– Тебе есть что сказать? – Скарпетта недовольно смотрит на Марино. Неужели он, получив информацию, не удосужился даже позвонить? Пьянствовал всю ночь и не нашел времени сообщить нечто важное? – Судя по тому, что я слышал, – отвечает Марино, – федералы заинтересовались смертью Джилли из-за ее отца. Кое-кто считает, что он сотрудничает с Национальной безопасностью, доносит на пилотов, которых подозревают в симпатиях к террористам. В Чарльстоне базируется самый крупный в стране флот транспортных самолетов «Си-семнадцать», так что беспокоиться есть из-за чего. Каждый стоит около ста восьмидесяти пяти миллионов. Представь, что будет, если какой-то летчик-террорист задумает атаковать этот флот на своем самолете. Хорошего мало. – Предлагаю вам попридержать язык. – Карен Вебер сидит все в той же позе, сплетя пальцы на блокноте, только костяшки побелели от напряжения. – И не соваться туда, куда не положено. – А я уже сунулся. – Марино стаскивает бейсболку и проводит ладонью по лысине с проступившей местами редкой щетиной. Со стороны может показаться, что идеально гладкую голову скупо посыпали песочком. – Прошу извинить. Опаздывал, вот и не успел побриться. – Он трет шершавую, как наждачная бумага, щеку. – Мы с экспертом Айзе и детективом Браунингом посидели вчера в ОПБ. Трогательный момент воссоединения. Потом я еще кое с кем поболтал. В детали вдаваться не буду по причине конфиденциальности. – Вам лучше замолчать. Немедленно, – предупреждает специальный агент Вебер, словно разговоры уже считаются федеральным преступлением и у нее есть право арестовать его на месте. Вероятно, по ее мнению, Марино вот-вот совершит акт государственной измены. – А я предпочитаю послушать, – говорит Скарпетта. – ФБР и Национальная безопасность в большой любви друг к другу не замечены, – продолжает Марино. – Национальной безопасности отломился приличный кусок бюджета министерства юстиции, а ФБР, как всем известно, и само любит денежки тратить. – Он смотрит на Карен Вебер. – У вас на Капитолийском холме семьдесят лоббистов, и каждый ходит с протянутой рукой. Вам что, не терпится весь мир взять под свою юрисдикцию? – Почему мы должны все это слушать? – Специальный агент Вебер поворачивается к доктору Маркусу. – По слухам, – теперь Марино смотрит на Скарпетту, – Бюро уже давно принюхивалось к Фрэнку Полссону. О нем всякое говорят, так что ты права. Вроде бы он злоупотребляет своим положением авиационного врача, что выглядит страшновато, учитывая его сотрудничество с Национальной безопасностью. Бюро было бы только радо прищучить конкурентов, выставив их полными идиотами, а потому, когда губернатор обо всем этом прослышала, то забеспокоилась и обратилась в ФБР. Вот калиточка и открылась, не так ли? – Он переводит взгляд на Карен Вебер. – Сомневаюсь, что губернатор представляет, какого рода помощь ей окажут. Откуда ей знать, что Бюро смотрит на ситуацию иначе и что в его понимании помощь – это обмазать дерьмом соперничающее федеральное агентство. Другими словами, все крутится вокруг денег и власти. Как всегда и везде. – Нет, не все, – отвечает твердо Скарпетта. С нее хватит. – В нашем случае речь не о деньгах и власти, а о четырнадцатилетней девочке, которая умерла страшной, мучительной смертью. Речь идет об убийстве. – Она встает, захлопывает замки на кейсе и смотрит сначала на доктора Маркуса, потом на специального агента Вебер. – Вот из-за чего все крутится. Глава 27 К тому времени как они подъезжают к Брод-стрит, Скарпетта уже успокоилась и готова вытащить правду из своего напарника. Не важно, хочет Марино этого или не хочет. Так или иначе он все ей расскажет. – Ты сделал что-то прошлым вечером. И я не имею в виду ОПБ и тех, с кем ты там пьянствовал. – Ты к чему клонишь? Не понимаю. – Марино сидит угрюмо рядом с ней, пряча под козырьком бейсболки недовольную опухшую физиономию. – Все ты понимаешь. Ты ходил к ней. – Вот уж теперь я тебя точно не понимаю, – Он отворачивается и смотрит в окно. – Понимаешь. – Не снижая скорости, Скарпетта резко поворачивает на Брод-стрит. Марино пытался сесть за руль, но она настояла, что поведет сама. – Я тебя знаю. Ты и раньше это делал. Вчера взялся за