— Куау!! — раздался птичий вопль над самой головой. Кто-то пискнул от испуга. И в этот миг из каменной хижины посреди поляны выскочило странное существо — с человеческим телом, но с зубастым черепом чудовища вместо головы. Оно заплясало, высоко подбрасывая костлявые ноги, и черная ломаная тень от него заплясала еще страшнее. Потом существо завыло, растопырило руки и скачками кинулось туда, где сидели мальчишки. — Это Иххапури! Бежим! — скомандовал Туги, и все ринулись сквозь джунгли к деревне. Лишь через несколько минут остановились на крошечной полянке, сбились в кучку. Туги посчитал всех. Запутался, посчитал опять и сказал перепуганно: — Дюжина и один. А было дюжина и два… — Его схватил Иххапури, — всхлипнул Чабо. — И сожрал… Гвоздику было очень жутко, но он собрал последние крохи смелости: — Как это сожрал? Не имеет права. Пошли обратно! Нас же много… Но в эту минуту из черных зарослей выбрался Утути-Коа. — Где ты там застрял?! — накинулись на него. — Хотел посмотреть поближе на Иххапури… А он и не побежал за нами! Поплясал, повыл, а потом пошел к моему предку Утути-Касуи Касуса-Пунга, взял его лепешку и стал жрать… — Вот поймал бы он тебя, — с облегчением сказал Туги. — И вместо лепешки… — Пфуги, — отмахнулся Утути-Коа. — Зря улепетывали. Надо было еще посмотреть. А вы струсили. — И я струсил, — вздохнул Гвоздик. — Значит, я не выдержал испытания? Все наперебой закричали, что выдержал. Еще как! Ведь он до конца был вместе со всеми и даже храбро предлагал вернуться за Утути-Коа!.. А то, что все перепугались, так это понятно. Ведь на караи-мораи появился не обыкновенный дух, а страшный Иххапури, который раз в году ночует в каменном доме посреди поляны предков и караулит тех, кто случайно забрел ночью на это священное место. Чтобы слопать… Теперь всем, кроме Утути-Коа, было неловко, что удирали так быстро и что самый маленький оказался смелее всех. Поэтому дальше шли с излишне шумным разговором и громким смехом. И лишь на краю деревни остановились. Примолкли. Потому что в деревне был переполох. Перекликались женщины, бегала малышня. Перед хижиной Тонги Меа-Маа горел костер. Сам король стоял тут же вместе с дядюшкой Юферсом. Оба о чем-то спрашивали старую колдунью. Как стало известно после, дядюшка Юферс проснулся среди ночи, не увидел в шалаше племянника и поднял шум. От шума проснулась деревня. Матери мальчишек, сбежавших на караи-мораи, тоже всполошились. Разбудили его величество и Тонгу. — Придут, никуда не денутся, — успокаивала их Тонга. Увидев сбившихся в кучку путешественников, жители разом успокоились. Тут же разошлись по хижинам, досыпать. И его величество, зевнув, тоже отправился почивать во дворец. — А скажите-ка, мои ненаглядные, — очень ласково начала Тонга Меа-Маа, — куда это вы ходили в такую пору, когда все дети должны баи-баи, чтобы не сердить злых духов? Все, надув губы и опустив головы, молчали. — Королевский барабанщик Туги! — возгласила правительница деревни. — Почему ты не отвечаешь, когда старая Тонга ждет с таким нетерпением? — На караи-мораи, — буркнул Туги, потому что никто в королевстве Нуканука (даже сам король!) не смел говорить Тонге Меа-Маа неправду. — А разве вы не знаете, что духи наказывают тех, кто не слушается старших? У этих детей начинают болеть животы и на ушах вырастают болячки! — Пфуги… — еле слышно возразил королевский барабанщик. Тонга Меа-Маа подбоченилась и сказала: — Баха-какава. Гвоздик понял: «Иди сюда, радость моя ненаглядная…» Туги надулся пуще прежнего и пошел. Тетушка Тонга погрозила ему пальцем, взяла «ненаглядную радость» под мышку, подняла на нем коротенький подол мочальной юбки и вляпала звонкий, как пистолетный выстрел, шлепок. Потом отпустила. Туги упал на четвереньки, отбежал так шагов на пять, вскочил, вытер под носом и пробубнил: — Буу-фига… — Это переводится примерно так: «Ну и