«Осторожнее, – предупреждает себя Бентон. – Генри выдает новую информацию. Остается лищь надеяться, что она ничего не сочинила». – Расскажите. Мне бы очень хотелось знать, что такого он сказал медсестре. – На этого придурка стоило бы подать в суд, – добавляет Генри. Бентон ждет, попивая кофе. – Может, я еще и подам. – Она презрительно фыркает. – Он думал, я не слышу, потому что когда вошел в комнату, я лежала с закрытыми глазами. Медсестра стояла у двери, а я сделала вид, что в отключке. – Притворились, что спите, – вставляет Бентон. Генри кивает. – Вы это умеете. Вы были профессиональной актрисой. – Я и сейчас ею остаюсь. Актерами быть не перестают. Просто сейчас я не снимаюсь, потому что занята другими делами. – Мне кажется, у вас это хорошо получалось. – Да. – Вы умели притворяться. – Он делает паузу. – Вы часто притворяетесь, Генри? Она смотрит на него, и взгляд ее становится жестким. – Я притворялась в больничной палате, потому что хотела услышать, что скажет врач. Я слышала все, каждое слово. «Если на кого-то злишься, легче всего прикинуться изнасилованной. Страшней расплаты нет». Так он сказал, а потом рассмеялся. – Что ж, если хотите подать на него в суд, я винить вас не стану. Это было в приемной «Скорой помощи»? – Нет. В моей палате. Сначала они взяли анализы, а потом отправили меня в палату. Я уже не помню, на каком этаже. – А вот это совсем плохо, – говорит Бентон. – Ему вообще не следовало заходить в палату. Он работает в «скорой помощи», и на этажах ему делать нечего. Скорее всего заглянул из любопытства, и это неправильно. – Я подам на него в суд. Ненавижу. – Генри снова трет палец на ноге. Синяки на руках уже приобрели цвет никотиновых пятен. – А еще он упомянул о каких-то декстрохедах. Не знаю, что это значит, но прозвучало оскорбительно. Он насмехался надо мной. Опять новая информация. Надежда возрождается. Может быть, если достанет времени и терпения, он узнает что-то еще, соберет какие-то крупицы правды. – Декстрохед – человек, злоупотребляющий средствами от аллергии и гриппа или сиропами от кашля, в которых содержатся опиаты. К несчастью, популярное среди тинейджеров увлечение. – Придурок, – бормочет Генри, подтягивая полу халата. – А вы можете устроить ему неприятности? – Как по-вашему, почему доктор решил, что вас изнасиловали? – Не знаю. Но меня никто не насиловал. – Вы помните ту медсестру, что вас осматривала? Она медленно качает головой. – Вас привезли на каталке в смотровой кабинет и там обследовали с целью сбора вещественных улик. Вы ведь знаете, что это такое? После того как вам надоело быть актрисой, вы пошли на службу в полицию. Потом, несколько месяцев назад, прошлой осенью, вы познакомились в Лос-Анджелесе с Люси, и она предложила вам работать у нее. Так что вы знаете, как брать мазки, собирать волосы и нитки и все остальное. – Мне не надоело. Я просто хотела отвлечься на какое-то время, заняться чем-то другим. – Хорошо, пусть так. Но вы помните, как вас осматривали? Генри кивает. – А медсестру? Говорят, она очень приятная и внимательная. Ее зовут Бренда. Она осмотрела вас, чтобы получить свидетельства сексуального нападения. В этой же комнате осматривают и детей, поэтому там были чучела животных. Обои с Винни Пухом, медведями, деревьями. Бренда была не в форме, а в голубом костюме. – Вас же там не было. – Она рассказала мне по телефону. Генри утыкается взглядом в свои голые ноги. – Вы спрашивали, как она была одета? – У нее карие глаза и короткие черные волосы. – Бентон пытается выяснить, что подавляет Генри – или она только делает вид, что подавляет, – к тому же пора поговорить и о нападении. – Семенной жидкости не обнаружено. Никаких улик в пользу сексуального нападения тоже. Но Бренда нашла прилипшие к коже волокна. Похоже, вы пользовались лосьоном или каким-то кремом. Вы помните, чем натирались в то утро? – Нет, – негромко