Игнат? Совпадение полностью исключалось. Интересно, кто же второй? Неужели Хорст? Логично, но не факт. Сыщик выставил на стол бутылку водки и спрятал листок в карман. — Имей в виду, я к тебе не заходил, ты меня не знаешь. Крестинин пожал плечами. — Как сказал Олег Кошевой Зое Космодемьянской на очной ставке в гестапо — я тебя первый раз вижу. Довольный и заинтригованный, сыщик покинул кабинет трудолюбивого эксперта. Татьянка приехала в «Дружбу» на рейсовом автобусе. Последний раз она приезжала в гости к родственникам года два назад. Единственная улица поселка показалась ей подозрительно пустынной. То есть вообще никого — ни людей, ни собак, ни кур. Не то, чтобы она испугалась, но привычно насторожилась. И вдоль улицы она шла не посередине, а держась поближе к забору. И когда в конце улицы, поднимая клубы пыли, показался битком набитый джип, она успела схорониться в кустах за толстым стволом ивы. В джипе сидели все, как один, кавказцы. Или арабы? Вряд ли Татьянка сумела бы понять разницу. Ехали они не спеша, глазели по сторонам. То ли кого-то ловили, то ли просто девок высматривали. Татьянка переждала, пока джип не отъехал на безопасное расстояние, и пошла к дому дяди. Вечно распахнутая калитка в заборе сейчас оказалась крепко заперта на щеколду. И дверь дома — где это видано? — заперта. Татьянка постучала. Из дома отозвалась Надежда, ее двоюродная сестра: — Кто там? — Свои! Надюха, открывай! Загремел засов. Дверь осторожно приоткрылась. Из щели высунулась рука, ухватила Татьянку за рукав и потянула в дом. — Давай быстрее! Внутри дома было все как всегда. Пропахшая сыростью веранда, рассохшиеся половицы. Мебель вся старая — начала шестидесятых. Из обновок лишь новый телевизор с маленьким экраном. — Видала? Батя заработал, — похвалилась Надежда. — Из-за этого сокровища и дверь запирать стали? — догадалась Татьянка. — Ну да, но не только. Чужих в поселке много появилось, — сестра тяжело вздохнула. — Задолбали совсем чуреки. Хозяевами себя здесь чувствуют. Урожай у местных скупают за гроши, так те им еще и спасибо говорят. А без них теперь вообще никуда не денешься. Филимон, сосед, попробовал картошку в Москву на своем «москвиче» отвезти — недалеко ведь. Так его там так отделали, что он еле живой вернулся. Товар отобрали, в машине стекла побили, колеса порезали. И везде одни черные, все ими схвачено. Татьянка сочувственно поохала. — И не говори! Что над православными творят, мусульмане хреновы! — Не скажи, — возразила Надежда. — В «Покровском», где татары живут, мечеть построили, так наши абреки наехали туда, все там поломали, а муллу убили. Они же не нормальные мусульмане, а ваххабиты. Главный у них не то эмир, не то амир. Его Анваром зовут. Но одно хорошо — ваххабиты мужикам пить не велят. Батя лишь кряхтит. Самогонный аппарат сломали. Татьянка достала из пакета литровую бутылку водки. — Вот я ему привезла. А это тебе. И она протянула Надежде плотный пакет. — Спрячь. Здесь фотографии. Я потом их заберу. А если со мной что-то случится, отвези их в Москву одному человеку. Зовут его Хорст, адрес и телефон там записан. К вечеру подтянулись родители Надежды. Брат ее третий год сидел в тюрьме за ограбление продуктового магазина. Отец Надежды, Семен Иваныч, он же дядя Татьянки по матери, ужасно обрадовался гостинцу. Тут же налил себе полный стакан и с наслаждением вытянул его до дна. — Закуси, — жена толкнула его могучей ручищей так, что голова дяди Сени мотнулась в сторону как маятник. Но он сглотнул последние капли и только крякнул. — Хорошо пошла! Хоть не закусывай. Все сели ужинать. Дядя Сеня налил себе еще стакан. Его жена тетя Галя выставила на стол кислую капусту, соленые огурцы, сало. Разлила по тарелкам щи. После смерти Татьянкиного отца дядя Сеня стал называть ее дочей. Когда-то он был школьным учителем и обладал некоторой поверхностной начитанностью. — Имей в виду, доча, — говорил он, — после отца материн брат — ближайший родственник. «Уем» назывался и древних славян. Значит, я тебе кто? — Кто-кто? Уй в кожаном пальто! — хлопнула богатырской дланью по плечу мужа тетя Галя. — А ты чего, доча, прикатила? — поинтересовался между делом дядя Сеня. — Соскучилась или