«Он будто угадал, что я решил остаться, -подумал Митчелл. – Кроу теперь не так богаты, как раньше. Меньше хороших лошадей, жилища старые и потрепанные. Голод не за горами». – Железная Голова заронил семя среди Кроу, – сказал Жёлтый Бизон. – Оно выросло в сильное дерево. У меня тоже есть сыновья, так что я больше не сражаюсь в битвах. В жилище, приготовленном для Железной Головы, ждёт женщина. Она стара. Может, Железная Голова хотел бы, чтоб там была молодая? – Железная Голова сам уже немолодой, – усмехнувшись, ответил Митчелл. «Она никогда не была красавицей, – вспоминал он, направляясь к своему жилищу. – А теперь, наверное, старая, обрюзгшая скво. Но она не надоедала мне своей болтовнёй, как большинство из них. Господи! Ведь это всё равно что вернуться домой!» У него потеплело на душе. «Здесь, – думал он, – правильно относятся к мужчине. Когда он состарится, то уже не должен сражаться». Прикрыв одеялом лицо, Та-Что-Молчит, ждала его у входа, где разрешается сидеть старухам. Но и не видя лица, он знал, как она выглядит. Бесформенная, покрытая морщинами, лишенная радости. Осталась лишь гордость, которую никто у неё не сможет отнять, пока она не потеряет сына, как когда-то потеряла его отца. Митчелл опустился на место, предназначенное для главы семьи. Без всякого приветствия сказал: – Железная Голова хочет, чтобы его женщина расчесала ему волосы. Она молча подошла и в мирной тишине стала расчесывать его мохнатым хвостом какого-то зверя. Она могла бы сказать, что волосы его поредели или что он ее бросил. Могла бы горько бранить его. Но ничего этого не было. Она сказала только: – Хорошо, что Железная Голова вернулся к своему народу. «Мой народ! – подумал Митчелл, – Да, пожалуй, в большей степени, чем когда-либо были для меня белые. А что, если остаться с Кроу навсегда?» – У меня в женах было две белых женщины, – сказал он. – Та-Что-Молчит лучше их обеих. Он мог сделать ей такой подарок, чтобы она запомнила эти слова и рассказала своим подругам. Миссия лейтенанта Брэдфорда была выполнена с удивительной легкостью, хотя переговоры потребовали полдня красноречия. Да, Кроу перестанут снабжать оружием Сиу. Сиу – враги. Кроу вели с ними торговлю, только чтобы получить такие товары, как подарки от их Белого Отца. – Раньше наш брат, Железная Голова, – продолжал вождь, – жил с нами. У него сильный талисман. Мы были богаты, у нас было много храбрых воинов и хороших коней. Мы не так часто голодали. Жёлтый Бизон долго говорил о величии своего народа, о доблести Железной Головы и удаче, которую тот принёс Кроу. – Потом Железная Голова ушел, и мы не знали почему. Теперь он вернулся, чтобы рассказать нам, как это случилось. Митчелл поведал им историю, которую уже слышал Жёлтый Бизон, не упуская ни одной детали, как и подобает рассказывать такие истории. Потом он снова сел, и когда лейтенант Брэдфорд нахмурился, потому что он не перевел свою длинную речь, Митчел не обратил на это никакого внимания. Его талисман опять был в силе. Один за другим говорили индейские воины, предлагая ему будущий рай. Железная Голова вернулся. Он должен остаться, и Кроу снова станут сильными. Для Мзлона Митчелла не могло быть лучшей жизни, чем эта, среди Кроу. Годы наполнили болью его кости и сделали неподвижными суставы, но от него теперь не требовалось состязаться с молодыми из-за славы. Его «ку» были не меньше, чем у других, а дела оставались и теперь такими же великолепными, как и тогда, когда он их совершал. Пока он жив, его подвиги будут примером, и болтливые скво будут рассказывать о них детям. Женщина Железной Головы сделает все, чтоб ему было хорошо. Правда, индейцы постоянно находятся на грани голода, они не гарантированы от внезапного нападения врагов. Но тут был почет и была безопасность – разумеется, в той степени, в какой она вообще может быть у человека в любом другом месте… тем более у такого, как Митчелл. Но он не должен подавать виду, что его легко удастся уговорить остаться с Кроу. – Железная Голова вернулся к своим братьям, -веско произнес Митчелл. – Он хотел бы остаться с ними. Но его талисман сказал ему только, что он должен вернуться. Он не знает, должен ли остаться. Ему надо спросить об этом своего духа-покровителя. Завтра он отправится к священным холмам, чтобы узнать, как ему поступить. «О братья мои, – думал он, – вас легче обмануть, чем белых людей! Я могу обвести вас вокруг пальца. Бы никогда не должны догадаться, что только с вами «мой талисман» имеет силу.» Митчелл направился к холмам окольным путем. Жёлтый Бизон сказал ему, где оставили тело Вихря, когда тот