Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 1 из 30 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Роман Октябрь 2019 года. Сирия Солнце всходило над сирийским Рас-эль-Айном, как и сотни лет назад. Октябрьское, все еще горячее, но и оно не способно было пробиться сквозь пыль, поднявшуюся к небу после артиллерийского налета. Словно город оказался слепленным из песка и к тому же попал в зону невесомости. Ни стен, ни улиц, ни крыш, только бежевая беспросветная мгла, повисшая в воздухе… Но пыль все-таки осела на землю. Вместо нее к небу потянулся черный дым от занявшихся пожаров в нескольких районах города. Дома несчастного городка и так посечены осколками и пулями, а теперь выбоин добавилось. Кто-то истошно кричал около мечети. Жители, затаившиеся во время налета в подвалах своих домов, теперь привычно и торопливо собирали пожитки, понимая, что вскоре последует наземное наступление. Это было паническое и очень поспешное бегство тысяч и тысяч людей. Турки едва ли будут действовать гуманнее, чем игиловцы. Их ненависть к курдам, выросшая и созревшая, бросила черные горькие семена готовности к геноциду. Так они не единожды резали греков и евреев, так уничтожали армян. Кстати, именно в Рас-эль-Айне, тогда еще входившем в Османскую империю, в начале двадцатого века находился концентрационный лагерь для армян, где были уничтожены тысячи людей. Совсем рядом с сирийским Рас-эль-Айном находится турецкий Джейланпынар, и там мир, хоть и танки М60, и БТРы М113, и грузовики с солдатами заполонили улицы такого похожего на сирийский городка. По одну и по другую стороны границы живут родственники, разделенные разорвавшейся на многие части Османской империи. Курды и арабы из Рас-эль-Айна не в силах противостоять авиаударам, однако ответили они незамедлительно, обстреляв приграничные районы Турции. Рас-эль-Айн почти не менялся за годы. Так бы и шла там тихая жизнь от намаза к намазу, с вечерними посиделками арабов и курдов — соседей, отдыхающих за нардами и приторным чаем после жаркого, сорокаградусного дня, за тягучими мужскими провинциальными беседами обо всем и ни о чем. Но начались восемь лет назад беспорядки в Дамаске, инициированные извне и переросшие в гражданскую войну, затем возникла новая напасть — черный халифат, накативший на Сирию и начавший рушить жизнь, перемалывая в своих жерновах людей, города, веру и надежду. И в самой Сирии, и в соседнем, уже исковерканном войной и американской коалицией Ираке. Южные ночи стали еще темнее из-за взорванных обесточенных электростанций. Города, погрузившиеся во мрак из-за бесноватых игиловцев, обесточились и в духовном смысле, утратив радость и желание жить. Те, кому удалось бежать, очутились в лагерях на территории Турции, без крова, без перспектив. Люди погрязли в депрессиях и отчаянии. Площади сирийских городов, захваченных игиловцами, превратились в место кровавых казней неверных, неугодных, не соответствующих законам черного псевдохалифата. Однако в Рас-эль-Айне уже в 2013 году курды YPG[1] все же выбили боевиков «Ан-Нусры» и контролировали город до начала нынешней турецкой военной операции «Источник мира». Именно так и выглядит в турецком понимании «источник мира» — бомбежка сирийских городов, а затем танками утюжить тех, кто уцелел, объявив их поголовно террористами. И выбрали они именно эти два объекта — Рас-эль-Айн и Эт-Тель-эль-Абьяд — для первых ударов, поскольку именно там легче было добиться военных успехов с наименьшими потерями. Арабы, живущие в этих городах и их окрестностях, присоединившиеся к курдским силам, согласились не только воевать с ними плечом к плечу против правительства Сирии, против игиловцев и иже с ними, но и смирились с существованием Сирийского курдского независимого государства внутри Сирии, созданного наподобие Иракского Курдистана. Арабы оказались не так добротно вооружены и не так хорошо приспособлены к войне, чем более опытные курды, обкатанные многолетними стычками