как? — Соскучилась, — призналась Татьянка. — А может, и поживу немного. Не прогоните? Дядя Сеня заглянул в сильно опустевшую бутылку и решительно кивнул. — А живи! Не прогоним. Не чужие ведь. Я тебе этот… как его? «Ер», что ли? Вот маразм! Так что живи, пока хозяева не надоедят. У нас тут хорошо, спокойно. Дальше разговор зашел привычный и понятный. Дядя Сеня то крыл черных за чинимый в «Дружбе» произвол, то расхваливал, заверяя собравшихся, что «с нами, козлами, иначе нельзя». После четвертого стаканчика (граненого, емкостью двести граммов) он упал со стула и захрапел, свернувшись калачиком прямо на полу. Надюха тоже налила себе полстакана и залпом махнула его. Жалко, папа не видел, в отца пошла дочка. Не закусив, она подперла голову руками и тихо завыла. Татьянка испугалась, что кузина сейчас петь начнет. Но нет, обошлось. Бог миловал. Она всего-навсего принялась жаловаться. — Знаешь, Танька, вали-ка ты отсюда по-быстрому. Не жизнь тут, а каторга. Из дома нельзя выйти. Чурки всех девок перетрахали, а свои парни все по тюрьмам. Этот, уй с горы, думаешь, почему такой добрый? Он тебя завтра же Анвару продаст! — Он ведь мой дядя! — изумилась Татьянка. — Ну и что? — теперь удивилась Надюха. — От тебя не убудет. А деньги Анвар отвалит по здешним меркам немалые. Ты девка вся из себя видная. Будешь у Анвара в особняке, как в раю. — А ты там уже бывала? — прямо спросила Татьянка. — Бывала. Наши девки все там побывали. Только не в блоке, а в доме. От Татьянки не укрылось новое слово в лексиконе сестры. — А что это за блок? Та вытаращила глаза и зашептала, словно кто-то мог их подслушать: — Блок — это барак такой. Он у Анвара за отдельным забором стоит, на задворках. Никто не знает, кого он там держит. А говорят разное. То ли рабы у него там, то ли заложники. Ходят слухи, что они в Москве и в других местах девчонок ловят и в Турцию отправляют. Их Ибрагим привозит, помощник Анвара. Батя знает, он там полы стелил. Но никому не говорит, даже когда поддаст. Боится. — А ты не боишься? — Нет, они наших не трогают. Наших поселковых девок и так от особняка ломом не отгонишь. Других-то парней все равно нет… Надька так и заснула, сидя за столом. Тетя Галя и Татьянка вдвоем оттащили ее в комнату и уложили в постель. — Вся в папку, — с ненавистью проворчала тетя Галя и отправилась мыть посуду. Татьянка тоже легла спать. За ночь она несколько раз просыпалась то от шума проехавшей машины, то от криков. А однажды, уже под утро, где-то неподалеку прогрохотал выстрел. Но местных жителей это, похоже, нисколько не удивляло и не беспокоило. Наутро дядя Сеня был хмур и необщителен. Опохмелился остатками водки. Потом сказал Татьянке: — Уезжай-ка ты отсюда, да и Надюху забери от греха. Но Надька тотчас влезла: — Я пока останусь. Вероятно, горячие южные парни пользовались у нее большим успехом. Позавтракав, Татьянка отправилась назад, в Москву. Автобус до станции ходил нерегулярно. На этот раз он отъехал от остановки минут на пятнадцать раньше положенного, и Татьянка смогла издали полюбоваться его видом сзади. Перед ней невольно встал вопрос — остаться ждать, вернуться к дяде Сене или рискнуть поймать попутку? Она рискнула и проиграла. Черный бумер даже тормозить не пришлось. Машина остановилась сама, гостеприимно распахнув заднюю дверцу. — Садыс, — прозвучало скорее приказом, чем приглашением. Не дожидаясь ответа, из машины выскочил молодой удалой джигит, втолкнул растерявшуюся Татьянку в машину и вскочил сам. Рядом с водителем сидел человек постарше. — Ты кто такой? — спросил он. Хотя вопрос был адресован вроде как мужчине, Татьянка догадалась, что кавказец обращается не к водителю и не к сидящим справа и слева от нее джигитам, а именно к ней. — Не наша! — определил один из джигитов. — Я к дяде Семену приехала! — возмущенно заявила пленница. — К кому? К Сеньке, что ли? — уточнил старший. — Ладно, разберомся. Ты сейчас где стоял? На остановка как на станцию ехат. Значит, у Сеньки ты уже была и тепер домой собирался. Тогда тебя искать никто не будет. Может, тебя по дороге Щикатила-Макатила поймал? А Сенька спросит, скажем — сами видели, как девка автобус садился. — Скажем, скажем! — подтвердили джигиты.