подумаешь, делов-то…» — Биба! — деловито велела тетушка Тонга. То есть «следующий». И следующий, почесываясь, пошел… А остальные без лишних слов, только с тихими вздохами, встали в послушную очередь. И Гвоздик смущенно посопел и встал тоже. Куда деваться-то! Если сбежишь, получится совершенно не по-товарищески. И к тому же кто знает, может быть, это была заключительная часть испытания, чтобы стать настоящим «мумги-нуканука»… Он успел встать даже не последним, а в середине очереди. А когда хитрый и верткий Таи-Кикина сунулся вперед, чтобы скорее избавиться от неприятностей, Гвоздик сказал: — Куда лезешь? Ты тут не стоял, занимай в хвосте… Получившие шлепок пританцовывали и облегченно хихикали. Считалось, что теперь они прощены и злые духи им больше не грозят. Наравне со всеми Гвоздик получил звонкое прощение и тоже заприплясывал. Тетушка Тонга грозила ему пальцем, но глаза у нее были не сердитые. Оказалось, что дядюшка находился неподалеку. Теперь, когда все кончилось благополучно, он был настроен благодушно и, похохатывая, сказал Гвоздику: — Можно считать, что тебя посвятили в рыцари. Ведь это была рука королевской сестры, то есть великой герцогини. Обидно только, что «посвящение в рыцари» видела ехидная Цыца-ига. Она выглядывала из-за пальмы, строила рожи и радовалась. — Девчонки на всей Земле одинаковы. Я думаю, это она про нас наябедничала, — сказал Гвоздик приятелю Туги (он еще не знал, что тревогу поднял дядюшка). — Завтра ночью я подсуну ей на циновку сушеного хаки-кусаи, — пообещал Туги. Гвоздик не знал, что такое хаки-кусаи, но догадался, что визга будет много. 4. Неприятности с «Милым Дюком». — Гвоздик устраивает скандал. — Вмешательство тетушки Тонги. — Плавание на упи-проа Читатели могут возмутиться: почему такой длинный рассказ про Нукануку и ни слова о сокровище? Неужели героям нашей истории расхотелось искать его? Ничего подобного! Всем не терпелось отправиться на поиски. Но король сказал, что плыть к Акульей Челюсти имеет смысл, когда пройдет полнолуние и ветер «мури-мури» сменится на ветер «мури-кеоко». Иначе прибой не даст войти на шлюпке в тесную бухточку Акульей Челюсти, вдребезги расшибет о камни. Да и шхуне будет удобнее держаться на якоре, когда ветер с восхода: стоянка окажется тогда под защитой высоких скал. Но со шхуной случилась неприятность — как раз когда луна пошла на убыль и можно было бы плыть к Челюсти, боцман Бензель обнаружил в трюме течь. В нескольких местах обшивка разошлась, и вода набиралась в трюме. Конопаткой здесь было не обойтись. Оставалось одно: выгрузить балласт, вытащить «Дюка» на плоский берег и заняться ремонтом днища. Иначе «Милый Дюк» не перенес бы обратного плавания в Гульстаун. Переправить судно на сушу помогли дружные и веселые жители деревни. В общем-то большой беды не случилось, но поиски сокровища опять откладывались. Все, конечно, расстроились. Тогда король Катикали Четвертый сказал, что на Акулью Челюсть несколько человек могут добраться на большой парусной лодке упи-проа. От Нукануки до этого скалистого островка всего лишь полсотни миль. Для упи-проа это раз плюнуть («гугги-макака»). Предки ходили на таких лодках даже на Самоа и Фиджи. Если выйти в плавание утром, то при ровном боковом ветре (а такой как раз и подул!) будешь на месте в середине дня! До вечера можно заниматься поисками, переночевать на берегу, а на следующий день вернуться… Конечно, не было уверенности, что клад отыщется сразу. Уж очень загадочной казалась испанская фраза, говорившая, где зарыто сокровище. Какая-то буква в кружочке и направление «вниз от зеркала»! Или «в зеркале»? Но решили, что по крайней мере это будет первая разведка. Там, на месте, глядишь, станет понятнее, что к чему… Самая большая (королевская!) упи-проа могла вместить шестерых. Король сказал, что капитаном он будет сам. А в помощники взял командира своей личной гвардии