старое. Ладно, дело твое, но ты должен все мне рассказать. Я же видела, как она смотрела на тебя, когда мы сидели у нее дома. И ты видел. Видел, черт бы тебя побрал, и радовался. Я же не дура. Он не отвечает, только смотрит в окно, отвернувшись и прячась за бейсболкой. – Рассказывай. Ты ходил к миссис Полссон? Где ты с ней встречался? Расскажи, как все было. И не ври. Так или иначе, рано или поздно правду я из тебя вытяну. Ты меня знаешь. – Скарпетта вдавливает педаль тормоза – желтый свет на перекрестке меняется на красный – и поворачивается к нему: – Ладно, молчи. Только твое молчание красноречивее всяких слов. Ты ведь поэтому так странно себя повел, когда сегодня утром наткнулся на нее в приемной? Да? Ты был с ней прошлой ночью, и, наверное, что-то пошло не так, даже совсем не так, как ты рассчитывал, потому ты так удивился, когда увидел ее в офисе. – Дело не в этом. – Тогда в чем? Расскажи. – Сьюзи надо было с кем-то поговорить, облегчить душу. А я хотел получить информацию. Ну, мы и помогли друг другу, – говорит он в окно. – Сьюзи? – Она мне и помогла, – продолжает Марино. – Рассказала, как ее муженек стучит на Национальную безопасность, какой он хрен и мразь и почему ФБР могло к нему прицепиться. – Могло? – Скарпетта поворачивает на Франклин-стрит, туда, где сейчас сносят здание ее бывшего офиса. – На совещании, если это можно так назвать, ты вел себя поувереннее. Или все твои заявления основаны только на догадках? Могло быть. Выражайся точнее. – Вчера вечером она позвонила мне на сотовый, – вздыхает Марино. – А они тут время зря не теряют. Много чего снесли. Все разворотили… и не только здесь. – Он смотрит вперед. Обреченное здание выглядит совсем крохотным и жалким на фоне руин, а может быть, им так только кажется, потому что в первый раз главной реакцией было удивление от увиденного, а сейчас все предстает в реальном виде и вызывает уже другие эмоции. На Четырнадцатой улице Скарпетта притормаживает и оглядывается в поисках стоянки. – Ладно, доедем до Кэрри, – решает она, не обнаружив ничего подходящего. – В паре кварталов от него есть платная парковка. По крайней мере была. – К черту платную парковку. Подъезжай ближе и сверни с дороги. Я прикрою, если что. – Марино наклоняется, расстегивает черную холщовую сумку, достает красную табличку с надписью «Главный судебно-медицинский эксперт» и ставит ее на приборную панель. – Откуда у тебя это? – изумленно спрашивает Скарпетта. – Где ты ее стащил? – Ну, когда есть время поболтать с девочками в приемной, можно много чего успеть. – До чего докатился. – Она укоризненно качает головой. – А знаешь, без этого как без рук. – Когда-то никаких проблем с парковкой у Кей просто быть не могло. Она подкатывала к месту преступления и ставила машину там, где было удобно ей. Она приезжала в суд в час пик и парковалась в неположенном месте, потому что под ветровым стеклом красовалась красная табличка с крупными белыми буквами – «Главный судебно-медицинский эксперт». – Так зачем миссис Полссон звонила тебе вчера вечером? – Заставить себя называть эту женщину Сьюзи выше ее сил. – Хотела поговорить. – Марино открывает дверцу. – Пойдем и покончим с этим. Надо было тебе надеть старые сапоги. Глава 28 С прошлой ночи Марино постоянно думает о Сьюзи. Ему нравится ее прическа – волосы слегка касаются плеч. Нравится, что она блондинка. Блондинки ему нравились всегда. При первой же встрече, когда они с Кей пришли к Сьюзи домой, он отметил, какие у нее полные губы. Ему нравилось, как она смотрит на него. В ее глазах он был большим, сильным и важным. По ее глазам он прочитал, что она верит в него, верит в его способность справиться с любыми проблемами, пусть даже некоторые из ее проблем уже не поддаются решению. Чтобы решить их все, Сьюзи нужно было бы смотреть на самого Господа, да и тогда это вряд ли помогло бы, потому что Господа скорее всего не тронешь тем, чем можно тронуть мужчину вроде Марино. Наверное, именно то, как Сьюзи смотрела на него, и подействовало сильнее всего, и когда они начали осматривать комнату Джилли, она дала ему почувствовать свою близость. Марино знал – с этой стороны придет беда. Он знал, что, если Скарпетта учует