умер девять зим назад. Был тогда великий траур. Женщины Вихря отрезали свои волосы, а ноги покрыли ножевыми ранами… То, что осталось от Вихря, лежало теперь под открытым небом на помосте из ветвей, сооруженном в раскинувшейся кроне большого дерева. Лохмотья одеяла, в которое было завернуто тело, свисали клочьями с провалившегося помоста. Птиц не было: вороны и канюки давно сделали свое дело. Под деревом бесформенной грудой лежали выбеленные временем кости жертвенного коня, Митчелл спешился, ворча от боли в затекших ногах, стал, уперев кулаки в бок, и посмотрел вверх, чувствуя, как его наполняет унылая злость, потому что годы ушли. Вихрь родился в жилище Кроу и умер в прериях. Он прожил доблестную жизнь, без всяких сомнений и отступлений, хорошо вписываясь в окружающий мир, определенный ему судьбой, и никогда не нуждался в поисках лучшего. – А что, – вслух произнёс Митчелл, – лошадь, которую они ради тебя убили, и в самом деле приходит на твой свист? А это сгнившее одеяло? Согревает оно тебя зимой? «Суеверное дурачье! Все до единого! – сказал он себе. – Они боятся всего… всего, кроме смерти. Для них любой зверь может быть духом, а пение птицы – знамением. Все знамения – тайна, а духи – почти все плохие. Кроу – дикари, дрожащие от страха перед всем, что их окружает, жаждущие доброго талисмана, который спас бы их от всех бед, а сущности и причин этих бед они не понимают». Но Митчелл сгорал от зависти к индейцу, чья жизнь была совершенна, не вызывала сомнений, сгорал от зависти к человеку, умершему честно и пребывающему теперь вне всяких мучений. Прихрамывая, он повел свою лошадь к подножью священной горы. Ему хотелось бы открыть свое сердце волшебству, которое было бы там, будь он индейцем, но которое он презирал за нелепость, потому что был белым. Раньше Митчелл уже проходил через всё это. Терпел голод и жажду один в горах и, вернувшись, рассказал старейшинам свое чудесное видение (которого у него не было). Он сумел убедить старейшин и получил свою магическую сумку. На этот раз было труднее. Он был уже стар, и у него не было никакой надежды испытать благоговение и чудо, которое нашел бы здесь индеец, так как ждал этого чуда. Митчелл произнес нужные заклинания. Он не должен был ни есть, ни пить, пока не получит знака от своего духа-покровителя, но кто увидит в темноте, если он пожует немного пеммикана, который он стащил из парфлеша Той-Что-Молчит, или незаметно прокрадется, чтобы напиться из ручья? Днём он выполнял положенные ритуальные танцы и песнопения. Страдая от боли в суставах, он неловко и неумело плясал перед невидимыми и безымянными духами, но не получил от них никакого знамения, так как знал, что их не существует. На третий день он отдыхал от боли в суставах и выжидал, стараясь скоротать время. Мэлон Митчелл, который скоро опять, и теперь навсегда, станет Железной Головой, подставил лицо солнечному теплу и улыбнулся. Лейтенант Брэдфорд был среди индейцев, пришедших встретить его, когда он спускался с холма. Митчелл сообщил лейтенанту о своем решении: «Я буду жить с Кроу», – сказал он. – В самом деле, мистер Митчелл? Разумеется, выбор за вами. – Да уж, конечно! Никто меня не может заставить вернуться в форт. Верно? Белые люди, очевидно, хотели, чтобы он пошел с ними; хотели быть уверенными, что благополучно доберутся до форта, а может, им нужно, чтоб он поддержал лейтенанта, когда тот будет отчитываться перед майором. Но Железная Голова не позволит помыкать собой! Мэлона Митчелла могли унижать,., и унижали слишком долго. Но Железная Голова – воин Кроу! – Я не стану уговаривать вас, – сказал Брэдфорд, – но если вы решите остаться, то, разумеется, не сможете получить свои деньги. На вашем месте я предпочел бы вернуться к ним с подарками, а не с пустыми руками. Бедняком. – То, что у меня есть, намного дороже подарков, – возразил Митчелл. – Я могу принёсти им удачу. Они продолжали путь молча, но Митчелл напряженно думал. Приди к ним бедняком, – они, конечно, примут с дружески протянутыми руками, но могут вспомнить об этом, если изменит удача. Но если явиться к ним как господин, богачем, с дорогими подарками – они этого тоже не забудут. Он всё ещё раздумывал, когда Та-Что-Молчит со смиренным достоинством помогала ему одеться: на совете он поведает Кроу, что повелел ему талисман. Она принёсла ему краски и драгоценный осколок зеркала, подала украшение из бус и ожерелье из звериных когтей. У неё сохранилось даже перо для волос – орлиное перо, которое может носить только испытанный воин. Митчелл был погружен в блаженство. Он вернулся к той жизни, которую