Цилла полагала, что до места назначения в сердце джунглей Флинн живым не доберется. Он шел впереди с компасом в руке, время от времени оглядываясь и демонстрируя самодовольную улыбку. Если он продолжит смотреть на нее так, Цилла даже не почувствует себя виноватой за его безвременную кончину. В то утро, перед тем как группа разделилась, Цилла умоляла Нару поменяться с ней местами. По крайне мере, Ариус в Цилле влечения не пробуждал. Но Нара лишь посмотрела на нее свысока и велела противостоять своим демонам. – Если ты продолжишь пялиться на меня, – предупредила Цилла Флинна, – я срежу твою усмешку с лица. Она предпочла бы оказаться в другом месте и с другим человеком. Находясь рядом с ним, она не доверяла самой себе. Флинн притворился обиженным и схватился за грудь, повернувшись к ней. – И ты этим ртом маму целуешь? – едва слова сорвались с его языка, улыбка исчезла. – Прости. Я не хотел… – Ты когда-нибудь думаешь перед тем, как спороть очередную чушь? – спросила Цилла, проходя мимо. Она вытащила из рюкзака свой компас, не желая следовать за ним дальше. – Прости, – повторил Флинн, догоняя ее. – Я забыл. Как тебе удается держаться после ее смерти? Цилла сглотнула и взглянула на стрелку компаса. Она будет смотреть куда угодно, только не на него. – Тебе какая разница? – Потому что я понимаю, как это тяжело – потерять мать, – голос Флинна прозвучал тепло, он редко пользовался таким тоном, нежным и мягким, как бархат. – Тогда зачем шутил? – Потому что это вроде как моя специальность, – Флинн пошел рядом с ней. – Я все время шучу. Знаю, ответ так себе. Но я правда не хотел тебя обидеть. Честно. Цилла не сводила глаз с тропы впереди. – Не могу понять тебя. И не уверена, что когда-нибудь пойму. Нельзя шутить надо всем подряд. – Но у меня же получается, – он мгновение помолчал. – Это помогает мне скрывать боль. Самые искренние слова, которые она слышала от Флинна. Хотелось бы Цилле с такой же легкостью посмеяться над болью, заполнившей ее сердце. – Боль необходима. Если ты не познаешь боль, то никогда не узнаешь, что такое истинное счастье. Воспринимай каждый день, как новый холст – белоснежный и чистый. Невозможно все время окрашивать его в желтый цвет, ни разу не использовав серого. – А что на счет тебя? – Флинн подошел ближе, его рука почти касалась руки Циллы. – Сколько дней ты окрашиваешь желтым? Ты используешь слишком много серого. Может быть, нужно чуть чаще прибегать к светлым тонам? – Мы же сейчас не обо мне, верно? Споры. Это им удавалось лучше всего. – Но… – Кажется, я наконец-то тебя поняла, – оборвала его Цилла. – Ты закрашиваешь свои чувства, слой за слоем. Если мир их не видит, значит, их нет. Потому что у Флинна Ганнисона нет чувств, и мир должен видеть его именно таким. Думаю, твой корабль нужно переименовать во что-то более мужественное. Как на счет «Мужицкий Мужик»? – Все не так, – пальцы Флинна коснулись ее. Возможно, случайно. – Тогда от чего ты прячешься? – скорее всего, он не ответит прямо. Это было бы в его стиле – уклониться от ответа. – От всего вместе, – Флинн пнул камень, встретившийся на пути. – От боли. От страха. – От страха? – Цилла была потрясена, что он по привычке не исказил ее слова. – Ты капитан «Анафины» и самый уверенный в себе мужчина из всех, с которыми я знакома. Флинн некоторое время не отвечал. Подбирал слова или думал, как соврать. – От страха за свою мать. – Мать? – Цилла взглянула на него. Прядь волос песчаного цвета падала на правую сторону лица, скрывая глаза. Она продолжила, все еще разглядывая его. – Она больна? – Воспоминания о собственной хрупкой и болезненной матери сжали ее сердце в тиски. – Нет, – ответил он. – Тогда почему ты боишься за нее? Он глубоко вздохнул и ответил. – Она пленница в Инцендии. – Пленница? – голос прозвучал более резко, чем она хотела бы. – Но почему? – Моя мать была на борту «Анафины», когда нас атаковал инцендианский флот, – Флинн сжал кулак так сильно, что костяшки пальцев побелели. – Мы не вторгались на их территорию, не совершили никакого преступления. Я как раз вез маму обратно в Равану, но они захватили нас и забрали ее, когда я отказался выдавать местоположение остальных капитанов. Они забрали ее, но предложили сделку: безопасное возвращение в обмен на информацию о капитанах нашего флота. Цилла поняла – сделка. Инцендианские дураки решили, видмо, что с ней будет легко разделаться только потому, что она молодая женщина, а когда речь заходила о Флинне, из нее можно было вить веревки. Она помнила ту ночь, будто все случилось несколько часов назад. Улыбка Флинна, пока он наблюдал за ней в таверне. Сладкий привкус рома на его языке. Обжигающие прикосновения его пальцев к коже, когда он вел ее к себе. После того, как она так долго сопротивлялась его притяжению, тот момент стал целым миром для нее. Хотя, на самом деле, его прикосновения не должны были значить ровным счетом ничего. Она помнила сброшенную одежду и горячие поцелуи, когда они наконец скрылись в его комнате в гостинице. Острую, но восхитительную боль, когда он прикусил ее нижнюю губу. Прикосновения рук, ощущаемые каждым дюймом ее тела. Он