правду, ему придется выслушать много такого, что лучше бы не слышать. Они идут через густую, размазанную по земле грязь. Удивительно, как ей всегда удается пробраться через что угодно в этих чертовых туфельках. Идет и не жалуется. Черные ботинки Марино уже перепачкались глиной, он скользит на каждом шагу, хотя и выбирает маршрут побезопаснее, а она будто и не смотрит под ноги, словно на ней сапоги. Ее черные, на низком каблуке, туфли хорошо смотрятся с костюмом. Точнее, смотрелись – сейчас они облеплены глиной. На брюках и полах длинного пальто – комочки грязи. Они упрямо шагают к руинам. Рабочие останавливаются и смотрят на двух идиотов, пробирающихся через мусор и грязь в эпицентр разрушения. Смотрит на них и высокий плотный мужчина в защитном шлеме. В руке у него планшет, и он разговаривает с другим мужчиной в каске. Увидев парочку, человек с планшетом делает шаг навстречу и машет рукой – таким жестом отгоняют обычно не в меру любопытных туристов. Марино тоже машет рукой, подзывая его поближе, потому что им нужно поговорить. Человек с планшетом замечает надпись на бейсболке Марино, и на лице его появляется более внимательное выражение. Хорошая штука эта кепчонка, думает Марино. Представляться ему не хочется, врать тем более, и бейсболка избавляет его от такой необходимости. И это не единственное ее достоинство. – Следователь Марино, – говорит он человеку с планшетом. – А это доктор Скарпетта, судмедэксперт. – А, так вы насчет Теда Уитби. – Человек с планшетом качает головой. – Просто не верится, что такое могло случиться. Про его семью вы, наверно, уже знаете. – Что такое? – спрашивает Марино. – Жена беременна первым ребенком. У Теда это второй брак. Видите того парня? – Он поворачивается и указывает на мужчину в сером, вылезающего из кабины крана. – Сэм Сайлс. У них с Тедом были, скажем так, свои дела. Она – то есть жена Теда – говорит, что Сэм специально так раскачал ядро для сноса, чтобы сбросить Теда с трактора, а уже потом он попал под колесо. – А почему вы думаете, что он упал с трактора? – спрашивает Скарпетта. Все еще думает, что видела Теда Уитби, стоящего у заднего колеса, размышляет, глядя на нее, Марино. Может быть, и так. Скорее всего так. Зная ее, Марино уже ничему не удивляется. – Просто так, мэм, без особых причин. – Мужчина с планшетом примерно одного с Марино возраста, но под каской у него волосы, а не лысина. Загорелое, огрубелое, как у ковбоя, лицо все в морщинах и напоминает старую дубленую кожу. Глаза ясные, голубые. – Это его жена, то есть вдова, так утверждает. Понятное дело, денег хочет. Так ведь всегда бывает. Мне, конечно, ее жалко, но не хорошо обвинять кого-то, если у тебя муж погиб. – Где вы были, когда это произошло? – Здесь, мэм, в паре футов от того места. – Он указывает на правый угол здания или, вернее, того, что от него осталось. – Видели, как это случилось? – Нет, мэм. Насколько я знаю, никто не видел. Тед был на задней стоянке, копался в моторе – у него двигатель заглох. Ну и, наверно, мотор заработал. Вот и весь сказ. Я только увидел, как трактор покатился со стоянки и врезался в тот желтый столб. Там и остановился. А Тед уже лежал на земле. Ну и кровищи там было… – Когда вы подошли, он был в сознании? – Как обычно, Скарпетта не только расспрашивает, но и записывает что-то в блокнот. – Если что-то и сказал, то я не слышал. – Мужчина с планшетом морщится и отворачивается. – Глаза у него были открыты, и он еще пытался дышать. Вот это я запомнил и теперь уже вряд ли когда забуду. Как он пытается дышать, а лицо у него синеет на глазах. Умер тут же, на месте. Потом, конечно, приехала полиция, «скорая помощь», но помочь уже никто не мог. Марино стоит в грязи, слушает и в конце концов решает, что надо бы и ему задать пару вопросов, а то еще примут за дурачка. Рядом со Скарпеттой он порой и сам чувствует себя идиотом. У нее это получается. А еще хуже, что получается как-то естественно, само собой, что она даже и не пытается выставить его придурком. – Этот парень, Сэм Стайлс, – говорит Марино, кивая в сторону неподвижно застывшего крана со слегка покачивающимся на стальном тросе ядром, – где он находился, когда Теда