с турками и позже с игиловцами. Турция решила нанести удар в первую очередь по этому слабому звену. …И снова поднялась пыль, когда в город устремилась тяжелая техника. Курды вместе с арабами встретили их ответным огнем. Завязался бой. В одном из БТРов вместе с группой десантников ехал молодой лейтенант Савас Йылдырым в новеньком камуфляже, выданном личному составу. Еще совсем недавно офицер окончил Кара харп окулу[2] в Анкаре, стал командиром взвода и вот — сразу в бой. На рукаве камуфляжа кроваво-красный турецкий флаг, над БТРом на древке развевается такой же, огромное полотнище которого видно даже через пыль и выхлопы отработанных газов. Савас храбрый парень. Он осознает, что сообразительнее других, понимает и одобряет имперские намерения руководства страны. Ему хочется гордиться великой Турцией, а не тем, что от нее осталось. И он стремится поквитаться наконец с надоедливыми курдами… Формально их надо только оттеснить от границы. Формально. Ведь не станут же пересчитывать, скольких оттеснили, а сколько из них остались в каменистой земле, сброшенные в общие ямы. В конце концов, курды же будут оказывать отчаянное сопротивление. Мысли о сопротивлении Савас гнал от себя с содроганием. То, что курды — воины, не вызывало никаких сомнений, хотя в душе и поднималось негодование и нежелание признавать это. Гораздо проще воспринимать курдов как капризного ребенка посреди магазина, который бьется в истерике на полу между стеллажами с игрушками. Каждый от души хочет дать ему шлепков. И Иран, и Турция, и Сирия. И тем не менее истерит он мастерски. Сначала ребенок получил монеты от сердобольной тетушки в лице России, затем оседлал прижимистого дядюшку из Штатов. А в итоге ребенок уже вымозжил для себя часть территории Ирака и узаконился там. Туда же, в горы Кандиль, туркам удалось спихнуть и свою «дитятю» — злосчастную РПК[3]. Йылдырым помнил с детства теракты, устроенные боевиками РПК в Турции, бесконечные упоминания их лидера по телевизору. Его имя, как назойливая пчела, все уши прожужжало: Оджалан, Оджалан, Оджалан. Он уже давно сидит в Имралы, получив пожизненный срок, однако все еще эхом звучит его имя и нисколько не утихла деятельность его боевиков. Лейтенант предпочитает не думать о том, что турки травили курдов газом, лишали собственного языка и национальности, упорно называя их «горными турками» и самих курдов пытаясь убедить в этом. Теперь «капризный ребенок» выбил себе не мытьем, так катаньем часть сирийской территории вдоль границы с Турцией. А ведь они привыкли воевать, работать не хотят, значит, будут совершать налеты на приграничные турецкие города, проникая через границу, торговать контрабандой и наркотиками, организовывать теракты, что они и делают. Ведь это курды. YPG, РПК — все они одним миром мазаны. Савас увлекается стратегией и видит себя в будущем генералом, а то и министром обороны. Он выбрался из нищеты стамбульских кварталов, где жил бок о бок с греками и евреями. Но сейчас их там почти не осталось. Савас ловил рыбу с Галатского моста, мальчишкой торговал газетами, чтобы заработать хоть несколько лир для родителей, и жил мечтами когда-нибудь купить отцу и матери хотя бы хороший ковер вместо старого, истертого до дыр, что лежал на каменном полу их дома. А отцу еще шелковый ковер для намаза. Йылдырым-старший до сих пор считает, что Савас чересчур горяч и слишком юн. Это обижает лейтенанта. Отец даже не торопит с женитьбой, потому что сын полностью поглощен службой. После выпуска из училища парень только однажды съездил искупаться на острова с двумя младшими братьями и прогулялся с ними по набережной Босфора в новенькой офицерской форме. Деньги отец тратить не позволил, припрятал в шкатулку в черном старинном, еще дедовом комоде под засиженным мухами портретом Ататюрка в каракулевой папахе и с золотой медалью Имтияз, с саблями на груди. Савас еще в школе глядел на этот портрет и знал, что на медали написано «Патриотизм, усердие, мужество, верность». Об этом говорил учитель в классе, рассказывая о великом Ататюрке. И Савас уверовал, что слова на медали адресованы ему лично, мальчишке, который мог рассчитывать разве что на работу в порту или на рыбацкой шхуне матросом. Однако он так упорно и старательно учился, что его ждала другая судьба… Еще немного, и придется выбираться из-под надежной брони БТРа, «источая мир» в виде шквала свинца. Йылдырым отер пот, стекавший по щекам из-под обтянутого камуфляжем натовского шлема. Сейчас они возьмут эти приграничные города. Идлиб и так частично под их контролем, там турецкие полицейские патрули, а также Африн и прилегающие к нему территории. Ведь только формально их держит Свободная сирийская армия. Без турецких вооруженных сил, стоящих за спиной ССА, ей грош цена. Игиловцы прикормлены, хотя и трудно держать их под контролем. Весь Ближний Восток, и не только он, раскачан террором и цветными революциями, а значит, можно идти и брать. Собирать осколки империи воедино. С их-то крепкой армией, одной из сильнейших в мире. Сирия, Ирак, Афганистан, Йемен, Иран — это уже сейчас вполне по зубам Турции. С поддержкой Штатов, их ядерными боезапасами, находящимися на базе Инджерлик. Одно время пустили слух, что бомбы В-61 перевезли в Румынию. Да кто же доверит такое хранение жуликоватым румынам? Просто американцы заметали следы после мятежа летом 2016 года, когда под руководством Гюлена из Америки пытались свергнуть власть в Турции. Савас тогда еще учился в училище. Его не коснулись массовые увольнения военных и госчиновников. Власть устояла, порядок навели, и ядерные бомбы остались в Турции. Поможет и Израиль, ненавидящий Иран. И Катар, вероятно, и саудиты. Было бы только желание и условия пойти и взять. И заодно покончить раз и навсегда с курдским вопросом. Затем можно поквитаться и с Израилем… Савас выпрыгнул из БТРа на пыльную дорогу, пригнулся и скомандовал своим бойцам укрыться за броней. Он только смутно видел вспышки выстрелов по ту сторону улицы сквозь мглу из густой пыли. Ураганный огонь оглушил и вызвал страх. Руки ходили ходуном. Одно дело мишени и бравурные речи командиров, а другое — пули, летящие в тебя со всех сторон. Лейтенант Йылдырым упал в полный рост, вытянувшись в струнку, как по стойке «смирно». Пуля из снайперской винтовки пробила ему переносицу и принесла мгновенную смерть. Мертвого лейтенанта оттащили с дороги, его кровь свертывалась в черные комки, смешиваясь с пылью. Солдаты погрузили командира в БТР и пошли в наступление. С минимальными затратами турки взяли эти города и теперь контролировали не только Рас-эль-Айн и Эт-Тель-эль-Абьяд, но и стратегически важную трассу М4, проходящую вдоль сирийско-турецкой границы. Турки намеревались продвигаться и дальше, захватывая города Рожавы — Сирийского самопровозглашенного Курдистана, уничтожая «террористов» из YPG, считая их бойцами филиала ненавистной Рабочей партии Курдистана. Канал «Rojava Network» сообщал, что идут бои на подступах к Камышлы, где около двухсот тысяч населения. Турки наступали, попутно освобождая боевиков ИГИЛ, «Джебхат ан-Нусры» и других бандитских формирований, содержащихся в лагерях на территории Рожавы. Многих из них турки снабжали оружием в ходе гражданской войны, многих завербовали их спецслужбы, некоторые полевые командиры переправляли в Турцию исторические ценности Сирии, награбленные в Пальмире, в церквях и музеях, и перегоняли колонны с контрабандной нефтью, лечились в турецких госпиталях. Освободив их из лагерей, выпустив сотни джиннов из бутылок, турки смогут придать новый толчок войне, раздуть угли, все еще тлеющие и способные обжечь всерьез. Турок осуждали в Европе и в Америке. Громко и требовательно призывали прекратить наступление. Еще до начала операции «Источник мира» американцы оперативно покинули свои базы в пригороде Манбиджа (самая большая база авианаводчиков располагалась в Дадате), около города Кобани и в провинциях Эр-Ракка и