Кеа-Лумули. Разумеется, был включен в экипаж папаша Юферс. Он считался даже главой экспедиции. Шкипер Джордж тоже сказал, что поплывет на Челюсть, а распоряжаться ремонтом «Дюка» оставил помощника Сэма Ошибку. Затем неожиданно напросился Беппо Макарони. Все очень удивились: — Да ты же, Беппо, со страху помрешь! Вдруг там и правда призрак Ботончито! Ка-ак вылезет из-за скалы да ка-ак… Но Макарони серьезно объяснил, что поэтому он и хочет поехать. При поисках кладов надо соблюдать серьезные правила, «а вы, неучи и пентюхи, никаких примет не знаете и с нечистой силой как договариваться, сроду не слыхали…» — Ну, ладно, — согласился шкипер Джордж, посмеявшись. — Осталось одно место. Есть еще желающие в гости к призраку? — И он обвел глазами матросов. — А я!! — взвыл Гвоздик. Тут все заговорили, что ему плыть не надо. Хотя это и не очень опасно, однако мало ли что!.. Ночевать придется на сырых камнях, а мальчик еще недавно так сильно болел… Гвоздик просто задохнулся от такой несправедливости. А потом — ух и тарарам он устроил! Что такое получается? Разве не он уговорил дядюшку Ю сжечь в камине кресло? Если бы не это, никто бы и не узнал о сокровище! А кто спихнул с тропинки Нуса, когда спешили на шхуну?.. А в плаванье как было? Если кастрюли на камбузе чистить, так скорее «где наш юнга»! А клад искать — сразу «ты маленький»! Гвоздик даже сделал вид, что пустил слезу (а может, и по правде пустил). И в этот момент явилась на шум Тонга Меа-Маа. Величественная, в мочальной юбке до пят, в суконной безрукавке, в медных кольцах и со своим колдуньим жезлом, на котором брякали костяные погремушки. Она узнала, в чем дело, подмигнула Гвоздику и заявила, что духи гневаются, если кто-нибудь обижает ребенка. Король зачесал в затылке и почтительно объяснил грозной кузине, что для полной нагрузки и управления веслами и парусом нужно шесть взрослых. — Ну так возьмите шестого взрослого, кто поменьше, — мудро рассудила тетушка Тонга. — И мальчика впридачу. Два маленьких — это один большой… Взяли вместе с Гвоздиком коротышку Чинче. А тетушка Тонга дала на прощание Гвоздику большой засахаренный банан. Погладила по голове: «Ах ты мой паи-паи…» Паи-паи — это были пушистые одуванчики, которые росли среди здешней тропической травы. Совсем такие же, как на окраинах Гульстауна, только очень большие… Океан катил пологие нестрашные валы. Ровный ветер надувал похожий на полумесяц парус. Лодка мчалась, чиркая по воде боковым поплавком. Эти поплавки из долбленых стволов были укреплены на длинном поперечном коромысле и не давали опрокинуться узкому корпусу упи-проа. Гвоздик устроился на носу. Он делал вид, что все еще дуется на дядюшку и шкипера Джорджа. А на самом деле ему было неловко за недавние слезы. Хотя и почти ненастоящие, но все равно… Упи-проа не плыла, а буквально летела над волнами. Наперегонки с большими чайками и летучими рыбами. Иногда набегали шипучие гребни и перекатывались через Гвоздика. Он развеселился и хохотал. Несколько раз он видел, как мчатся за лодкой косые плавники акул, но ничуточки не боялся. Скоро на безоблачном горизонте замаячило темное пятнышко. Потом оно превратилось в торчащий из моря зуб. Рядом с ним выросли другие зубья. И наконец после полудня лодка подошла к серой гряде скал, которые полукругом подымались из воды. Действительно, будто брошенная среди волн акулья челюсть — вроде тех, что сушатся под плетеными крышами нуканукских шалашей, только в миллион раз больше. Ревущий белый прибой вставал у скал — не подойдешь. Но король Катикали повел свой корабль вокруг острова, и с другой стороны стал виден проход между скалами. Здесь, с подветренной стороны, прибоя не было, только толща воды тихо поднималась и опускалась, когда проходила мимо островка пологая зыбь. Убрали парус, взяли узкие весла и, слушаясь команды Катикали, осторожно ввели лодку в бухту между острых камней…