Руди закатывает глаза и показывает, что мог бы найти следователя Далессио куда быстрее, чем оператор Службы спасения. Люси улыбается шутке, трет яблоко о джинсы и бросает ему, а сама откусывает от другого. Держится она абсолютно спокойно, как будто звонит в химчистку или в «Хоум депо»,3 а не в службу шерифа округа Броуард. – Вы знаете, какой детектив приезжал по вашему первому вызову? – спрашивает оператор. – Обычно мы не связываемся со следователями, только с детективами. – Я знаю только, что имела дело со следователем Далессио, – отвечает Люси. – По-моему, в дом никто из детективов не приезжал, они появились уже потом, в больнице. Когда туда отправили мою гостью. – Его здесь нет, мэм, но я могу оставить для него сообщение, – немного неуверенно говорит оператор, и в этом нет ничего удивительного, поскольку ни о каком следователе Джоне Далессио она никогда не слышала. Сказать по правде, Джон Далессио существует только в киберпространстве, виртуальном мире, соединенном в данном случае с компьютером службы шерифа округа Броуард. – У меня есть его карточка, так что я позвоню ему сама. Спасибо за помощь, – благодарит Люси и кладет трубку. Они с Руди стоят в кухне, грызут яблоки и смотрят друг на друга. – Забавно, если подумать, – говорит она, надеясь, что Руди воспримет ситуацию с местными копами как веселое приключение. – Мы вызываем полицию проформы ради. Или, что еще хуже, чтобы посмеяться. Он пожимает широкими плечами, жует и вытирает с подбородка стекающий сок. – Местных копов привлекать всегда полезно. В ограниченном, конечно, масштабе. Никогда не знаешь, что от них может потребоваться. – Руди видит возможность поиграть с полицейскими, а эта игра – его любимая. – Ты спросила насчет Далессио, поэтому имя уже зарегистрировано, а что его трудно найти, так это не наша вина. Вот увидишь, они теперь до пенсии будут выяснять, кто такой, черт возьми, этот Далессио и куда он подевался – ушел, получил под зад или что еще. Эй, кто-нибудь видел Далессио? Он станет легендой, о нем будут вспоминать. – О нем и Тине Фрэнкс, – кивает Люси, хрустя яблоком. – Вообще-то тебе будет намного труднее доказать, что ты Люси Фаринелли, а не Тина Фрэнкс или кто-то еще. На вымышленные имена у нас есть все необходимые документы, включая свидетельства о рождении. Черт, я уже не помню, где мое настоящее свидетельство. – Я не вполне уверена, кто я такая на самом деле. – Она протягивает ему бумажное полотенце. – Я тоже. – И если уж на то пошло, не знаю, кто ты. В общем, когда появится коп, откроешь ему дверь и потребуешь, чтобы он позвонил следователю Далессио, который должен взять рисунок. – Хороший план, – улыбается Руди. – В прошлый раз сработал как часы. В стратегически важных пунктах, домах и машинах, у них всегда наготове сумки с формой и чемоданчики со всем необходимым для осмотра места преступления. С помощью высоких черных ботинок, черных рубашек-поло, черных брюк и темных курток с желтой надписью на спине «Судебная экспертиза» можно творить чудеса. Помогают также самые обычные фотоаппараты, кое-какое примитивное оборудование и, что самое главное, язык тела, поведение и манера держаться. Простейший план обычно самый лучший, и Люси, после того как обнаружила Генри, запаниковала и позвонила 911, вызвала Руди. Быстро переодевшись, Руди вошел в дом через переднюю дверь почти сразу за полицейскими, назвался новеньким в бригаде экспертов-криминалистов и сказал, что им вовсе не нужно ждать, пока он осмотрит помещения. Предложение устроило офицеров как нельзя лучше, потому что болтаться по дому вместе с экспертами для настоящего копа то же самое, что утирать нос младенцу. Люси, назвавшаяся в тот ужасный день Тиной Фрэнкс, угостила полицейских своей порцией лжи. Генри, также проходившая под вымышленным именем, приехала из города погостить. Пока Люси принимала душ, гостья, страдавшая утром от похмелья, услышала вломившегося в дом насильника и лишилась чувств, а поскольку она склонна к истерии и могла пострадать, хозяйка вызвала «скорую помощь». Нет, она не видела нападавшего. Нет, в доме, похоже, ничего не пропало. Нет, она не думает, что ее гостья подверглась сексуальному насилию, но ведь ответ на этот вопрос должны дать медики после осмотра в больнице, не так ли? По крайней мере в телесериалах про полицию всегда так делают. – Интересно, сколько времени им потребуется, чтобы вычислить, что Джон Далессио нигде, кроме твоего дома, не