Эль-Хасака. А после заявили, что на Турции лежат обязательства по защите гражданского населения сирийских городов, которые турки захватят, и США «удостоверятся, что эти обязательства будут выполнены». Это напоминало циничное обращение к волку, схватившему добычу, которую перед этим американцы откармливали финансированием, оружием и моральной поддержкой. Волку разрешили съесть упитанного курдского тельца, но как-нибудь поделикатнее, не так громко урча и чавкая, не привлекая внимания, и хотя бы оставить кусочек, гуманизма ради. И все же что-то у турок пошло не так… Весна 2019 года. Москва Пламя свечи то и дело вздрагивало, изгибалось, словно ослабевала невидимая нить, по которой пламя устремлялось кверху, а затем нить снова натягивалась, и пламя выпрямлялось, удлиняясь одновременно и начиная коптить. Огромный рыжий кот сидел на стопке рукописей и завороженно смотрел на пламя. В комнате стояло несколько свечей, отвоевывая у темноты круги света, рассеивающегося по кромке этих кругов. В один из них попал письменный стол с черным квадратом монитора, отражающим кота и огоньки. На столе вороха бумаг, пухлые блокноты, маркеры и карандаши, смутный силуэт фикуса на окне, на ветке которого поблескивает красная шишка — елочная игрушка, забытая с Нового года. В другом круге часть дивана с комком красного мохерового пледа и чашка с чаем на широком деревянном подлокотнике, изодранный котом валик, обтянутый тканью с таджикским черно-белым узором. Третий круг — содранные со стены обои, а под ними банка с водоэмульсионной краской и поверх нее валик. Сама хозяйка комнаты, журналистка Олеся Меркулова, стоя в темноте у окна, выглядывает во двор, вытянув длинную тощую шею. Кто-то бы сказал «утонченную», но Олеся обладает редким для женщин, а уж тем более для журналистов качеством — самокритичностью. Она считает себя обычной, приземленной даже. Никаких изысков, все по рабоче-крестьянски. Все подчинено работе. Отсюда небрежность в прическе и внешности. Балахонистая одежда и собранные на затылке в лохматый пук волосы. В особенно горячую пору сдачи материала в печать или в эфир Олеся напоминает безумного профессора и так же выглядит, когда начинает собирать информацию. «Акула пера» — это не про нее, она скорее рыбка-клоун, готовая соприкасаться с ядовитыми щупальцами актинии, чтобы ее не сожрал более крупный хищник. Впрочем, от акулы она тоже переняла кое-какие качества: не спать сутками и постоянно шнырять по океану информации, вылавливать из массы мусора нечто съедобное. Хотя и несъедобное сойдет. Меркулова обладает акульей способностью выплевывать собственный желудок и промывать его в океанской воде. На подоконнике валялся кусок исковерканного металла — осколок из аэропорта в сирийском Эш-Шайрате. Она была там год назад вместе с сотрудниками ФСБ. И едва не погибла вместе с ними. Как Олеся шутила, вернувшись: «Чуть не оставила кота сиротой». По итогам командировки вышел сюжет про махинации «Белых касок» и немного про курдов YPG. Меркуловой удалось взять интервью у одного из них, она частично дала комментарии курда закадровым текстом, но теперь снова вернулась к той диктофонной записи. Год назад она готовила материал, что называется, с колес, вернее, с шасси самолета, прилетевшего в «Чкаловский» и взметнувшего искристый снег на взлетно-посадочной полосе. Основной упор репортажа пришелся на «Белые каски», а интервью с курдом осталось втуне. Хоть и делала она интервью впопыхах, но все же… Вчера Олеся отыскала тот диктофон и прослушала снова, рассчитывая выжать из этой записи еще на один полноценный репортажик. Она привычно стала записывать в блокнот каждое слово интервью. Так она врастала в материал, вспоминала свои ощущения, мимику говорившего курда, явно подражавшего Оджалану. Чуть полноватый командир YPG отпустил такие же усы, как у руководителя РПК, говорил вальяжно, развалясь на подиуме, покрытом ковром, и неторопливо перебирал четки крепкими не слишком чистыми