Чекисты незамысловато будут пытаться свалить всё на меня. Особо сложной такая оперативная комбинация не должна быть. Они пока не видят в этом необходимости. Для них всё ясно и понятно. Выскочка и одиночка капитан милиции — роет в одно лицо и хочет получить плюшки по максимуму. Поддержки у меня в МВД нет — я слишком мало проработал в системе. Малый период работы — значит опыта оперативной работы ноль. Значит и сложностей не будет. Поэтому специалист либо придет утром либо уже пришел и в квартире меня ждет. Брать его надо целым. Его надо привести в изумление. К чему привык этот специалист. К полной безнаказанности. Он приходит блестит своим огненным глазом и вауля все покорно выполняют его волю. Глава 7 Ночь прошла беспокойно. Когда, ворочаясь я привел простыни в состоянии, когда уже комкать было нечего решил встать и больше не ложиться сегодня. Все равно сегодня все решиться — или я или этот гребанный гипнотизёр работающий на КГБ СССР. Война между КГБ и МВД разгорелась сначала из-за ресурсов, а затем уж из-за привычки Щелокова прибирать к рукам всё что по его мнению Щелокова лежало плохо. А прикрытие в лице Генерального Секретаря ЦК КПСС сделало Щелокова неприкасаемым и никакой возможности убрать с должности Министра Внутренних Дел — Щелокова Николая Анисимовича уже не было. Вся его большая семья с увлечением занималась увлекательнейшим делом грабила бюджет государства, брали взятки и устраивали жизнь своим людям. Министерство Внутренних Дел превратилось в преступную систему — брали взятки, воровали все до чего дотягивались руки и в своей повседневной деятельности вместо исполнения своих прямых служебных обязанностей стали укрывать преступления и привлекать к уголовной ответственности невиновных лиц. А в отдельных случаях просто прямо грабить и убивать советских граждан. Самый яркрй пример тому ограбление и убийство сотрудника КГБ СССР в пикете на станции метро «Ждановская», но мало кому известно, что убийство сотрудника госбезопасности стало последней каплей и Комитет Государственной Безопасности СССР с большим трудом добился расследования и задержания, а затем и осуждения виновных. А до этого на многих пикетах в Московском метро грабили и убивали советских граждан советские милиционеры которые должны были защищать этих самых советских граждан. А руководство МВД до последнего защищало и покрывало грабителей и убийц в милицейских мундирах. Стали возможны и конечно появились десятки серийных убийц, которые безнаказанно убивали и насиловали. А министр МВД утверждал, у нас в СССР нет серийных убийц и насильников. Только несколько фамилий — Сливко, Чикатило, Кашинцев, Михновский, Баранов из Смоленска и так далее. Любой может открыть справочник и увидеть из-за нежелания МВД СССР делать свое дело советских граждан убивали и грабили. А чем же было занято МВД СССР. Оно было занято прикрытием «цеховиков» и получалась смычка уголовной преступности и значительной части аппарата МВД СССР как на местах так и в центре. Здесь надо вспомнить –«икорное дело», «алмазное дело», «хлопковое дело», «краснодарское дело» и десятки других где только вмешательство КГБ СССР смогло оторвать от государственных богатств вцепившихся клыками в государственное имущество — преступников из чиновничьих кабинетов и уголовников с продажными милиционерами. Да, всё это было и творцом всего этого был Щелоков Николай Анисимович. Это надо понимать. Вот почему и честным людям было трудно в системе МВД СССР работать, их выживали всеми способами и при всяком удобном случае сажали в тюрьму. Честные люди в милиции в большинстве УВД нужны не были. Меня вот сейчас хотели прихватить на «горячем» сразу две службы и родное МВД напихав по всем углам средства технического контроля и КГБ СССР поставившее значительно более современное оборудование и тоже не стеснявшееся в средствах достижения цели. Принцип у госбезопасности был прежний –«лес рубят — щепки летят». В своих методах чекисты недалеко ушли от своих бериевских коллег. От понимания всего этого мне легче не становилось. Единственной отдушиной была мысль — поймаю этого гада с горящим