отвечает она. – Но я не могу сказать, что не натиралась ничем вообще. – Кожа была маслянистая, – продолжает Бентон. – Бренда даже уловила аромат. Приятный, как у ароматизированного лосьона. – Он ничем меня не мазал. – Он? – Должно быть, он. А вы разве не думаете, что это был он? – спрашивает Генри с надеждой в голосе, но получается фальшиво – так звучит голос у тех, кто пытается обмануть себя или других. – Это не могла быть она. Женщины так не делают. – Женщины делают все. Сейчас мы не знаем, кто это был, мужчина или женщина. На матрасе в спальне обнаружено несколько волосков с головы, черных, курчавых. Длиной пять-шесть дюймов. – Но мы ведь узнаем, правда? Волосы годятся для теста на ДНК, а после теста сразу выяснится, что это не женщина. – Боюсь, не все так просто. С помощью современных тестов ДНК установить половую принадлежность невозможно. Расовую – да, но не половую. И даже тест на расовую принадлежность займет не меньше месяца. Итак, вы полагаете, что нанесли лосьон сами. – Нет. Но и не он. Я бы не позволила ему это сделать. Я бы сопротивлялась, дралась. Может быть, он как раз этого и хотел. – Значит, вы лосьоном в то утро не пользовались? – Я же сказала, что не пользовалась. И он меня им не натирал. Все, хватит. Это не ваше дело. Бентон кивает. Лосьон не имеет никакого отношения к нападению, если, конечно, Генри говорит правду. Мысли перескакивают на Люси. Ему жаль ее, но к жалости примешивается злость. – Расскажите мне все, – просит Генри. – Что, по-вашему, со мной случилось? Расскажите, а я либо соглашусь, либо не соглашусь. – Она улыбается. – Хорошо. Люси пришла домой. – Это старая информация, и ему никак нельзя раскрыть слишком многое прямо сейчас. – Было начало первого. Она открыла дверь и сразу заметила, что сигнализация не включена. Позвала вас. Вы не ответили. Потом хлопнула задняя дверь, та, что ведет к бассейну. Она побежала туда. Через кухню. Дверь к бассейну была распахнута. Генри смотрит широко открытыми глазами, но не на Бентона, а в окно. – Жалко, что она его не убила. – Люси никого не видела. Возможно, этот человек услышал, как она подъехала к дому на черном «феррари», и убежал… – Он находился в моей комнате, а потом должен был пробежать по ступенькам, – прерывает его Генри, все так же глядя в окно, и в этот момент Бентон чувствует, что она говорит правду. – Люси не подъехала к гаражу, потому что собиралась только заглянуть домой, проверить вас. Вот почему она быстро подошла к передней двери. Но преследовать его она не стала, потому что ее первой заботой были вы, а не тот, кто залез в дом. – Не согласна, – почти радостно сообщает Генри. – Объясните. – Она приехала не на черном «феррари». Он стоял в гараже. Люси в тот день ездила на голубом. Еще одна новость. Бентон сохраняет спокойствие. – Вы ведь лежали в постели. Откуда вам знать, на какой машине она в тот день ездила? – Я всегда знаю. На черном «феррари» она поехать не могла, потому что он был немного побит. – Где это случилось? – На парковочной стоянке. – Генри снова рассматривает палец на ноге. – На Атлантик-драйв, за Корал-Спрингс, есть спортзал. Мы бывали там иногда. – Можете сказать, когда это произошло? – спокойно, не выказывая волнения, осведомляется Бентон. Сведения по-настоящему важные, и он уже чувствует, куда ведет эта информация. – Черный «феррари» пострадал, когда вы были в спортзале? – Я не сказала, что была в спортзале, – бросает Генри, и ее враждебность подкрепляет его подозрения. Генри взяла черный «феррари», очевидно, без разрешения Люси. На черном «феррари» не позволяется ездить никому, даже Руди. – Расскажите о повреждении. – Ничего особенного. Просто его кто-то поцарапал. Скорее всего ключом. Нацарапал картинку. – Она трогает желтоватый палец. – Что за картинка? – После этого она бы на нем не поехала. Кому захочется выезжать на поцарапанном «феррари».