Тот кончиком пера указал ему на выход: – И крысу свою забери. Глава 21 – …Новые сани начали делать. Полозья – зухарский дуб, специально вымоченный, два отдельных котла с тройным кожухом, система клапанов – на манометр можно и не смотреть, все трубы – медные, на солнце блестят, аж глазам больно, а внутри… – Шейхер оседлал любимого конька, впрочем никогда особо не слезая с него. Сани, все о санях, – халдонийская кожа, рычаги медные, а рукоятки из того же дуба, и, главное, до чего додумались – снегоочистители! Щетка крепится над стеклом, покрутил рукоятку, щетка туда-сюда, и стекло снова чистое! Нет, каково, а! Инспектор Владимиров медленно и старательно жевал, время от времен кивая, чего Шейхеру для продолжения разговора было более чем достаточно. – Нет, ты представляешь – очистители стекла! Больше не надо вылезать, морозить задницу, и стоит все это… Инспектор ел без аппетита. Посещение Двора ничего не дало. И ведь не надавишь на двергов! Осталось переночевать, а завтра – домой и продолжать расследование. Вот разве что в храме Знаний узнать, что означает «Высшая воля». Или, может, у местных поспрашивать, хотя бы у того же хозяина гостиницы… Наружная дверь открылась, впустив немного холодного воздуха и снежинок – на улице начинался снегопад. Вошел невысокий толстячок в меховой парке с капюшоном. Скинув капюшон, он принялся отряхивать снег. Лысая голова блеснула в свете ламп. Владимиров узнал его – тот самый горлопан, который призывал довериться воле Атомных богов и не изменяться. Инспектор поднялся из-за стола, подошел к нему: – Давно здесь живете? Коротышка подозрительно его осмотрел. – А чего? – Хочу кое-что узнать, заодно и угостить ужином. Толстяк думал не долго. – Давай. – Двадцать, двадцать лет я отдал храму, а этот Камбод – носатый ублюдок – говорит: «Еще раз так сделаешь – выкинем наружу». Кого выкинуть – меня! Да пошел он, да пошли они все! Это не вы меня, это я вас бросаю! Так и сказал. Жалко, носатое рыло Камбоду не начистил напоследок. Коротышку звали Анатолий, и он оказался из тех немногих людей, которые жили и работали во Дворе Чудес. Чем занимался Анатолий – Владимиров так и не понял, но понял, что тот очень обижен на Двор, отчего и остался здесь митинговать. – Я, это, как его – некомпетентен. Это я некомпетентен! Подумаешь, записи перепутал, нога не такая получилась. Что с того! Пусть клиент будет доволен, что ему вообще ногу прирастили, а не чего другого. Вот во Дворе Горендвальда, я слышал… Заказал он немало, ел с аппетитом, что не мешало тараторить без умолку, даже Шейхера заткнул. – Что такое Высшая воля? – успел вставить Владимиров. – А? Толю он застал как раз на вдохе для очередной гневной тирады в адрес Двора и двергов. Толя, не жуя, проглотил очередную порцию тушеных бобов, рука потянулась к баранине. – Во Дворе сказали, я показал им крысу, наполовину животное, наполовину – механизм, мне сказали – это не они, а воля. – Ну… – Анатолий оставил баранину, почесал лысину жирными от мяса пальцами, отчего на ней остались блестящие полосы. – С полуночи до утра – время чудес, никто не знает, что там делается в костедробилке. – Костедробилке? – Ну, это мы ее так называли. Здоровенная комната, самая главная. В центре – машинерия, мы под нее подсовываем клиентов, и она делает все эти изменения. Только дверги ее обслуживают, да и те – из избранных, хреновы ублюдки. С нами даже не разговаривают! – Вернемся к Высшей воле, – напомнил инспектор. – Я ж говорю, ночь – время чудес, даже эти, из обслуги, уходят из комнаты. Бывает, машинерия молчит – отдыхает, а бывает, включается сама и выдает каких-нибудь уродцев. Ваши крысы, может, как раз из таких. – То есть непонятно кто, непонятно как и зачем включает эту вашу машинерию, и она делает измененных? – В смысле – непонятно кто? Я ж говорю, сама включается, в костедробилке ни души. – Но кто-то же ее включает. – Бог, – серьезно ответствовал Анатолий. – Какой бог? Атомный? Радий? Экс или, может, Уран? – Я почем знаю, бог – он и есть бог и машина его. Вот и пользуется, а может, скучно ему, забавляется так. Шейхер, как и кочегар, хранил молчание, слушая небезынтересный разговор. – Следующий вопрос. – Да что ж это за расследование такое! Чем больше узнаешь, тем запутанней. Обычно – наоборот. – Пусть бог, но крысы в моем случае – крысы, изначальные, живые, кто-то же должен принести их во Двор для изменений. – Так прошлые измененные и приносят. Какие только уроды не получаются ночью. Есть совсем без плоти – сплошная машинерия. Не знаю, где они прячутся днем, а ночью вылазят. Крыс не видел, а кого с улицы, из попрошаек у Двора, бывает, хватают. Потом могут вернуть, уже здоровым или еще худшим уродом. Одного парня – жуть – будто наизнанку вывернули, желудок, сердце снаружи, от них какие-то трубки идут, вместо легких – меха и головы нет, совсем – обрубок шеи, и только. Но он еще полгода прожил и даже соображал… чем-то, вот только говорить не мог, руками махал. А бывает, пропадают люди совсем, забирают – и не возвращаются. Одно слово – Высшая воля. Слово было не одно, но Владимиров не стал умничать. Если дверги не соврали и его крыса – Высшая воля, тогда получается… ерунда получается. Всех этих людей убивает бог? Какой? И как с этим идти к Советнику? Глава 22 – Отряд у храма Валаала занял места. – Рауль, вместе с дружинниками закончили с машинерией. – Как там на авеню масок? – Подвозят, ребята на подходе! Участок походил на растревоженный улей. Все куда-то бежали, что-то кричали, решали, доказывали. – А я говорю, весь цех! Сам проверю, если хоть один не выйдет, хоть одна крыса проскочит, лучше бегите из Варосса сами. Или в тюрьму сами, все ясно? Сновали курьеры, чтобы, отчитавшись и получив указание, припустить обратно. Его не было двое суток, а такое чувство, что год. Инспектор Владимиров поймал пробегающего мимо Ульрике. – Что, что случилось? Враг у ворот? – Хотя он сам недавно от ворот и никакого врага не видел. Может, тот подходит с другой стороны? – Облава на крыс! Приказ Советника. – В каком смысле – облава на крыс? На каких крыс? – На городских, каких же еще? – удивился Ульрике. – Всех? – Ну да, атомные какую-то машинерию подогнали, она просто по улицам ездит, а крысы в округе как мертвые делаются. Ну, не совсем мертвые, оживают потом, нам только собирать успевай, ну и выносить. Всех подняли, даже гильдийцев и военных. Ювелиры взялись было протестовать, но Советник их живо приструнил, теперь лазят по канализациям как миленькие. – Но… почему? – Как – почему? Это ж они людей убивают. Кабинет капитана Кареллы походил на ставку главнокомандующего во время решающей битвы. – Как в квартале гончаров? – Вроде всех собрали. – Вроде или всех? – Ну, всех. Они в подвале лавки Юэня спрятаться хотели, одного из работников туда выпить потянуло, пока дом без хозяина, а там… – Без подробностей. Машинерия сейчас где? – По Красным Фонарям ездит. – Да уж, она наездит! – гоготнул кто-то.