глазом и тогда утрутся обе службы. Против линии КПСС не по прешь. Она и руководящая и она же управляющая. Да и машина от особой экспедиции с поддержкой должна была стоять недалеко от моего подъезда. Видя что уснуть уже не получится — я начал разбортировать колесо, мне нужна была покрышка. И затем освободил мешок от картошки. По времени подходило утро и я стал собираться на выход. Нападение практически на 100 процентов будет у подъезда. Ловить меня по городу, ждать где то в квартире в засаде — всё это было сложно для одного человека а то что на меня нападут и нападет именно «колдун» для меня было ясно на все сто. Я вывернул тулуп мехом наружу на шапку прицепил пару цветных лент. И в семь утра пошел на выход. А да и надел маску из Новогоднего набора. И вот так в личине какого-то лесного чудовища то ли Деда Мороза. То ли массовика затейника со свадебного торжества. Пошел к гаражу. И еще перед выходом долго искал и всё-таки нашел свисток из пластмассы. Из металла у меня висел на ключах вместе с ключом от наручника и личным номером. Но металлический в зимних условиях не подходил. Высока была опасность прилипнуть к нему на морозе. И пошел я и пошел. Далеко идти не пришлось. Прямо на скамейке у подъезда сидел очень плотный мужичок в шапке и меховых сапогах— я не ошибся меня ждали. Я мгновенно сунул в зубы свисток и начал длинную-длинную трель. Мужик растерялся и не стал вставать. Я же продолжая трель свистка и не останавливаясь подбежал к мужику и одним движением надел тому на голову мешок и сразу же рывком надел покрышку от колеса и рывком блокировал ему руки. Ко мне летела знакомая «Волга» на которой приезжали от Особой экспедиции. Ребята мгновенно оценили обстановку и опередили всех остальных. От нескольких машин бежали еще люди, но они уже не успевали. Я упал в машину на переднее сиденье, и мы стартовали. Кто-то пытался за нами гнаться, но идея умерла на ходу. Связной вышел по рации на волну ГАИ и назвав позывной — поставил план «Перехват» на те машины, которые тронулись за нами в погоню. И мы ушли и от погони МВД, и от погони КГБ. Номера гонщиков за нами были переписаны задолго до утра. Так мы и приехали в один из городских особняков и там нашего гипнотизёра — кулем утащили в подвал а мне пригласили за стол. Завтракали по британской моде. Яичница на беконе. Кофе. Поджаренные тосты. Меня покормили и сказали — пока все не уляжется отдыхай до вечера. К вечеру привезли изъятые дела в МВД и оперативные дела из КГБ СССР. И в конце уже привезли руководителя группы госбезопасности, в которую входил и агент «Огонь». Взять смогли только руководителя группы. Остальные члены группы оказали ожесточенное сопротивление и были убиты при задержании. Руководитель группы и говорил с гипнотизёром. Он объяснил тому, что время агента госбезопасности под псевдонимом «Огонь» вышло и теперь они оба работают в другой организации. Ну если хотят жить и ездить в загранкомандировки. Агент «Огонь» не спорил с изменением в жизни и получил другой псевдоним мне уже неизвестный. За погибших во время операции по дискредитации МВД никого не наказали. Меня ничем не награждали. Спросили только— хочу ли я погреться на море. Я ответил нет. Так и вернули меня обратно в отделение милиции на «землю». Более меня уже не вызывали к Министру да и Карпец меня больше не вызывал. Меня решили окончательно отправить в Африку. Обратно в джунгли. Где много — много крокодилов. я пока этого не знал и у меня были простые сложные дела рядового инспектора уголовного розыска. На отдых и устройство личных дел мне дали неделю. И я посвятил всё свое время к уборке в гараже и переобуванию автомобиля. Надо было снять летнюю резину и поставить зимнюю. Благо приобрести зимнюю резину у меня была и возможность, и деньги, чтобы реализовать эту возможность. Так я несколько дней и провозился в домашних делах и заботах. Реализовал возможность и сходил на «левый» концерт Высоцкого. Мне он понравился. Даже несмотря на все слухи сплетни, что Высоцкий наркоман и работает агентом КГБ. Вся эта грязь не липла к Владимиру Семеновичу Высоцкому. Хотя вот «левые» концерты