1 Посреди ночи на проходной сработал аварийный шлюз, коротко взвыла сигнализация. Долька никак не могла уснуть, ворочалась, а когда услышала вой сирены, сразу поднялась, помчалась по ступенькам вниз. Максим приехал. Сейчас всё спокойно станет. Когда старший на месте – всё нормально, всё под контролем. Но почему через аварийку? Они же по воздуху должны… Дальше Долька не додумала. Лестница кончилась. На проходной у шлюза стояли не двое, а один. Ростом с Макса, но не Макс. Незнакомый парень. Но при этом знакомый. Такого не могло быть. Потому что когда Витька Беляев пропал, то на вид ему было лет двенадцать, как новенькому Женьке. А сейчас ему шестнадцать, как Дольке. Или даже восемнадцать, как Максу. И это точно он: Долька видела личное дело, фотографии. Помнила, каким он вырос. Примерно таким же… Или всё-таки другим? Не таким обалдевшим? Долька сказала: – У тебя руки в крови. – А потом спросила: – Вить, это точно ты? Беляев посмотрел на неё – первый раз сверху вниз. – Да какая теперь разница… Голос у него был взрослый, усталый. Лицо серьёзное, бледное, как всегда после аварийной переброски. И одет в какое-то… чёрт-те что. Джинсы, сильно не по размеру, большие и потрёпанные. Уродливая чёрная косуха, очень старая, воняющая табачищем и грязным домом. На куртке тоже была кровь. Или что-то ещё. – Макс дома? – На вылете. Утром вернётся. А что? Витька пожал плечами – так медленно и осторожно, будто на них лежало что-то невидимое и очень хрупкое. Или ему было больно? Долька окончательно проснулась. – Тебя ранило? Он отозвался странно. Очень медленно: – Ага. Меня. Я сам. Голос был глухой, интонации как у пьяного. Или Долька так решила из-за того, что голос взрослый? Непривычный. – Может, я позвоню? – осторожно спросила Долька. – Куратора вызову? – она не могла произнести «Вениамина Аркадьевича». – Или тебе врача надо? Беляев помотал головой. – Ничего не надо. Я сам… то есть потом… Позже. Он замолчал, а голова всё ещё моталась. От усталости! Долька наконец сообразила. Ухватила Витьку повыше локтя (и ладонь сразу стала липкой, перемазалась в крови), повела к мальчишкам в умывалку. Тут были душевые кабинки, одна – большая, как для инвалидов. Витька как-то неуклюже поднял руки, стал дёргать застёжку своей идиотской куртки. Долька обернулась на шорох в дверях. Гошка, Юрка, близнецы, Ирка с Людочкой. Ну, конечно. Витька наконец расстегнул куртку. Из-под неё на кафель выпало что-то вроде грязной меховой шапки, когда-то белой, а теперь невообразимого цвета. Беляев тихо выругался. – Котик! – радостно вскрикнула Людочка. Витька выругался ещё раз. 2 Котик был настоящий. Людочка не могла поверить своему счастью! Игрушечных котов может быть сколько угодно, и меховых, и заводных, но это ведь не то. Мягкая игрушка – всё равно игрушка, неживая, как её ни обнимай. А тут вот живой, тёплый, пушистый котичек. Только очень грязный. Выросший Витя выпустил его из своей куртки и потом ругался, а котичек уши прижимал – наверное, ему не нравились такие слова. Людочка хотела, чтобы котичка звали Снежок, он же беленький почти весь. Или Пушок – потому что у него шерсть такая, длинная и очень красивая, даже когда грязная. Но Витя сказал, что кота зовут Беляк, что это его кот и что… Тут Долька перебила его, сказала: – Люд, ну что ты грязного такого тискаешь… Вымой тогда уж. И Людочка пошла с котом в умывалку для девочек. Котик был большой, тяжёлый, тёплый и очень послушный. Лёг в раковину, снова уши прижал и совсем-совсем не сопротивлялся, не царапался, не шипел, не хотел убежать… будто он всё-таки был немножко игрушечный. Наверное, котик после перегрузки тоже устал, как они устают. Ира принесла шампунь, стала помогать. Ира зевала, даже не сразу запела. А когда запела, котичек Ире ответил – тоже так тоненько. Шёрстка у него стала совсем белая, они