пальцами. Говорил он на курманджи. Переводил полковник Петр Горюнов, который выдавал себя там за багдадца Кабира Салима. Он даже продемонстрировал бдительным курдам свой старый иракский паспорт. На самом деле он работает в УБТ[4] ФСБ. Меркулова весь год после возвращения в Москву собиралась с ним встретиться и взяться за него всерьез, чтобы вытрясти эксклюзив. Но Горюнов без конца мотался по командировкам. Как ни позвонит ему Олеся, он то в Узбекистане, то в Туркмении, то снова в Сирии. И все отшучивался, вспоминая, как они в модуле в Латакии резались с ней в картишки. Она деликатно напоминала, что Горюнов выдавал себя за ее мужа в той рисковой поездке по Сирии и пора бы вспомнить о супружеском долге. Дальше шуток дело не шло, но оптимистичная Меркулова не теряла надежды. Кое-что в интервью было по-английски, но больше все-таки на курманджи. Педантичная Меркулова заметила странную особенность перевода, на которую не обратила внимания ни во время встречи в Сирии, ни позже, уже в Москве, когда готовила репортаж и закадровый текст. Курд Салар Махуб говорил цветисто, горячо, конечно, совершенно непонятно и… очень много. Заметно больше того, что скромно переводил Горюнов чуть хрипловатым от постоянного курения голосом. Можно было подумать, что полковник не слишком хорошо владеет курманджи. Однако Олеся успела за короткий срок той командировки понять, какая лиса этот голубоглазый, угрюмый, но в то же время чрезвычайно обаятельный полковник. Его негласный девиз: «Один пишем — два в уме». К тому же полковник Ермилов однажды «проговорился», что своего старшего сына Горюнов прижил от курдянки, а стало быть, курманджи худо-бедно должен знать. Полковник Ермилов из ДВКР[5] ФСБ, старый приятель Меркуловой, она знакома с ним больше пятнадцати лет. И в той поездке в Рожаву, на север Сирии, Ермилов ездил вместе с Горюновым и Олесей. Его выдали за журналиста. Он хорошо говорит по-английски, и это облегчило работу Меркуловой с курдами, поскольку она так бегло по-английски общаться не умеет. Так что заподозрить Горюнова в незнании языка Меркулова не могла. Просить сейчас разъяснений у самого Петра — дело бесперспективное. Отшутится. А чувство, что ее провели вокруг пальца с переводом, выводило журналистку из равновесия. Ее собственное интервью, полученное с риском для жизни, вынули у нее из клювика — ненавязчиво, просто ловкость двух смуглых рук с длинными крепкими пальцами. Такие пальцы должны держать скрипку и смычок, но гораздо ловчее они обращались с автоматом, который Петр не выпускал из рук все время поездки и стрелял одиночными, пока ждали группу, отбиваясь от напавших на них боевиков «Ан-Нусры». Какие детали Горюнов утаил? Намеренно? Или потому что они с Ермиловым преследовали совсем другие цели в той вылазке к курдам — это теперь уже неважно. Петру, вероятно, просто не интересна была болтовня курда, и он переводил через пень-колоду. Меркулова тут же достала пухлую записную книжицу в бирюзовой обложке и начала сосредоточенно искать. Кто только не попал в этот заветный список — от настройщика пианино до генералов МВД, от артистов цирка до следователей СК и ФСБ. Среди них затесался студенческий приятель — курд Араз Мирзоев, которого называли в шутку Араз-Адвас. Он не обижался. Араз не стал журналистом и теперь владел рестораном на набережной Москвы-реки. Там он и принял Олесю, обрадовавшись ее звонку. После взаимных реверансов: «Видел тебя по телеку» и «Какой у тебя уютный ресторанчик», они удалились в его кабинет на втором этаже, взобравшись по гулкой винтовой черной лестнице. Из приоткрытого окна кабинета пахло весенней рекой и слегка соляркой. Меркулова с неохотой отказалась от предложенного обеда. Обычно она старалась есть везде, где предлагают, и в любое время. Работа журналиста подразумевает чувство постоянного голода, и не только информационного. Сейчас она торопилась и не хотела отвлекаться от главного.
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!