— Сыграем в шахматы? — предложил он, чтобы замять неловкость. Сноу тревожным взглядом проводил удаляющегося Хаузена. Дверь за спиной доктора захлопнулась. — Ну что ж, — облегченно вздохнув, сказал американец. Они молча расставили фигуры. — Я слышал утром, вы отправляетесь в разведку? — спросил Сноу, делая первый ход. — В разведку? Громко сказано, — улыбнулся Серебров, выдвигая коня. — Легкая прогулка на лоно природы... — Не понимаю. — Очень просто. Вас перебросят на базу к Голубым озерам автомашинами. А мы на лошадях перевалим через хребет — вот здесь... Он ногтем отчертил на столе несколько параллельных линий. Обе партии будут на месте почти одновременно. Зачем это нужно?.. Исследовать все подходы к Безымянному ущелью. Югов считает, что это очень важно. Нужна система. Сноу кивнул и сделал ход ладьей. Он, кажется, не слушал Сереброва. — Шах. — Вы отлично играете... — Скорее вы никудышный игрок. — И это правда! — весело согласился Серебров. Внимательно изучая своего партнера, он пытался представить себе Сноу таким, каким его видела Ляля в подмосковном лесу. Резко очерченное лицо, свободные манеры, насмешливая улыбка. Сноу — и тот, с плоской спиной, Сноу — и Каракозов — что между ними общего?.. Он автоматически, почти не думая, переставлял фигуры на шахматной доске. Опять шах. — Мат. Сноу отодвинул доску, блестящими глазами окинул поле битвы. Неплохо сыграно! Серебров с досадой пощелкал пальцами. Отличный игрок. Пожалуй, Ляля права: нужно быть настороже. — Закурим? Он вынул из кармана рубашки пачку сигарет и положил ее на стол. — «Прима»? Крепкие сигареты, — оценил Сноу. — Курите, курите, — пододвинул пачку Серебров. Паренек-шофер рассказывал что-то смешное девушке-регистратору у невысокого барьера. Белокурая девушка смеялась, закидывая голову. Сноу постукивал пальцами по столу. Серебров дымил и смотрел на шахматную доску. У него был сонливый и даже чуточку скучающий вид. — Вы давно знаете доктора Хаузена? — спросил он, словно между прочим, чтобы заполнить затянувшуюся паузу. Сноу усмехнулся: он почему-то тоже подумал, что Серебров спросит его именно об этом. Элементарные вопросы. Кажется, он задает их уже не в первый раз. — Я учился в Массачусетсе. — Там отличный университет. Сноу кивнул. — Хаузен вел у нас эпиграфику... Он всегда был несколько чудаковат. Знаете, тюрьмы, концлагерь, эмиграция... Серебров вспомнил недавний разговор с Юговым. — Кажется, у Хаузена была семья? — Жена и сын. Они погибли... Доктор предпочитает не вспоминать об этом. Но не всегда себе прикажешь, не так ли? Возможно, как раз сегодня... Эти ужасы... Ему необходимо побыть одному... — Я вас понимаю, — согласился Серебров. На холеном лице Сноу было написано искреннее соболезнование. Он очень уважает доктора Хаузена, а эта болезнь... — У него случались припадки даже на лекциях. Они помолчали. Серебров бессмысленно передвигал фигуры на шахматной доске. — В Сьерра-Мадре с Хаузеном были еще двое, — неожиданно сказал он. Сноу даже не пошевелился: — Стриттмайер и Лоусон? — Да. — Лоусон сбежал в Мехико. Стриттмайер уехал еще раньше. Я всегда сожалел, что не смог быть в эти дни рядом с доктором. Ему необходим был настоящий друг... — Профессор Югов очень высокого мнения о вашем шефе, — сказал Серебров. — Это ценный комплимент, — сдержанно поблагодарил Сноу. — Что вы! Хаузен не девушка. Просто его долгое время недостаточно ценили на Западе... Да, кстати. Вам должно быть известно, почему он так срочно выехал в Европу. Я понимаю, вопрос может показаться нескромным. Но... мы с вами, так сказать, коллеги... Сноу рассмеялся: — Да, коллеги... Он стряхнул на пол пепел с обгоревшей сигареты. — Об отъезде. Видите ли, причины мне тоже неизвестны. Шеф позвонил накануне. Все было обставлено, как в детективном романе. Мы встретились в небольшом городке на Востоке... Я приехал на автомашине, он — поездом. У него уже были куплены билеты на теплоход. — И он ничего не объяснял вам? — Он просто сказал, что я вправе поступить так, как считаю необходимым. И я решился. Это было не легко, поверьте мне. Оставить больную мать... Сноу вздохнул, несколько раз молча затянулся дымом. — Я думаю, в то время у Хаузена наверняка было предложение. Он всегда мечтал вернуться на родину... Куда-то звонил, с кем-то о чем-то договаривался. Паспорта были готовы к вечеру. Мы выехали на «Нормандии»... — Отличный трансатлантический лайнер... Сноу оживился: — Вам приходилось бывать в Атлантике? — Всего один раз — с нашей делегацией. Мы выезжали на конференцию в Мали. Серебров посмотрел на часы. — Извините, пожалуйста. Уже три. Через пятнадцать минут у меня разговор с Москвой. Сноу лукаво улыбнулся: — Та самая девушка?.. Понимаю, понимаю... Здесь, как у вас говорят, наука бессильна... На перевале Их маленький отряд покинул город еще до рассвета. Кони были хорошие, так что к полудню они проделали уже около десяти километров, перевалили через два высоких холма и ехали теперь по глубокой впадине вдоль пенистой Кызылдарьи. Здесь, в низовьях, встречались кишлаки, над арыками росли гранаты и джида; чуть повыше свисали над дорогой ветвистые кусты фисташки. По мере того как они продвигались по ущелью, а солнце поднималось к зениту, утренняя свежесть постепенно сменялась нестерпимым зноем. Горы не давали тени, камни накалились, и, казалось, от них пышет, как от хорошо натопленной русской печи.