появлялся? – усмехается Руди. – Нам повезло, что их участок занимает большую часть округа. Территория огромная, и никто никого толком не знает. Люси смотрит на часы – полицейские должны вот-вот появиться. – Что ж, главное – мы не забыли про мистера Далессио, так что ему не на что обижаться. Руди смеется. Настроение его заметно улучшилось. Долго злиться он не может, особенно когда они работают вместе. – О'кей. Копы будут здесь с минуты на минуту. Может, тебе лучше смотаться отсюда? Рисунок я им не отдам. Скажу, что познакомился с Далессио на прошлом вызове, дам его номер, а когда они уйдут, легендарный Джон Далессио позвонит им сам и скажет: отдыхайте, парни, я обо всем позабочусь. – Не впускай их в мой кабинет. – Дверь заперта? – Да. Если возникнут проблемы, если прикрытие лопнет, позвони мне. Я сразу же приду и займусь копами сама. – Куда собираешься? – спрашивает Руди. – Думаю, пора познакомиться с соседкой, – отвечает Люси. Глава 13 Декомпрессионный холодильник – это маленький морг с отдельным входом, холодильной камерой, двойными раковинами, шкафчиками из нержавеющей стали и специальной вентиляционной системой, поглощающей неприятные запахи и микроорганизмы через вытяжной вентилятор. Стены и пол выкрашены особенной, нескользящей, серой акриловой краской, обладающей повышенными водоотталкивающими свойствами и устойчивостью к химическому и физическому воздействию. В центре помещения – передвижной секционный стол со снабженными тормозами роликовыми колесиками и подъемником, призванным поднимать и опускать покойников и таким образом избавлять людей современного мира от неприятной обязанности. В действительности все остается прежним. Работникам морга все еще приходится возиться с дедвейтом, и так будет всегда. Стол имеет небольшой наклон и оснащен стоком, но сегодня в этом нет необходимости. Телесные жидкости Джилли Полссон были собраны или смыты две недели назад, когда Филдинг проводил первое вскрытие. Сейчас секционный стол стоит посередине выкрашенного акриловой краской пола, а тело Джилли Полссон лежит в черном, похожем на кокон мешке на его сверкающей стальной поверхности. Окон, выходящих наружу, в помещении нет, только смотровые окошечки, установленные слишком высоко, чтобы кто-то мог что-то увидеть. Скарпетта, переехав в новое здание восемь лет назад, на это упущение проектировщиков не жаловалась, потому что никто и не должен видеть, что происходит здесь, в зале с распухшими, позеленевшими, покрытыми червями или обожженными до такой степени, что они похожи на обгорелые головешки, покойниками. Скарпетта только что вошла, задержавшись на несколько минут в раздевалке, где облачилась в костюм биологической зашиты. – Извините, что отвлекаю от других дел, – говорит она Филдингу, а перед глазами встает мистер Уитби в буро-зеленых штанах и черной куртке. – Похоже, ваш шеф и впрямь считал, что я сделаю все без вас. – Что он вам рассказал? – спрашивает Филдинг. Голос его звучит приглушенно из-за маски. – Вообще-то ничего. – Скарпетта натягивает перчатки. – Я знаю не больше, чем знала вчера, после разговора с ним по телефону. Филдинг хмурится. На лбу у него уже выступил пот. – Вы же только что из его офиса. Ей вдруг приходит в голову, что помещение вполне может прослушиваться. Но уже в следующее мгновение Кей вспоминает, как в бытность свою шефом пыталась установить в прозекторской диктофоны и как из этого ничего не получилось из-за слишком высокого уровня фонового шума, мешавшего нормальной работе самых лучших передатчиков и магнитофонов. Скарпетта идет к раковине и поворачивает кран – вода с шумом ударяет о сталь. – А это еще зачем? – спрашивает Филдинг, расстегивая мешок. – Думаю, такая музыка придется вам по вкусу. Он поднимает голову и смотрит на нее. – Здесь нас никто не слышит. Я в этом абсолютно уверен. Он не настолько сообразителен и к тому же вряд ли заходил сюда хоть раз. Не удивлюсь, если он даже не знает, где именно мы работаем. – Недооценивать тех, кто нам не нравится, большая ошибка. – Скарпетта помогает развернуть полы мешка. Двухнедельное пребывание в холодильной камере замедлило процесс разложения, тем не менее тело теряет влагу, высыхает и постепенно мумифицируется. Запах сильный, но Скарпетта воспринимает его как должное. Вонь – всего лишь еще один язык, которым говорит тело, и тут уж от Джилли Полссон ничего не зависит. Девочка бессильна что-либо изменить и в первую очередь тот факт, что