переехало? Неподалеку? – Нет. Послушайте, да это просто смешно. Вы только попробуйте представить, каково это, сбросить человека с трактора ударом ядра. Что бы с этим беднягой стало? Как бы он выглядел? – Пожалуй, не лучшим образом, – соглашается Марино. – Да ему бы просто голову размозжило. И уже никакой трактор бы не понадобился. Скарпетта записывает. Время от времени она задумчиво оглядывается и снова что-то записывает. Однажды, когда Кей не было в кабинете, а блокнот лежал открытым на столе, Марино не устоял перед искушением и попытался выяснить, что же делается у нее в голове. Из всего написанного ему удалось разобрать одно лишь слово, и слово это было «Марино». Мало того, что док пишет как курица лапой, она еще и применяет свой особый, секретный язык, некую загадочную систему стенографии, расшифровать которую не по силам никому, кроме ее секретарши Розы. Она спрашивает у человека с планшетом, как его зовут. «Бад Лайт», – отвечает тот. Запомнить нетрудно, хотя Марино не питает почтения ни к «Бадлайт», ни к «Миллер лайт», ни к «Микелоблайт», ни вообще к чему-то легкому. Она просит показать – по возможности точнее, – где именно нашли тело, потому что ей нужно взять образцы грунта. Бад не проявляет ни малейшего любопытства. Может быть, считает, что так и положено, что приятные брюнетки, называющие себя судмедэкспертами, и здоровяки копы в бейсболках с надписью «УПЛА» всегда берут образцы грунта, когда тот или иной бедолага строитель погибает под колесами трактора. Они снова идут через грязные лужи, ближе к руинам, и, пока это все происходит, Марино думает о Сьюзи. Прошлым вечером он засиделся в ОБП со старым знакомым Джуниусом Айзе, или Задницей Айзе, как сам Марино называет его уже много лет. Все шло чин-чином, и он уже выходил на очередной круг. Браунинг к тому времени свалил домой, и Марино как раз перевел разговор на интересующую его тему, когда зазвонил сотовый. Наверное, не стоило отвечать. Наверное, надо было вообще выключить телефон, и наверно, Марино так бы и сделал, если бы Скарпетта не позвонила раньше и не сказала, что не может попасть к Филдингу, а он не сказал, что будет на связи. Именно поэтому, и только поэтому, когда телефон зазвонил, Марино ответил, хотя верно и то, что, когда ему хорошо и когда все идет чин-чином, он с большей, чем когда-либо, готовностью откроет дверь, снимет трубку или заговорите незнакомым человеком. – Марино, – сказал он, перекрывая шум в баре. – Это Сьюзен Полссон. Извините за беспокойство. – И она заплакала. Что говорилось потом, уже не важно, чего-то он уже не помнит и даже не пытается вспомнить, шагая через растекшиеся мутные лужи вслед за Кей, которая достает из сумочки пакет со стерильными деревянными шпателями для отлавливания языка и пластиковые мешочки. Самое важное из случившегося прошлой ночью Марино вспомнить не может и, похоже, не вспомнит уже никогда, потому что дома у Сьюзи нашлось виски и его было много. Она встретила гостя в джинсах и мягком розовом свитере, провела в гостиную, задернула шторы на окнах, а потом села рядом с ним на диван и принялась рассказывать о негодяе муже, Национальной безопасности, женщинах-пилотах и других парах, которых он приглашал домой. Сьюзи постоянно ссылалась на эти пары как на что-то важное, и Марино спросил, не их ли она имела в виду, когда днем раньше несколько раз употребила слово «они». Прямого ответа не последовало. «Спроси Фрэнка», – сказала она. «Я спрашиваю тебя», – настаивал Марино. «Спроси Фрэнка, – упорствовала Сьюзи. – У него здесь разные бывали. Спроси. Зачем он их приводил? Спроси и узнаешь». Марино стоит в сторонке и смотрит, как Скарпетта натягивает латексные перчатки и вскрывает белый бумажный пакет. На месте, где умер тракторист, не осталось ничего, кроме грязного асфальта перед боковой дверью. Он смотрит, как Кей приседает и оглядывает тротуар, и вспоминает вчерашнее утро, когда они кружили на взятой напрокат машине и говорили о прошлом. Если бы было можно, Марино вернулся бы сейчас в то утро. Ему муторно, его тошнит, голова раскалывается, сердце скачет. Он глубоко втягивает прохладный воздух и ощущает вкус грязи и бетона, что распространяет рушащееся на их глазах здание.