо — знаменитый деликатес Пьера Мондора. Чтобы понять, как его следует есть, мне пришлось посмотреть на остальных. Констанца сказала, что ее отец тоже хорошо готовит это блюдо, основными ингредиентами которого являются говяжий костный мозг, толченые крекеры, белое вино и куриные грудки. Приканчивая вторую порцию, я через стол поймал взгляд Вулфа и подмигнул ему, но он проигнорировал это. Ему явно казалось, что мы находимся в храме и внимаем самому апостолу Петру. Все были поглощены едой, когда супруги Мондор без всякого предупреждения затеяли громкую ссору, которая закончилась тем, что он бегом кинулся на кухню, а кипящая от возмущения мадам преследовала его по пятам. Потом выяснилось, что она услышала, как Мондор спросил Лизетт Путти, нравится ли ей его стряпня. Для француженки мадам что-то уж слишком нравственна. В качестве жаркого подали молодую утку а-ля мистер Ричардс, приготовленную Марко Вукчичем. Это одно из любимых блюд Вулфа, и мне не раз доводилось пробовать его в исполнении дуэта Фриц Бреннер — Ниро Вулф. Кроме того, желудок мой был к этому времени уже до такой степени набит, что я был не в состоянии судить, чье исполнение лучше. Однако остальные хватили по хорошему глотку Бургундского (с большой буквы!) и выглядели так, словно только слегка заморили червячка. Я заметил, правда, что некоторые дамы, например Лио, китайская жена Лоуренса Койна, и Дина Ласцио, только слегка ковыряли в тарелке. Вскоре с птичками было почти покончено. Мне показалось, что Вукчич немного передержал уток в вине и именно поэтому он так резко отпарировал, когда Филип Ласцио начал делать замечания относительно гарнира. Вукчич назвал это блюдо шедевром кухни мистера Ричардса и перешел от этого утверждения к прямым насмешкам над кухней отеля «Черчилль». Я был гостем Вукчича, и вообще он мне нравился, так что, когда он запустил в глаз Ласцио куском хлеба, мне стало даже неловко. Остальные же восприняли происшествие как досадную задержку. Серван успокоил своего соседа Ласцио, и, когда официанты убрали хлеб с пола, а Вукчич выпил Бургундского, все дружно принялись доедать. Салат, который готовил Доменико Росси, ожидали с некоторым волнением. Во-первых, когда его должны были подавать, Филип Ласцио отлучился в кухню. Росси выразил возмущение по этому поводу. Серван объяснил, что тот должен следить за приготовлением соуса «Весна». Но Росси не переставал ворчать по адресу зятьев-перестарков. Затем он обратил внимание, что Пьер Мондор не ест, и поинтересовался, не обнаружил ли тот червяков в латуке. Мондор дружелюбно, но твердо ответил ему, что специи, которыми заправлен салат, в особенности уксус, никак не сочетаются с вином, а он желал бы допить свое Бургундское. — Нет там никакого уксуса, — мрачно сказал Росси. — Я не варвар. — Я не пробовал. Я лишь понюхал соус и отодвинул салат. — Я говорю вам, нет там уксуса! В салате все смешано так, как оно сотворено Богом! Побеги горчицы, кресс-салат и латук! Луковый сок с солью. Хлебные корки, натертые чесноком! В Италии мы едим его, запивая кьянти, и благодарим за это Господа! Мондор пожал плечами: — Во Франции мы этого не делаем. А Франция, мой дорогой Росси, задает тон в таких вещах. В каком еще языке… — Ха! — Росси вскочил на ноги. — Задает тон, потому что мы научили вас. В шестнадцатом веке вы пришли, попробовали нашу кухню и скопировали ее. Вы читать умеете? Вы историю гастрономии знаете? И вообще какую-нибудь историю? Вы знаете, что каждое мало-мальски съедобное французское блюдо происходит из Италии? Думаю, что именно так начинаются войны. Но в данном случае пыл быстро иссяк. Соседи по столу удержали Мондора, Росси принялся за свой салат, и мы обрели мир. Кофе подали в двух гостиных. В двух, потому что Лоуренс Койн прилег на диван в маленькой гостиной, а возле него сели Кит и Леон Бланк. После еды я всегда чувствую себя удобнее на ногах, поэтому я принялся прохаживаться. В большой гостиной Вулф, Вукчич, Берен и Мондор, сбившись в кучку, обсуждали утку. Мамаша Мондор притащила свое вязанье и уселась к свету. Лио Койн сидела с ногами в кресле и слушала Сергея Валенко. Лизетт Путти наливала кофе Сервану, а Росси хмурился на индийский плед, покрывавший диван, как будто подозревал, что он сделан во Франции. Дины Ласцио не было видно, и я гадал про себя, отправилась ли она куда-нибудь подмешивать яд или отлучилась в свою комнату, находившуюся в левом крыле «Покахонтас», за