она мертва. Кожа у нее бледная, с зеленоватым оттенком, лицо чахлое от обезвоживания, глаза напоминают щелочки, склера под веками высохла и почернела. Сухие, чуть приоткрытые губы стали коричневыми, длинные светлые волосы спутались за ушами и под подбородком. Внешних повреждений на шее не видно, включая и те, которые могли появиться во время вскрытия, например, так называемая петлица, возникающая, когда кто-то по неопытности или небрежности загибает внутрь ткань, чтобы извлечь язык из гортани, и случайно протыкает кожу на шее. Объяснить такие повреждения родственникам бывает весьма сложно. У-образный разрез начинается под ключицами, идет через грудину, где зубцы вилки соединяются, спускается ниже, огибает пупок и заканчивается у лобка. Филдинг принимается резать нитки, как будто распускает швы на сшитой вручную тряпичной кукле. Тем временем Скарпетта берет с полки папку и бегло просматривает протокол аутопсии и первый отчет. Рост – пять футов и три дюйма, вес – сто четыре фунта, в феврале Джилли исполнилось бы пятнадцать. Глаза – голубые. В отчете то и дело встречается фраза «в пределах нормы». Мозг, сердце, печень, легкие были такими, какими и должны быть у здоровой девушки ее возраста. И все же Филдинг нашел отметины, которые теперь, когда тело обескровлено, заметны еще отчетливее на фоне бледной кожи. Это синяки. Судя по значкам на диаграмме, они находятся в верхней части рук. Скарпетта откладывает папку и, пока Филдинг достает из грудной полости тяжелый пластиковый пакет с изъятыми органами, поднимает тонкую руку девочки. Сморщенную, бледную, холодную и немного липкую. Она поворачивает руку и рассматривает синяк. Окоченение уже прошло, и тело больше не сопротивляется, словно жизнь слишком далеко, чтобы противиться смерти. Синяк, темное красное пятно, четко проступает под мертвенно-бледной кожей, и покраснение распространилось от сустава большого пальца до сустава мизинца. Такое же покраснение и на другой руке. – Странно, верно? – говорит Филдинг. – Как будто ее кто-то держал. Но для чего? – Он развязывает бечевку, раскрывает пакет, и вонь становится почти невыносимой. – Фу! Не знаю, что вы рассчитываете здесь увидеть, но, как говорится, добро пожаловать. – Оставьте все на столе. Я потом сложу сама. Возможно, ее кто-то удерживал. В каком положении ее нашли? Можете описать? – Скарпетта отходит к раковине и натягивает пару прочных резиновых перчаток, доходящих почти до локтей. – Не уверен. Мать, вернувшись домой, пыталась ее оживить. Говорит, что ничего точно не помнит. Не знает даже, лежала ли девочка лицом вниз или вверх, на спине, на животе или на боку. И насчет синяков тоже ничего сказать не может. – Синюшность? – Нет. Времени прошло слишком мало. После того как кровь перестает циркулировать, она согласно закону притяжения останавливается и оставляет на поверхности тела что-то наподобие карты с темно-розовыми и бледными участками в зависимости оттого, какие места подвергались давлению. Картина проступает постепенно, в течение нескольких часов, и помогает, даже если тело потом перемещали, определить положение в момент смерти. Скарпетта осторожно отводит нижнюю губу Джилли, проверяя, нет ли повреждений, которые могли появиться, если кто-то зажимал ей рот или давил на лицо, пытаясь задушить. – Смотрите, но я ничего не нашел, – говорит Филдинг. – Никаких других повреждений. – А язык? – Следов укуса нет. Ничего похожего. Где был язык, про то и говорить не хочется. – Думаю, догадаться нетрудно. – Скарпетта опускает руки в пакете холодными, скользкими органами и перебирает их на ощупь. Филдинг подставляет руки под грохочущую о металлическую раковину струю воды и вытирает их полотенцем. – Вижу, Марино вам компанию не составил. – Я даже не знаю, где он. – По-моему, разложившиеся трупы его и раньше не особенно привлекали. – Если они кому-то интересны, это уже повод для беспокойства. – Особенно мертвые дети, – добавляет Филдинг и, прислонившись к краю стола, наблюдает за ней. – Надеюсь, вы что-то найдете, потому что я не нашел ничего. Чертовски неприятно. – Как насчет петехиального кровоизлияния? По глазам определить невозможно. – Когда она поступила, кровотечение уже полностью прекратилось. Я по крайней мере петехиальных кровоизлияний не обнаружил, хотя сказать, что их не было, не могу. Скарпетта представляет тело Джилли, когда оно только попало в морг, через несколько часов после смерти. – Отек легких?