Сыщик перезвонил. На этот раз ждать пришлось довольно долго. Наконец трубку взяла женщина, вероятно секретарь. — Господина Баринова будьте добры, — вежливо попросил Крюков. После паузы женщина взволнованно сообщила: — Борис Николаевич не сможет подойти. У него, кажется, инсульт. Нет, Крюков не был по природе злым человеком. Он не пустился в пляс, не разразился торжествующим мефистофельским смехом. Он просто решил для себя, что теперь дело действительно закрыто. И положил трубку… Коридоры управления были непривычно пусты. И это в начале рабочего дня? Крюков даже подумал, что в горячке последних событий все перепутал и явился на работу в выходные. Или неугомонные думские заседатели придумали какой-нибудь новый праздник, а он про него не слыхал? Например, День Выхухолеведа. А может, все сотрудники управления похищены пришельцами с Альдебарана, а то и откуда подальше? Этот вариант пришлось отбросить, когда Крюков приблизился к открытым дверям дежурки. Оттуда доносился мерный хруст, как будто кто-то шагал по рассыпанной по полу скорлупе. Люди! Есть кто живой? Ау! Он заглянул в дверь и ему стал понятен механизм возникновения хруста. Источником его был майор Алеша Попович, профессиональный борец с чипсами. Развалившись в кресле за пультом дежурного, он горстями забрасывал в рот сухие пластинки картофеля, а его плохо закрывающийся рот служил мощным резонатором. — О, Крюк, здарова! — обрадовано крикнул Попович со своим неистребимым белорусским акцентом. — Ты где был? Я уж думал, что тябя убили. — Нет, мяня на курсы бяларусского языка командировали, — в тон ему ответил опер. — Брешешь! А ну скажи што-нябудь! — потребовал майор. Крюков залез двумя пальцами в его пакет с чипсами, достал оттуда пару коричневых картофельных лепестков и поморщился. — Вот, к примеру, хочешь, скажу по-белорусски — «плохая картошка»? — Валяй. Крюков сделал серьезное лицо и сказал голосом Левитана: — Бульба нынча ни в пязду! — Ну, Крюк, ты даешь! — Майор Попович чуть не подавился чипсами от смеха. И закашлялся: видно, непрошенная чипсина попала не в то горло. Когда он немного пришел в себя, сыщик поинтересовался: — А где народ? — Все на собрании. Торжественное заседание по случаю завершения месячных по борьбе с фашизмом. Сам заместитель министра приехал поздравлять! — Он переключил рычажок громкоговорящей связи на пульте дежурного, и помещение заполнил густой бас Альпенгольда. «Не генерал, а Шаляпин. Ему бы в опере петь, а он тут с нами время теряет, — с некоторой долей самоуничижения подумал Крюков. — А чем я лучше? Нет, решено. Нутрии и еще раз нутрии! Будущее — за кооперативами. В будущем вообще никаких милиционеров не будет, все ментуры позакрывают за ненадобностью, так учил великий Ленин». Алеша Попович с трепетом вслушивался в начальственные речи. — Слушай, Крюк, — вдруг засуетился майор, — посиди тут за меня маленько! Там Альпенгольд уже награды вручает. Сейчас мне будут благодарность объявлять. В присутствии замминистра! А здесь делов-то всего ничего — на телефонные звонки отвечать… Может быть, раньше Крюков и пошел бы ему навстречу, но теперь, после решения связать свою судьбу со звероводством, он стал непреклонен. — Ни фига, это ты сегодня дневальный, — беззаботно улыбнулся опер. — А у меня дембельский аккорд! — Он повернулся на каблуках и вышел из дежурки…