давал и деньги за эти концерт получал большие. Но такова была жизнь. Он не мог её изменить если бы даже хотел. Мне по делам пришлось пересечься с соседом по гаражам. И он меня стал учить жить. Он был из числа пенсионеров МВД и не смотря на возраст жизнерадостность всегда била из него ключом. Как говорится — «море по колено». Узнав, что буду работать в розыске. Присвистнул и произнес: -Ты сдурел, старик! Если не поздно, отползай назад. — Отбросил сигарету. Черт, совсем сырые. Зачем тебе розыск. Спокойная жизнь надоела. Уже поздно. Я приступаю к работе в 96-ое отделение. Завтра приступаю. — Знаю это отделение. Это рядом с рестораном «Гавана». Признаюсь, ты меня удивил, сосед, даже слов не нахожу. Ладно ещё увидимся и поговорим. Всю ночь и всё утро лил дождь, превращая в грязь выпавший до этого сильный снег. И улицы превратились в реки непролазной грязи. Над дорогой висела мутная взвесь. Из-под колёс машин, ехавших в крайнем правом ряду, вода, скопившаяся в дорожных ямах, вздымалась девятым валом о заливала прохожих. Автобусы и троллейбусы, подъезжая к остановкам, обязательно поднимали волны и топили пассажиров на остановках. Люди пятились и прятались, стараясь уберечь одежду от грязи. Я со злобой посмотрел на брюки. Брюки было жаль. Городская грязь не отмывалась и брюки были на выброс. Какой -то мужчина в заляпанном пальто, кричал в сторону водителя: -Что бы ты сдох скотина. Совсем совесть потеряли. Я плюнул и пошел дальше. Девяносто шестое отделение милиции на Ленинском проспекте занимало полуподвальное помещение. Скользкие ступеньки вели круто вниз, в большой тамбур, из которого тянулся узкий мрачный коридор, нависали потолки с тусклыми лампами. В тамбуре на расставленных вдоль обшарпанных стен стульях сидели посетители с тревожными лицами, кто-то стоял, переминаясь с ноги на ногу или привалившись к стене. В коридоре мужчина заглянул в кабинет и так и застыл, крича: — Мне как же быть. По коридору из кабинета в кабинет деловито ходили сотрудники и подчеркнуто не обращали на посетителей внимания. Я остановился перед окошком дежурного. Дежурный неожиданно приветливо поздоровался и спросил, что меня привело в это отделение. Весьма удивившись я сообщил — буду работать в уголовном розыске. Как мне пройти в кабинет начальника отделения. Дежурный почти весело — его сейчас нет. Есть зам по розыску. В конце коридора последняя дверь. Зам по розыску был на месте и было ему под пятьдесят. Он внимательно на меня посмотрел и хмуро сказал: — Это хорошо. Работы много, а кадров нет. Но ты еще не инспектор уголовного розыска. Но станешь обязательно станешь. -Добро пожаловать в розыск. С завтрашнего дня можешь приступать. А если хочешь, прямо сейчас подключайся. Ребята зашиваются. -Хорошо. Куда идти и какое задание будет. Тут распахнулась дверь. В кабинете появился худощавый мужчина, в измятом костюме неопределенного серого цвета. Он без интереса посмотрел на меня и бросил на стол зама какую-то бумагу. Он двигался легко и держал в руках сигарету. — А вот и Меньшиков, очень кстати. Капитан Меньшиков старший инспектор уголовного розыска. И уже Меншикову — принимай пополнение. Он к тебе на «зону» пришел. /В уголовном розыске было три вида распределения работы. Линейное — данный сотрудник работает только с определенным видом преступлений — например кражи. Зональное сотрудник рассматривает все виды преступлений на определенной территории. Линейно-зональное это определенные преступления на определенной территории. На «земле» могло быть несколько «зон» или «линий»/. -Здравия желаю — я поднялся. Меньшиков махнул рукой, мол — сиди, сиди. Зам произнес: -Капитан Меншиков пятнадцать лет в сыщиках отбегал, успел и под пули попасть и язву заработать. У него такой опыт, что он по телефону, любое дело раскроет. -Ты б меня так перед начальством расхваливал — ответил Меньшиков. — Поутру начнем — решил Меньшиков. Завтра я сутки дежурю по отделению , так что мы с тобой всю нашу территорию и прочешем. Форму не надевай, ты теперь не должен привлекать к себе внимание. Нормальный инспектор должен быть невидимкой. Кому надо, тот