сделал ее богиней, которой поклонялся лишь он один. Когда потом она выдохнула, прижавшись к его груди, он словно вдохнул ее. Эйфория. Единственное слово, способное описать случившееся. Но, как и каждый раз, когда она вызывала в памяти события той ночи, за ней явились темные силуэты и растоптали ее счастье, смели, как лесной пожар, оставив ее одну на пепелище. Цилла вспомнила, как их грубые руки царапали кожу. Простыня, которую бросили ей, чтобы прикрыть обнаженное тело, будто удар хлыстом. Ледяные укусы кандалов на ее лодыжках и запястьях. Если даже Флинн что-то и говорил или делал во время задержания, то возмущенных криков она не слышала. В тот момент она ненавидела его больше всего на свете – больше, чем Инцендию, больше, чем любую боль, даже больше, чем саму смерть, унесшую ее мать несколько лун назад. Но теперь, когда она смотрела на него, на его волосы, которые отросли с той ночи, в его глаза, таившие в себе гораздо больше, чем она предполагала, ее ненависть исчезла. Поступила бы она так же, если бы это означало спасение ее собственной матери? Без сомнений. – Твое предательство… – Цилла попыталась выразить словами то, что чувствует, но это оказалось невозможно. Как ненадежные слова могли описать ураган эмоций, бушевавший внутри? – Я никогда не предавал тебя, – сказал Флинн так тихо, что слова были едва слышны. – Флинн, незачем больше лгать. Думаю, я понимаю, почему… – Нет, – голос Флинна прозвучал низко, во взгляде появилась твердость. – Я никогда тебя не предавал. Я знал, что ты не поверишь мне. В конце концов, с чего бы мне верить? Я понимаю, как все выглядело. Но я позволил инцендианскому флоту забрать свою мать, чтобы не предавать свое родное королевство, чтобы не расставаться с тобой! – Что? – Цилла была так уверена в его виновности. Все размышления приводили к одному и тому же выводу. Как она могла так ошибиться? – Почему ты мне раньше не рассказал? – Я пытался, но ты не слушала, – затем он заговорил мягче, будто раскрывая ей секрет. – Знаешь ли, я сражался за тебя. – Что ты делал? – Сражался за тебя после того, как они утащили тебя той ночью. Я пытался вырваться из комнаты, но получил по голове прежде, чем успел добраться до двери, – он переминался с ноги на ногу, избегая зрительного контакта с Циллой. – Я слишком поздно начал действовать, чтобы что-то изменить. Но мне кажется, тебе стоит узнать об этом. – Но в тот день ты был в толпе зрителей, – возразила Цилла, пытаясь разобраться. – Ты улыбался, когда меня пытались повесить. – Когда до меня дошли вести, что Девы не вытащили тебя из тюрьмы, я понял, что Рода будет ждать, пока ты не окажешься на открытом пространстве. Я наблюдал за дверьми форта, за стенами. Конечно же, они пришли. У меня все было подготовлено для твоего спасения на случай, если они не явятся. Веришь? Ты простишь меня за то, что я позволил им забрать тебя у меня? Глубоко вздохнув, она слегка сжала его руку и осмелилась взглянуть в глаза. Она утонула бы в его глазах цвета морской волны, но слова удержали ее на плаву. – Мне нечего прощать. Он улыбнулся, дав ей повод раскрасить наконец свой холст желтым, а не серым. Исключением оставались укромные далекие уголки разума, в которых продолжали роиться мысли. Если не Флинн продал ее Инцендии, то кто? Чем ближе к центру острова они продвигались, тем выше становились деревья. Цилле приходилось держаться ближе к Флинну, пока они петляли по лабиринту из стволов и лиан. Еще одна часть ключа была уже близко, Цилла знала это, но ей было сложно сосредоточиться на поиске, потому что все мысли заняты Флинном. Она никогда не считала себя романтичной. Не думала, что будет страстно желать кого-то, особенно такого как Флинн, но ее взгляд все время возвращался к нему. Пока он прокладывал путь сквозь джунгли, сбросив кожаный жилет, мускулы двигались под тонкой кремовой рубашкой. Волосы связаны на затылке, по шее катятся капельки пота. Его красота гипнотизировала, но она смотрела не потому, что была вынуждена. Ей хотелось смотреть, как бы глупо это ни звучало. – Уверен, мы уже близко, – бросил Флинн через плечо. – Сколько шагов осталось? – Я сбилась со счета, – пробормотала Цилла, надеясь, что он не расслышит. – Говори громче, любовь моя, – Флинн полоснул мечом по кусту. – Я не слышу. – Я сказала, что сбилась со счета. Флинн остановился и обернулся, смеясь. – Сбилась со счета? Но ты же взялась следить за нашим движением по карте, пока я жизнь положил на борьбу с этими кустами. – Я немного отвлеклась, – и она никогда не сказала бы, на что. Скорее бы предпочла умереть. Поэтому она быстро увела разговор в сторону. – Обычно Рода следопыт. Она ас в картах. – Как думаешь, чем она сейчас занимается? – улыбка исчезла с лица Циллы. – Долго она будет злиться на тебя? Цилла вздохнула. Она понятия не имела, что задумала Рода, но ей не нравилось, что все ополчились против нее. – Со мной и Родой все будет в порядке. Не бери в голову проблемы моей команды. Волнуйся о своей, об Ариусе, например. Ему лучше не обижать Нару, иначе я ему лицо раскурочу. – Нара взрослая девочка, – возразил Флинн. – Она прекрасно знает, как с ним обращаться.