– Ладно, не стони. Здесь и в самом деле пролегала лощина, довольно ровная, почти без препятствий. Так, отдельные камни, комья глины, чахлые кустики. Просто дар божий! Они неслись по дну оврага, выдерживая дистанцию, чтобы не столкнуться. Скорость их передвижения выросла почти втрое. Теперь у них имелись реальные шансы обогнать преступника и со всем почтением встретить его у леса. И тут вдруг наверху разразилась яростная пальба. Кто-то стрелял с опушки по красноармейцам. Иван споткнулся от неожиданности, перелетел через камень и растянулся на земле. За ним запнулся Одинцов, отвалил куда-то в сторону. Это было как гром среди ясного неба! Огонь вели немецкие автоматы, и не один, не два, а гораздо больше. В груди у Ивана похолодело. Он вскарабкался на откос лощины, сжался на краю. Одинцов уже был рядом, прерывисто дышал. Шансов у красноармейцев не было. Опушка леса ощетинилась огнем. Бойцы падали как подкошенные. Верещагин приказывал им занять оборону, но крик его оборвался на полуслове. Раздвинулись облака, вышла луна, озарила тела погибших. Поднялись трое, побежали назад, отстреливаясь из винтовок. Двое упали, сраженные пулями, третий залег. На нем и сконцентрировалась вся масса огня. Пули кромсали его, он дергался, как кукла на веревочках. Осокин схватился за автомат, но не сделал ни единого выстрела. Все кончено, ребятам не поможешь, а им с Одинцовым просто фантастически повезло! Метрах в тридцати от опушки поднялся человек и припустил к лесу. Иван припал к прицелу. Уж раз так, то не доставайся ты никому! Но руки его дрожали, ствол прыгал, жгучая испарина заливала лицо. Он глухо ругнулся, откинул голову. Мужчина, одетый в бесформенный макинтош, добежал до леса, пролез через кустарник. Оттуда доносились крики, в которых отчетливо звучала радость. – Товарищ капитан, что происходит, кто это? – У Одинцова от сильных переживаний даже голос изменился. – Это немцы, Николай. Элитное диверсионное подразделение. Пробрались лесами через линию фронта, чтобы встретить «крота» и доставить к своим. Слишком важная персона. Видать, имелась у них договоренность о встрече именно здесь и сейчас. Как же четко работают эти сволочи. Всех наших ребят положили. – Товарищ капитан, так это что, нас двое осталось? А их сколько? – Не знаю, Николай. От семи до десятка. Ты со мной? Решай, неволить не буду. Дело практически безнадежное, но дать им уйти я не могу. У молодого опера от страха стучали зубы. В глазах застыла тоска. – Я с вами, товарищ капитан. Я справлюсь, слово даю. А что делать-то надо? – Как бежали, так и бежим, – ответил Иван, сполз со склона и припустил дальше по дну оврага. Уплотнялся осинник над его головой. Вокруг стоял лес, а овраг продолжал тянуться в глубину массива. Похоже, он насквозь прорезал чащу, при этом глубина его только возрастала. Осокину пришлось хвататься за корни деревьев, чтобы вылезти наружу. Сыпалась земля, катились комья глины. Офицеры шикали друг на друга, потом застыли на краю обрыва. Во все стороны простирался черный осинник. Опушка скрылась за деревьями. Лес был старый, чахнущий, щетинились корявые ветки изогнутых деревьев. Молодняка здесь почти не было, подлесок тоже отсутствовал. Где-то справа хрустнули ветки, донеслась немецкая речь. В лесной массив углублялись несколько человек. Они двигались быстро, хотя и не сказать, что бежали. – Нападем на них, товарищ капитан? – как-то обреченно вымолвил Одинцов. – Нет уж, приятель. В лучший мир мы когда-нибудь попадем, но не так быстро. Не будем опережать события, понимаешь? Нас они не видели, решили, что всех перебили. Так что мы имеем небольшое преимущество. Немцы знают, куда идти, и, боюсь, на рассвете будут уже за линией