его знает. А кто не должен знать, тот не должен. Всё, до завтра. Утром в кабинете зама была так называемая «пятиминутка». Я с интересом слушал сообщения об оперативной обстановке на территории отделения и разглядывал своих новых коллег. И последнее-два дня назад у ресторана «Черёмушки» произошло убийство. В драке убили человека. Ногами забили. Дело ясное. Двое участников уже установлены и задержаны. Но третий сбежал. Он установлен Титаренко Иван Сергеевич. Ранее судим по статье 108 части 2 УК РСФСР. Тяжкие телесные повреждения повлекшее смерть потерпевшего. Места его возможного появления — квартиры матери и любовницы. А почему мы должны заниматься этим. Это не наша земля. Руководство Черёмушкинского РУВД обратилось за помощью. У Титаренко есть подруга и она проживает на нашей земле. На улице Вавилова. Там будет засада туда пойдут Меньшиков и новый сотрудник. Всё. Дежурство по отделению у Меньшикова отменилось и через два часа нам надо было идти в засаду. Засада — это комплекс мероприятий. Здесь же дело простое, пьяная драка и все установлены и уже практически все задержаны. Наша засада просто формальность и Титаренко ждут на квартире любовницы и матери. Вроде ничего серьезного. Просто формальность. А у меня в жизни как просто формальность так начинаются проблемы. Меньшиков предлагает, а пошли в пельменную в засаде то кормить не будут. А я предлагаю, а поехали в Черёмушкинский РУВД и узнаем подробности. Мы разделились — Меньшиков отправился в пельменную. А я отправился в Черёмушкинский РУВД и там уже в дежурке узнав подробности слегка оторопел. Титаренко и компания убили не просто незнакомого человека в обычной пьяной драке. Они убили свидетеля по прошлой судимости Титаренко и был Титаренко не один. Убивали с ним ещё двое. Задержанных просто били смертным боем, и они взяли все на себя. А на самом деле убивали трое — Титаренко и ещё им не знакомые двое человек. И почему они не вступились за убитого, хоть и он был их дружком. Компания Титаренко была вооружена — у двоих были пистолеты ТТ и у третьего у Титаренко был автомат похож на Калашникова но не Калашников, слишком короткий приклад и ствол. Но местный уголовный розыск это не заинтересовало. Встретились мы уже у дома на улице Вавилова. Меньшиков довольно сказал — вот ты не пошел со мной а пельмени были класс. А вот когда он выслушал меня то оторопел и хотел не идти в квартиру на мероприятие. Кричал — на х.р такие засады. Но если не пойдем на нас спустят всех собак. Поэтому все-таки пошли. Поднялись на четвертый этаж позвонили нам открыла симпатичная женщина лет двадцати пяти — двадцати семи одетая по-домашнему в халате. Однако в макияже и с прической. На руках золотые браслеты и пара перстней на пальцах. Мы представились. Глаза у женщины забегали. Прошли в комнату а в комнате следы лихорадочных сборов. Открытый чемодан и платья на спинках стульев разложены. Явно кого то ждет и собирается уехать. Оставил в комнате Меньшикова сам пошел прошел по комнатам. Нет никого, но следы сборов явные. Возвращаюсь в комнату /и здесь совершаю ошибку/. Вижу хозяйку с цветочным горшком на полпути к окну. Спрашиваю Меньшикова — откуда горшок. Получаю ответ — с подоконника. Заставляю вернуть цветочный горшок на подоконник /это ошибка/ . Меньшиков не видел откуда несла квартирная хозяйка цветочный горшок. Он это сказал наугад. Эта ошибка будет дорого стоить нам. А ещё дороже обойдется подруге Титаренко. Сели мы в засаду в одиннадцать утра. Не успели устать от просмотра газеты. Звонок в дверь. Для отчета смотрю на часы — двенадцать ноль — ноль. Для отчета запоминаю другую цифру двенадцать — ноль— три. Начальство не любит круглые цифры. Звонок явно кодовый — две короткие трели и две длинные трели — одна короткая. Хозяйка идет к двери открывать. Меньшиков несмотря на мое предупреждение идет за женщиной. Женщина открывает дверь и погибает первая — короткая автоматная очередь в упор откидывает женщину назад в комнату из коридора и тут же вторая очередь, но уже длиннее слышу падает тело / Меньшиков так и не успел выстрелить/. В комнату броском вваливается