помнил, и теперь уж туг и останется. О, что и говорить, будут голодные дни, и зимние холода мучительны в жилище из шкур, а зубная боль – сущий ад, и кузнец со своими щипцами может справиться с ней лучше любого шамана со всеми своими священными амулетами. В индейском лагере всегда смердит и слишком шумно, а их варварская религия – сущая нелепость. Но уважение, почет и сознание того, что ты нужен – это уравновешивает все остальное. Та-Что-Молчит отступила в сторону, что-то пробормотав, и он, обернувшись, увидел входившего Брэдфорда. – Станут ли они возражать, если я буду присутствовать на совете? – вежливо спросил лейтенант. – Быть может, – ответил Митчелл. – Но я могу уговорить их. Он внезапно устыдился того, что его увидели полуобнаженным в таком наряде, с раскрашенным лицом, в бусинах и перьях. Когда он был молод, белые люди носили индейские украшения, в этом не было ничего экстраординарного. Но теперь не было такого офицера-кавалериста, облаченного в форму, который мог бы молча, без скрытой усмешки наблюдать это. Митчеллу захотелось поставить лейтенанта на место. – Ну как, смогут ваши парни найти дорогу и уберечь при этом свои волосы? – спросил он. – Думаю, да, – ответил Брэдфорд и добавил задумчиво. – Я мог бы подумать, что вы остаетесь, боясь возвращаться через земли Сиу. Если бы не ваша репутация храбреца. Ярость захлестнула Митчелла, но осторожность подавила ее. – Будем считать, что я не слышал этого, лейтенант, – произнес он ровным голосом. – Вы пришли к Кроу как друг. Мы отпустим вас с миром. Когда его сын и несколько других воинов зашли за ним, чтобы сопровождать на совет, Митчелл уже точно знал, что он будет говорить. Восседая на совете вместе с воинами, кольцом окружившими огонь, глядя на их смуглые, строгие лица, он вздохнул с облегчением, погружаясь в теплоту старой дружбы, ощущения, что в нем так нуждаются. Однако прежде чем они почувствуют уверенность в том, что он останется, он заставит их желать этого ещё больше… да и покажет заодно кое-что лейтенанту. После выкуренных трубок и церемониальных речей он встал. – Железная Голова будет жить со своими братьями, Кроу, – степенно произнес Митчелл. – Он вернётся, и Кроу навсегда станут его народом. Так сказал ему талисман. Он повторил свои слова по-английски для Брэдфорда; индейцы ждали, пока он переводил. Головы, украшенные перьями, чуть шевельнулись, и пламя костра осветило смуглые жестокие лица. – Это хорошо, что Железная Голова возвращается к своему народу, – сказал Жёлтый Бизон. – Теперь Кроу снова будут сильными, потому что Железная Голова – хороший талисман. Но он сказал, что вернется. Я хотел бы знать, что это значит. Ведь он уже здесь. – Железная Голова сначала пойдет в форт, где белые солдаты, – объяснил Митчелл. – Он дал клятву пойти в форт и рассказать белым вождям, что Кроу – их друзья. Потом он вернётся с подарками. Это он тоже повторил по-английски для лейтенанта. Реакция была намного лучше той, на которую он надеялся. Индейцы умоляли его; один за другим они приводили доводы, почему Железная Голова должен остаться сейчас и совсем не возвращаться в форт. Может, он не понял, что велел ему талисман, предположил один из них, и все согласились, что, может быть, так оно и есть. Они были глубоко взволнованы. Митчелл видел это. С грустью он заверил их, что ошибки – быть не могло. Он должен прежде отправиться в форт. Потом он навсегда останется с Кроу. Ему показалось, что он видит печаль на темных лицах. «Они у меня в руках!» – сказал он себе. Кроу требовали только одного: чтобы он остался ещё на один день. Будет праздник в его честь… Белые тронулись в обратный путь рано утром, после окончания праздничного пира. С ними отправилась целая процессия, чествуя Железную Голову, добрый талисман. Митчеллу хотелось бы чувствовать себя получше, чтобы полнее насладиться своим триумфом. В торжественной процессии были и Жёлтый Бизон, и Могучие Плечи, и дюжина других воинов, даже несколько женщин, которые следили за поклажей. Среди них была и его скво, Та-Что-Молчит. Она ехала верхом на пятнистом пони и вела другую лошадь, тащившую волокушу. К полудню Митчелл почувствовал себя слишком плохо, чтобы следить за тем, что происходит вокруг. – Наверное, слишком много собачатины на пиру, – заметил лейтенант. – Меня от нее чуть не вывернуло наизнанку. – Я ел собачатину и раньше, – проворчал Митчелл. – С собачатиной всё в порядке. Спешиваясь, он чуть не потерял сознание. Когда попытался уснуть, Та-Что-Молчит села рядом с ним. Застонав, он проснулся и почувствовал ее руку на своем покрытом испариной лбу.