фронта. Подкрепления нам не дождаться. – Этот лес небольшой, товарищ капитан. – Уверен? – Конечно. Я же местный, мы в детстве все леса в округе облазили, грибы собирали, ягоды. Может, метров восемьсот или около того. Но не больше километра. Неважно, куда они пойдут, на юг или примут западнее. Дальше колхозное поле, примерно с полкилометра, там силосные ямы и несколько развалившихся амбаров. Дальше снова осинник. За ним, если прямо, хутор Веприно, но он вроде сгорел. – А ты не промах, парень. Учтем. Слушай, нам надо бы их обогнать и на колхозное поле раньше попасть. – Назад по опушке и вокруг леса. А сапоги-скороходы выдадите? – Чем тебе не нравится этот овраг? Пойдем параллельным курсом. Их тропа тянется метрах в семидесяти от нашей. – Ничего не помню про этот овраг, товарищ капитан. Это же не проспект, чтобы постоянно прямо. – А вдруг? Остается только проверить, Николай. Они неслись, как на финише стометровки, прыгали через препятствия. Только бы успеть! Овраг насквозь прорезал этот массив. Диверсантов офицеры обогнали, но это было только полдела. У опушки лощина сгладилась, фактически сошла на нет. За деревьями мутно проступало поле, заросшее сорняками. Одинцов хрипел, схватившись за живот, сдерживал кашель, рвущийся из груди. Осокин тоже запыхался. Рывок был, конечно же, бешеный. Болели отбитые колени, саднили руки от ожогов крапивы. – Пошли, Николай. Опушка рядом. Сперва он фактически волок товарища на себе. Но вскоре лейтенант отдышался, снова стал переставлять ноги. На опушке они сделали еще одну остановку, прислушались. Офицеры действительно обогнали диверсантов. Те двигались по лесу, отчетливо слышались их голоса. Иван потянул товарища за собой и метров через тридцать сказал ему: – Падай здесь, парень, займи позицию, заройся в какую-нибудь борозду. Я побегу дальше и встречу их в лоб. Как выйдут из леса, поравняются с тобой, отвлеки их огнем. Но бей только по солдатам. И не вставай в полный рост, чаще перекатывайся, если хочешь выжить. Дальше опять кросс, не оглядываясь. Ноги Осокина проваливались в податливую землю. Трава росла по колено. Семьдесят метров, больше ста. Хватит! Он чуть не провалился в зловонную яму, повернул направо, машинально отметил, что поле пересекает проселок, заросший чертополохом, бухнулся в борозду, передернул затвор. Из подсумка, который нацепил еще в отделе, Иван вынул запасной дисковый магазин, гранату. Жить какое-то время можно. Немцы вышли из леса и шагали ему навстречу. Словно призраки выросли из полумрака. Он насчитал девятерых. По мере приближения прорисовались мешковатые комбинезоны, разгрузочные жилеты с боеприпасами, стальные шлемы, затянутые маскировочной тканью. Люди двигались размеренно, выдерживая темп, не быстро, но и не медленно. Личность в макинтоше держалась где-то сзади. Одинцов с задачей справился, открыл огонь, когда противник прошел мимо. В неприятельском войске вспыхнул переполох, смешались люди. Кто-то прыжками подлетел к резиденту, повалил его на землю и закрыл своим телом. Остальные рассыпались, начали стрелять. Лейтенант милиции пока держался, вскоре прекратил огонь, видимо, сменил магазин и снова стал бить по противнику. Однако это продолжалось недолго. Стрельба вновь прервалась. Немцы поднялись, обменялись короткими репликами и отправились к тому месту, где лежал Одинцов. Почему он замолчал? Враги предстали перед Иваном как на ладони. Он чуть приподнялся, стиснул магазин, плавно надавил на спусковой крючок и не отпускал его, пока не опустошил диск. «ППШ» раскалился, обжигал ладонь. В дыму мельтешили комбинезоны. Трое немцев отправились к праотцам, никак не меньше. Осокин вставил в автомат запасной диск, схватил гранату, отполз в соседнюю борозду. Когда приподнялся, он обнаружил, что Одинцов противника уже не интересует. Он по-прежнему молчал. Уцелевшие диверсанты рассыпались и пошли на прорыв. Пули рвали сорняки, рыхлили почву. Снова трясся «ППШ» в слабеющих руках. Иван дал всего лишь несколько очередей, вроде подстрелил одного немца, и у автомата заклинило затвор! Он скрежетал зубами, рвал стальной клык, сдирая кожу с пальцев, но бесполезно. Диверсанты встали в полный рост, перешли с шага на бег. Рослый эсэсовец прикрывал собой «крота». Иван отполз в сторону. Нога его куда-то провалилась. Он сполз еще глубже, и на него навалились умопомрачительные запахи. Снова силосная яма. Капитан погружался в прелое месиво, сжимая в руке ребристый корпус гранаты. Диверсанты подбежали к яме, обменялись гортанными фразами. Мол, куда подевался этот чертов русский? Где он? Да забудьте про него, уходить надо! Хрипло дышал резидент – уморился, бедный. Солдаты тащили его почти волоком. Вот же свалился им подарочек! Мысли в голове Ивана метались, как мухи. Много навоюешь с одной гранатой? Есть еще пистолет, но как до него дотянуться? Выжившие диверсанты пересекли проселок, направились к лесу. Один из них прошел в каком-то метре от Осокина. Под его ногами чавкала грязь. Очнулся Одинцов. Молодец парень! Заработал автомат, уже не «ППШ», а трофейный, немецкий. Диверсанты опять забегали. Двое потащили к лесу субъекта в макинтоше, остальные отстали, попятились, огрызаясь огнем. Осокин приподнял голову. Хорошо, что не провалился на дно этой мерзкой ямы. Немцы не видели, как оттуда вылетела граната, а когда она упала им под ноги, поздно было реагировать. Взрыв разметал тела, нашпиговал их осколками. Иван выбрался из ямы, потряс головой, отплевался. Наелся какого-то дерьма! За спиной у него закашлял лейтенант милиции. – Это я, товарищ капитан, не стреляйте. – Он подбежал, свалил на землю автоматы, патронташи с запасными магазинами. – Вот, хватайте, пока подешевело, потом уже не будет. – У парня срывался голос. – Фу, какая гадость, ну и запашок от вас. Вы что, обделались? – Сам ты обделался, Одинцов. – Хриплый смех рвался из груди Ивана. – Заберись в ту яму, я посмотрю, как ты будешь благоухать. – Он торопливо собирал оружие, цеплял на ремень патронташ. – Закончим это дело, товарищ капитан? Их вроде немного осталось. – Ладно, боец, пойдем, повоюем. Раздухарился ты что-то, смотри, не к добру это. Бей только по вспышкам, уяснил? «Крот» стрелять не будет. Уцелевшие диверсанты с запозданием открыли огонь. Они доволокли свою ношу до опушки и схватились за автоматы. Одинцов откатился за груду досок, оставшихся от амбара. Осокин лежал в неудобной позе, стрелял по вспышкам и услышал отдаленный вскрик. Похоже, он еще одного зацепил. Трясся кустарник, убегали выжившие враги. К лесу офицеры подбирались с двух сторон, какими-то зигзагами, окольными путями. Чаща молчала. На опушке лежал мертвый солдат диверсионного подразделения. В лес они вошли тоже с двух сторон. Кустарник был сломан, следы врагов отчетливо выделялись на земле. Одинцов куда-то отполз. Иван пристроился за деревом, прислушался и уловил отдаленный шум. Их уцелевшие противники спешили уйти. В том ли они состоянии, чтобы устраивать засады? Иван перебежал вперед, пригнув голову, привалился к развесистой осине. – Товарищ капитан, они уже далеко, а мы тут сидим, боимся выйти, – прошептал Одинцов. – А чего ты тогда шепчешь? – Да так, на всякий случай. Знал ли выживший враг, что их всего двое? Или у страха глаза велики? Ждать дальше было невмоготу. Уйдут, потом ищи-свищи! Капитан включил фонарь, осветил землю под ногами, отыскал тропу, которую совсем недавно вытоптали немцы.