питьевой содой. А может, она в кухне помогает мужу? И я быстро направился туда. В столовой шли приготовления к эксперименту: стулья отодвинули к стене, подсобные столики загородили ширмами, а стол накрыли свежей белой скатертью. Я прошел мимо группы официантов. Дины в кухне не было. Полдюжины поваров в белых фартуках не обратили на меня никакого внимания, так как за последние двенадцать часов привыкли, что в кухне толпятся все, кому не лень. Ласцио, тоже в белом фартуке, был полностью поглощен помешиванием и подливанием чего-то в большую миску. Возле него ожидали распоряжений двое подручных. Учитывая полный обед в моем желудке, запах в кухне не доставил мне удовольствия, и я повернул обратно. Уже подали дижестив. Я налил себе коньяку, уселся и начал наблюдать за происходящим. Я вдруг обнаружил, что и Констанца отсутствует. Через некоторое время она появилась, обежала глазами комнату и села рядом со мной, демонстративно закинув ногу на ногу. Я наклонился, чтобы получше рассмотреть ее лицо: — Вы плакали? — Конечно плакала! — кивнула она. — Сегодня в главном здании танцы, мистер Толмен пригласил меня, а отец не отпускает! Несмотря на то, что мы в Америке! Я плакала у себя в комнате. — Она закинула ногу еще чуть выше. — Отец не любит, когда я так сижу, и именно поэтому я так и делаю. — Ножная ревность, — понимающе улыбнулся я. — Встречается у родителей. — Что? — Ничего особенного. Вы можете сесть и поудобнее. Он на вас не смотрит. Могу я предложить вам коньяку? Мы приятно провели час, едва замечая, что происходит за пределами нашего маленького мирка. Вошла Дина Ласцио, налила себе ликеру и, перекинувшись парой слов с мамашей Мондор, села на низкую скамеечку возле радиоприемника. Потягивая ликер, она крутила ручку настройки, но так ничего и не поймала. Через пару минут Вукчич с решительным видом пересек помещение, взял стул и уселся около нее. Он говорил, она добродушно улыбалась ему, а я думал, сумеет ли он оценить эту улыбку. Из малой гостиной пришли Койн, Кит и Бланк. Около десяти вечера появился гость — мистер Клей Эшли собственной персоной, управляющий Канова-Спа. Ему около пятидесяти, но в волосах ни малейшей седины. Он прибыл, чтобы произнести речь. Он желал сообщить нам, что курорт Канова-Спа чувствует себя глубоко польщенным, что ему оказали честь своим визитом наиболее выдающиеся из живущих ныне представителей одного из великих искусств. Он надеется, что пребывание здесь доставит нам удовольствие и так далее. Серван обратился к Ниро Вулфу как к почетному гостю с просьбой выступить в ответ. И вот Вулф был принужден подняться с кресла, хотя и не собирался никуда идти. Он сделал ряд лестных замечаний и поблагодарил мистера Эшли, даже не упомянув о путешествии в поезде и колбасках. Мистер Эшли, перезнакомившись со всеми, удалился. Затем с небольшой речью выступил Луи Серван. Он объявил, что к дегустации все готово, и объяснил, как она будет проходить. На стол поставят девять тарелок с жареными голубями под соусом «Весна». В каждой будет не хватать одной какой-нибудь специи. Участники будут сами отрезать по кусочку голубя, пробовать соус без птицы не разрешается. Из каждой тарелки можно пробовать только раз. На столах будет стоять вода, чтобы полоскать рот. Тарелки будут пронумерованы. Каждому участнику выдадут лист бумаги, на котором напечатаны названия всех девяти специй, и против каждого названия он должен указать номер тарелки, в которой этой специи недостает. Ласцио, который готовил соус, будет все время находиться в столовой. Участники, уже прошедшие испытание, не должны обсуждать его с теми, кто еще готовится пройти. Чтобы избежать споров, участников выстроили в следующем порядке. Серван прочел список: Мондор Койн Кит Бланк Серван Берен Вукчич Валенко Росси Вулф Тут же произошла небольшая заминка. Когда раздали листки с названиями специй, Леон Бланк покачал головой. Он обратился к Сервану умоляюще, но твердо: — Нет, Луи, извините меня. Я старался, чтобы мои отношения с Филипом Ласцио не причиняли никому беспокойства, но ни при каких обстоятельствах я не возьму в рот ничего приготовленного им. Он… Все вы знаете… но я лучше не буду говорить… Он повернулся и вышел из комнаты. Тишину нарушило рычание Жерома Берена, который уже получил свой листок. — Тем хуже для него, — произнес Рэмси Кит. — Милый старый Леон. Мы все знаем — но какого же черта? Пьер, вы первый? Уповаю на Господа, что вы