с Ирой смыли всю грязь, и остальное тоже смыли. Ира сразу объяснила, что это кровь, но не котикова, ничего страшного… И что котик теперь на планетке будет жить. Людочка про это котику так и сказала, хотела, чтобы он помурлыкал в ответ. Но котик всё лежал в раковине, прижав уши. Он медленно дышал, мокрая шерсть слиплась, и было видно, что он очень худой. Они с Ирой завернули котика в полотенце и понесли на кухню. Там молоко в холодильнике, и котлеты, и сыр… Но котики, наверное, сыр не едят. Людочка не знала, Ира сказала, что нет, а вот молоко… Тут в кухню Долька пришла, с большим полотенцем и ещё с комбезом. Долька сказала, чтобы они спать шли. И котика с собой взяли. Людочка даже не успела попросить, чтобы котик жил у них с Ирой в комнате, – надо было первой просить, а то Гошка тоже потом захочет и скажет, что это он первый. У него и стихи про кота уже есть! Но Долька сама всё велела, именно вот так… И получалось теперь, что котик – Людочкин. И спать он будет у неё в кровати. Блюдце с молоком они с Ирой посреди комнаты поставили, но котик лакать не стал. Людочка его положила на свою подушку и сразу убрала игрушечных котиков оттуда. Чтобы настоящему обидно не было. И настоящий свернулся бубликом и замурлыкал… Хороший какой котик! Было так радостно засыпать рядом с котиком и знать, что утром проснёшься – а он рядом, живой, настоящий, уже совсем пушистый… Как хорошо, что Витя его привёз! 3 Юра посторонился, пропуская Иру и Людочку с котом. Тут кроме него теперь оставались только Витька и Долька. Гошку близнецы утащили наверх. Ну, он сопротивлялся, естественно, говорил, что ему тоже интересно, и тогда Серый взял Некрасова за ноги, а Сашка за руки. Молча, крепко. И они стали его раскачивать, как раскачивали на пляже, чтобы в воду швырнуть. Гошка верещал, тоже как на пляже, но тихо, потому что ночь на дворе. Так и поехал наверх, на Сашке с Серым. И к Беляеву больше не рвался. Окопался у близнецов в комнате и хотел там подушками драться, что ли. Снизу Юре было не очень слышно… Витька наконец снял куртку, швырнул на мокрый кафельный пол. Вода под курткой сразу стала мерзкого бледно-розового цвета. Долька глянула на свои перепачканные ладони, сунула их под кран, начала мылить. Витька сказал, глядя себе под ноги: – Мы с тобой одной крови – ты и я. – А как иначе? Мы же сиблинги… Вить, что случилось? Ты в порядке вообще? Витька молчал. Стало слышно, как за стеной, в девчоночьей умывалке, Ира и Людочка возятся с котом. Ирка что-то напевала, кот иногда мявкал, но, кажется, никого ещё не сожрал и даже почти не поцарапал. Долька сказала, что Витьке тоже надо вымыться, от него помойкой пахнет. А под курткой у Витьки был только жилет – и видно, что теперь не по размеру, маловат, не застёгивается. Витька сунул его Юре прямо в руки, спросил обо всём сразу: – Поможешь? – Угу. Доль, у Макса комбез есть запасной? Долька пошла в кладовку-прачечную, за кухней, долго возилась там и притащила наконец полотенце, штаны, трусы, носки. Передала Юрке в дверях, не заходя в душевую. Сказала, что «мы одной крови» – это из мультика про Маугли. Юра хотел поправить, что не из мультика, а из книжки, но не стал. Подождал, пока Витька вымоется, помог одеться, передавая вещи по одной, повёл его на кухню – так, будто Витька сейчас был новичком и не знал, где у них что. А Беляев правда был какой-то совсем отмороженный. Даже показалось, что это не совсем он – ну, потому что вырос и потому что не особо понимал, где он и что с ним. Сел не на свой табурет, а на Максов. Разглядывал узор клеёнки, Юру как будто не замечал. – Вить, ты где был? Он даже не пошевелился. И было странно: вот сидит Витька и не рисует. Это точно он вообще? Юра взял с подоконника книгу – ту, которую дочитал за обедом, полез в предисловие, в комментарии, ну, чтобы просто так не сидеть.