мужчина и из положения лежа пытается выстрелить в меня. Я стреляю в это тело еще в тот момент, когда он влетал в комнату. Стреляю пять или шесть раз и все пять или шесть раз попадаю. Титаренко пытается поднять автомат, но сил у него нет. Фонтан крови из горла и сиплый звук слипавшегося легкого. И всё. Но он был не один, Вытаскиваю магазин и меняю на второй полный все таки восемь патронов лучше чем два. Заменив магазины — стреляю ещё два раза в Титаренко. И кидаю на пол первый магазин. И тут же в комнату влетают двое и кричат — ну что мусор попал. Теперь тебе хана. патроны у тебя кончились. Я считал. Все восемь выстрелил. Не говоря ни слова — одну двойку в одного и другую во второго. И после этого говорю— плохо считаете — второй магазин забыли. И сажусь на стул. Ноги не держат. Отвык от перестрелок. Давно из Африки приехал. Обмяк. Иду у телефона докладывать — засаду в Марьяной Роще постреляли. Шутка. Засада хоть и с потерями — смогла отбиться. После доклада сажусь и жду,когда подъедет начальство. Меньшикову и хозяйке помощь уже не нужна. Глава 8 Всё. Нет это было слишком наивно. До «всё» ещё было очень далеко. Сначала прилетели из отделения — группа из дежурки. Скорее из ОВО из отдела вневедомственной охраны — тревожная группа. Прапорщик и три сержанта в бронежилетах, касках и с автоматами. Приехали глянули на трупы и ушли на улицу охранять входную дверь в подъезд. Затем приехали первые два начальника — начальник и зам по розыску. За ними начальник РУВД и замполит отдельной машиной прибыли Зам по розыску РУВД и с ним еще кто-то. Потом приехали из «убойного» отдела МУРа. Последними приехали Начальник ГУВД. И это только МВД. Прокуратуры приехало не меньше. Пять трупов в одной перестрелке — В Москве такое было очень давно. Все уже забыли когда. Через час после начала этого действия прибыл Министр Внутренних Дел и Прокурор Москвы. Приехали на разных машинах, но в одно время. Я в это время сидел у стола, на котором ещё стоял утюг и лежали женские вещи, которые готовила на море погибшая подруга Титаренко. И писал я бесконечно одно и тоже — как мы прибыли в квартиру на оперативное мероприятие засаду и почему нас было только двое и как погибли квартирная хозяйка и инспектор уголовного розыска Меньшиков. как я застрелил Титаренко и как я убил ещё двоих членов банды. Как я был готов к тому, что придет не один, а три бандита. Откуда знал про автомат. «И особо встал вопрос.-Про отца и гения»./Галич . Вагон-ресторан/ это если кто не знает — «Вечер — поле— огоньки-дальняя дорога. Особо встал вопрос о предупредительном выстреле. По инструкции — первый выстрел в воздух и устного предупреждения тоже не было. Наш зам по розыску услышав о таком злодейском нарушении скорее всего пустился бы в пляс, да было много зрителей. Никого совершенно не интересовал вопрос — кто ввел нас в заблуждение — по числу возможных гостей, по общественной опасности возможных гостей квартиры подруги Титаренко о том, что гости будут так основательно вооружены вообще вопрос не стоял. Всё шло к моему задержанию — в связи с тем, что мною были грубо нарушены правила применения табельного оружия. Ствол изъяли сразу — на криминалистическую экспертизу. В квартире деловито работали эксперты и следователь Московской городской прокуратуры и даже не один следователь а как бы не четверо. Послушал я доклад старшего следственной бригады — прокурору города Москвы. Следственный бригадир совсем не заморачивался с поиском истины по делу. В докладе четко назывался виновник всего этого дела — инспектор уголовного розыска капитан милиции и так далее, то есть я. Подъехал конвой это были работники инспекции по личному составу мне защелкнули браслеты и повели. И хоть никого из розыскников отделения я не знал — на выходе парни устроили толкучку и сунули мне в руки сверток в авоське. Хоть никто не знал меня но и совсем не бросили. В пакете оказалась порезанная на куски сырокопчёная колбаса, порезанная на ломти буханка белого хлеба и металлическая миска и алюминиевая ложка и отдельно в пакете сигареты с фильтром / потом я узнал сигареты с фильтром валюта мест лишения свободы, может служить единицей обмена на что угодно/. Розыск отделения понимал, что я выскочил живым из этой переделки просто чудом и меня поддержали. Привезли меня сразу в ИВС — изолятор временного содержания и сразу же начали «колоть». Так как не знали на что колоть на всякий случай тупо говорили — мы знаем всё пиши «чистуху». Мне было бы смешно, если бы не было так грустно. Работники инспекции по личному составу — это элитное подразделение прообраз так сказать управления по собственной безопасности. И такие же бестолковые. От меня требовали рассказать и лучше написать в подробностях как я укрывал уголовные преступления от учета, как я писал «левые» отказные материалы. И где у меня в кабинете хранятся заявления потерпевших которые я не стал регистрировать. Где-то часу на третьем нашей «содержательной» беседы — появился следователь прокуратуры и бросив на стол передо мной стопку подшитых материалов заявил — Ты приплыл, этих материалов хватит на срок. Если я хочу снисхождения, то должен признать, что входил в банду Титаренко и убил всех на квартире, чтобы уйти от ответственности. меня пробило на хохот и смеялся я до тех пор пока не понял, что меня зафиксировали наручниками на стуле и я могу только ограниченно двигаться. Следователь прокуратуры обиженно сказал — зря смеешься бывший инспектор уголовного розыска. Тебе пришел песец. И вышел. И после начался допрос уже силами инспекции по личному составу. На четверых у них было только две резиновые палки но мне хватало и того. Били эти «оборотни» неумело но старательно. Как начали в восемь вечера, так и били до восьми утра. Когда я отключался обливали водой и снова приведя в чувство — продолжали бить. В промежутках, когда я был в сознании у меня, приходили мысли — вот так в тридцать седьмом выбивали признания в шпионаже и изменах. Признание в убийстве пятерых человек это «вышка» без всякого исключения. Про себя я думал, я всё равно уже один раз умер. После моего переноса я хорошо пожил у меня была любимая женщина и у меня остался ребенок. Они хорошо обеспечены у них всё будет нормально. А я, что я, как говорится — били и мучили и сына Божьего. А мне чего уж, наверное, так было предусмотрено. Мимо испытаний не проскочишь. К утру сознание стало уходить чаще и стали приходить мысли-если вырвусь — убью и этих четверых и следователя прокуратуры, который своей властью санкционировал эти пытки. Мысли о мести и позволили мне выдержать этот день. Меня несколько раз облили водой и более или менее смыли кровь с лица. Болело все тело, лицо мне разбили полностью и опять прибыл следователь прокуратуры и опять были вопросы — те же самые глупые и некомпетентные вопросы. Царица доказательств — явка с повинной витала над головами. Вышинский был в могиле но его дело вечно живое смеялось надо мной и здравым смыслом. Я сказал только одно — на х-й это туда» и больше ничего не сказал. Собственно не потому что такой гордый просто с говорить у меня были проблемы. День прошел спокойно. Я сидел на растяжку в наручниках. Эта четверка из инспекции сожрала ту колбасу и хлеб, что собрали ребята и покурили сигареты из того свертка. Это не прибавило вины и не ужесточило месть — расстреливать два раза уставы не велят. У меня было время подумать но тут мне расстегнули наручники и кровь стала поступать в руки и я от боли надолго потерял сознание. Полежав на полу и перестав жевать кляп, предусмотрительно забитый мне в рот этими ребятами, я снова был посажен на стул и у меня опять спросили буду ли я писать чистосердечное. Большой видимо опыт у этой четверки. Ответ мой заинтересовал старшего из этих оборотней. Я сказал следующее:— Да, Вы, наверное шутите». Старший видимо подумал — что сейчас я начну колоться и спросил-что это значит. Я смог ему только пояснить. В Ленинграде говорят — да, Вы, наверное шутите» вместо «Да, ты, оху-л в конец пи—р». В Питере вообще очень вежливые люди живут. После моей небольшой лекции об отдельных вежливых ленинградских выражений я усилиями этих нелюдей отправился в забытье часа на три. Ночь помню плохо. На старые дрожжи любой удар отправлял меня в забытье и возвращался я оттуда все дольше и дольше. По всей видимости здесь я и приму смерть. Такая мысль все чаще приходила мне в голову. Но и вторую ночь я как то пережил. Меня отцепили от наручников и утром отволокли в подвал — охладиться. За стеной камеры была морозильная камера там что-то морозили, а у меня в камере лежал иней на стенах. По первости стало легче раны от побоев стали меньше болеть. Но замерзнуть мне не дали выволокли и подняли опять в допросную. И опять тот же прокурорский чудак на букву «м» с такими же как и он чудными вопросами. Теперь правда речь уже не шла о укрытии преступлений или незаконных постановлениях об отказе в возбуждении уголовного дела. Эти чудаки на опять таки на букву »м» разобрались, что для меня это был первый рабочий день. На меня нельзя повесить укрытие от регистрации фактов преступлений или незаконный отказ в возбуждении уголовного дела. У меня не было ни одного материала. Зато осталось неправомерное применение табельного огнестрельного оружия. С меня даже сняли обвинения в убийстве квартирной хозяйки и инспектора уголовного розыска. Пули изъятые из тел оказались автоматными и калибр не совпадал с пистолетным калибром. И мне «пошли навстречу» и из моего обвинения исключили двух погибших. /Дотошные читатели могут совершенно резонно сказать и указать мне, что обвинение еще не предъявлялось нашему герою/. Да, конечно, они правы по уголовному процессу. Но в реальном следствии говориться именно так и не иначе. Вести меня на арест в «несознанке» следователь не решился и вынес постановление на содержание под стражей в порядке статьи 90 УПК РСФСР. Если проще меня могли держать в изоляторе ещё семь суток. Общий срок содержания без предъявления постановления о привлечении в качестве обвиняемого — десять суток. Затем можно предъявить обвинение и не водить прокурору на арест. Вот такие маленькие хитрости предварительного следствия по-прокурорски. / чтобы не обиделись нынешние прокуроры напоминаю это фантастика, альтернативная реальность и все совпадения случайны/. Меня оставили в изоляторе. В камеру докинули ещё трех сидельцев. И они начали работу — двое твердо обещали передать «маляву»/записку/ на волю. А третий по секрету сообщил — те двое «подсадные» а он нет он честный милиционер и передаст мою записку о помощи по адресу ему ведь можно верить. Так и шли дни. Ко мне допустили врача и мне даже мазали тело какой-то обезболивающей мазью. Помогало мало, но все же хоть какое — то лечение. Действительно, как и писали о переносах во времени организм очень быстро восстанавливался. Уже через пять дней гематом почти не осталось. врач мне сказала, что впервые видит такую особенность организма. И, наверное, будет писать научную статью и хотела моего согласия на углубленные исследования моего организма. Я очень расстроил тюремного эскулапа своим отказом. Наступил десятый день. На душе было муторно. Было два варианта развития событий. Первый как положено по Закону — необходимо было признать, что я действовал в строгом соответствии с инструкцией по применению табельного огнестрельного оружия. В соответствии с примечанием к пункту о применении табельного огнестрельного оружия — я мог применить свое табельное оружие на поражение сразу без предупредительного выстрела и окрика, в случае явного нападения на меня с оружием в руках иначе говоря вооруженного нападения со стороны убитых. Как оно и было в действительности. Второй же был самый беспредельный — просто закрывать меня в СИЗО и там уже держать до упора. В принципе меня могли держать в СИЗО временами продлевая срок содержания под стражей до года. Затем начинались проблемы уже у прокурорских. Они могли продлить до полутора лет содержание под стражей, но там к постановлению о продлении срока содержания под стражей, в комплекте шел приказ о наказании следователя прокуратуры о нарушении сроков следствия и волокиту. Из принципа прокурорский мог и так поступить. Но у него не было личной заинтересованности. Меня мучили просто из служебной необходимости и желания показать менту его место. Они ещё просто не знали с кем связались. Им казалось, что они неуязвимы и могут творить любые мерзости с ментом, что он им с земли сделает. Как же они ошибались. Но об этом расскажем позже. Я все-таки повелся на агентурные внутрикамерные усилия оперативных сотрудников изолятора и написал, и «передал» на волю записку для зама по розыску нашего отделения с предупреждением чтобы он перепрятал на своей даче те два нагана и ценности, которые мы отняли у проезжающего мимо Москвы цыганского табора. Каюсь мне было плохо и очень хотелось создать весельчаку заму проблемы за то, что он отправил нас с Меньшиковым на смерть. Меньшиков по выслуге и званию мог претендовать на кресло зама и вполне мог подвинуть веселого зама и сам подняться по служебной лестнице. Зам по розыску сознательно отправил нас в засаду зная шансов у нас задержать Титаренко с остальными двумя членами банды нет и нет от слова «нет совсем». Основное наказание этой мрази я оставил на более позднее время. А с запиской было просто так, чтобы не было спокойной жизни пока я не вышел. У зама действительно перекопали огород на дачном участке правда ничего там не нашли. Зато в кабинете нашли патроны к ПМу / пистолету Макарова/ и множество спрятанных от учета заявлений и материалов. Зам с трудом откупился от этих находок. Ему пришлось отдать свой автомобиль. Это не добавило любви ко мне, но и жить заму оставалось недолго. Его нелюбовь меня не беспокоила. Я опасался, что зам умрет раньше и не по моей вине. Только этого и боялся. Подняли меня из ИВС утром десятого дня и привезли в Прокуратуру города Москвы. Здесь все было культурно и меня уже не били. Здесь непосредственно в прокуратуре соблюдалась видимость строгой законности. Весь десятый день следователь рассказывал мне, что я делаю огромную глупость не беря на себя три трупа. Он долго и наукообразно с приведением огромного количества примеров не имеющего никакого отношения к нашей ситуации убеждал меня в необходимости признать все его обвинения и тогда меня не расстреляют а только посадят на пятнадцать лет. И так множество раз по кругу. Для разнообразия раз в пару часов я требовал вызова адвоката но естественно никакого защитника я не получал. Ближе к завершению рабочего дня внезапно прокурорский прекратил свой маразматический бред и предложил расписаться в постановлении. Я взял листки бумаги и внимательно прочитал переданное мне постановление о освобождении меня из-под стражи. И сразу же второе постановление — постановление о прекращении уголовного преследования в связи с отсутствием в моих действиях признаков деяния подпадающего под признаки состава преступления предусмотренного статьей 102 Уголовного Кодекса РСФСР. Внимательно прочитав оба постановления, я потребовал заверенные копии и только после получения заверенных копий подписал оба постановления и получил пропуск на выход из здания. Тут же в кабинете мне вернули служебное удостоверение. Выйдя в вечернюю Москву, я жадно вдыхал не самый чистый городской воздух. Едва переводя дух от чувства свободы все мои мысли сосредоточились на продумывании планов справедливого воздаяния всем виновным в том , что мне пришлось пережить за эти десять дней. Затем попалась станция метро и я спустился под землю и поехал к дому. Впереди была ванна с горячей и чистой водой. Ужин но ужин был сопряжен с походом в продуктовый магазин, холодильник вряд ли содержал в своем брюхе свежие продукты для меня. Да и не доезжало метро до моего дома. От остановки метро и до дома был еще переезд на автобусе. Жаль но в наше время где я сейчас метро не доходило до моего микрорайона. Но все равно я рвался в свою квартиру и трудности, лежащие передо мной, не могли меня остановить. Надо было добраться и начинать работу по привлечению к ответственности тех лиц, что были виновны передо мной в пытках и подставе под пули. У меня не было и капли сомнения в том, что и зам и те четверо из инспекции по личному составу и следователь прокуратуры должны ответить по полной мере за свои преступления и такая же твердая непоколебимая уверенность в том, что законными путями к ответственности их не привлечь.