все перепутаете. Луи, все готово? Мамаша Мондор подняла свое старушечье лицо на мужа и пробормотала что-то по-французски. Я спросил у Констанцы, и она перевела: супруга грозила, что, если муж сделает хоть одну ошибку в таком простом испытании, ему не будет прощения ни от Бога, ни от нее. Мондор нетерпеливо, но ободряюще похлопал ее по плечу, быстро направился к двери в столовую и закрыл ее за собой. Через десять, максимум пятнадцать минут он появился снова. Кит, который вместе с Серваном затеял это пари, подошел к нему и спросил: — Ну как? Мондор значительно нахмурился: — Было условие не обсуждать. Могу лишь одно сказать: я предупреждал Ласцио относительно соли, а он пренебрег этим. Но и в этом случае было бы в высшей степени удивительно, если бы я сделал ошибку. Кит закричал через всю комнату: — Лизетт, дражайшая моя племянница! Побольше сердечности! Очаруй их всех! Серван, улыбаясь, окликнул Койна: — Ваша очередь, Лоуренс. Старикашка отправился. Ясно было, что все это затянется надолго. Констанцу позвал отец. Я подумал, не потанцевать ли мне с роковой женщиной, побрел туда, где Дина Ласцио все еще сидела с Вукчичем возле приемника, однако потерпел неудачу. Она сказала, что у нее болит голова. Это лишь укрепило мои намерения, я стал подыскивать себе другую партнершу, но ничего подходящего не обнаружил. Китаянка Лио вышла из комнаты. Лизетт восприняла слова Кита буквально и расхаживала с бутылочкой сердечных капель. Мамашу Мондор я пригласить не решился, опасаясь ревности Пьера. Что же касается Констанцы — ну, тут я вспомнил о детишках, оставленных дома, да еще представил ее глаза вблизи, и как моя рука обнимает ее, и еще этот необыкновенный аромат, заставляющий встать как можно ближе, чтобы лучше ощущать его. Нет, все это больше подходит моему другу Толмену. Я кинул еще один неодобрительный взгляд на Вукчича, который сидел как приклеенный возле Дины Ласцио, вышел и оккупировал большое кресло, которое раньше занимала Лио Койн. Я совершенно уверен, что не спал, потому что все время различал вокруг себя голоса, но глаза мои были закрыты. Я блаженствовал, и меня раздражали собственные мысли о том, как они после этих гор уток и всего прочего сумеют проглотить еще по девять кусков жареного голубя. Громкая музыка разбудила меня — я имею в виду, заставила открыть глаза. Дина Ласцио крутила ручку настройки, а Вукчич стоял рядом и ждал ее. Она выпрямилась, подала руку, и они пошли. Через минуту танцевали еще две пары: Кит с Лизетт Путти и Луи Серван с Констанцей. Я огляделся. Жерома Берена нигде не было, значит настала его очередь пробовать соус. Я скрыл зевок, потянулся, не вытягивая рук, и направился в угол, где беседовали Ниро Вулф, Пьер Мондор и Лоуренс Койн. Там был свободный стул, и я сел на него. Вскоре Берен вышел из столовой и направился прямо к нам. Я увидел, как Серван, не прерывая танца, сделал Вукчичу знак, что он следующий. Вукчич кивнул, но явно не торопился выходить из клинча с Диной Ласцио. Берен хмурился. — Ну как, Жером? — спросил его Кит. — Мы оба уже были там. В номере три не хватает шалота. Нет? — Мистер Вулф еще не пробовал, — запротестовал Мондор. — Он идет последним. — Я не помню номеров! — прорычал Берен. — Листок я уже сдал Луи. Великий Боже, это, доложу я вам, была задача: собака Ласцио так и зыркал на меня. — Он встряхнулся. — Но я плевал на него. Я не сказал ему ни слова. Они разговорились. Я слушал вполуха, так как в любой пьесе предпочитаю авансцены. Серван дважды окликнул Вукчича, пытаясь напомнить ему, что пришла его очередь идти пробовать, но безрезультатно. Я видел, как Дина улыбалась прямо в лицо Вукчичу, и отметил, что мамаша Мондор тоже наблюдает за этой сценой, явно теряя интерес к вязанью. Наконец Серван оставил Констанцу, поклонился ей и подошел к той паре. Вежливость и достоинство не позволяли ему разнять их, поэтому он стал путаться под ногами, так что они вынуждены были остановиться. — Пожалуйста, — сказал Серван. — Лучше соблюдать очередность. Если вы не возражаете. Вукчич сразу потух, но не захотел быть грубым с Серваном. Он кивком откинул назад свою гриву и рассмеялся: — Я думаю, что не буду участвовать. Я присоединяюсь к протесту Леона Бланка. — Из-за музыки он вынужден был говорить громко. — Мой дорогой Вукчич, — мягко возразил Серван, — мы же цивилизованные люди, не так ли? Это ребячество. Вукчич пожал плечами, затем обернулся к партнерше по танцу: