Макс вытащил из кармана флягу. Брызнул на комод, запахло едким. – Ты чего? – удивился Женька. – Пожар по расписанию! – Так мы же… Ты же их прогнал! Они же все спаслись! – Сегодня спаслись, а завтра? Кто-нибудь окурок бросит или ещё что. Дом – опасный объект. И мы его уничтожим. Логично? Пламя взлетело огненной шустрой белкой. Скакнуло на ящик. Женька подошёл, вытянул озябшие руки. Макс ухватил его за рукав. – Стой где стоишь! Всё, теперь без нас тут иллюминация. Давай двигать, пока крыша опять не рухнула. От пустыря до пятиэтажки, из которой они тогда вышли, было минут двадцать пешком. Женька заранее мёрз. Но Максим двинулся не к выходу, а по коридору. Подсвечивая фонариком, дошёл до двери, на которой висела чёрно-белая картинка: мальчик, писающий в ночной горшок. У Женьки дома тоже такая была. Он обернулся – на стене коридора появился розовый отсвет. В комнате, где он провёл несколько часов, разгоралось пламя. Забирало вещи, которые больше никто никогда не увидит. – Руку мне дай! Женька протянул Максиму ладонь. У того пальцы были ещё холоднее, чем у Женьки. Странно, что вообще гнулись. Максим дёрнул ручку туалетной двери. За ней ничего не было, кроме темноты. В комнате что-то вспыхнуло и рухнуло. Огонь гудел. – Прыгай! – Макс рванул Женьку за собой. 13 За стеной – море. На шаг ближе подойдёшь – шуршит. Отступишь – тишина. Как на стыке миров. Два фонаря освещали огороженную бетонную площадку – взлётно-посадочную полосу. Если голову задрать, в чёрном небе видны звёзды. Если подойти к перилам – видно море. Прибой в темноте светится. Максим и Женька ждали утра на базе. С виду она как обычный летний домик. Только в задней стене ещё одна дверь. Та, из которой они вывалились. На базе стояли койки, велосипеды, какие-то тумбочки, обогреватели. В шкафу – фляжки, сухари, аптечки, спальные мешки. Работал дисковый телефон. Прямые линии с домом и с НИИ. Максим связался с Палычем, рассказал, как всё прошло. – Молодцы. Особенно Евгений. Для первого раза – вообще герой. – А я, Пал Палыч, и не сомневался, что мы молодцы. Вам Женьку позвать? – А где он? – Море смотрит. Не видел никогда. – Пусть смотрит. Ладно, Женька своё от Палыча ещё огребёт – и восторги, и замечания, после которых хочется рвануть на себя дверь в небытие. Макс на планетке не первый день, его этот цирк с конями не сильно трогает. Но всё равно: если Палыч хвалит, то дико приятно. Он одно слово скажет или, наоборот, помолчит, и Макс опять готов на труд и подвиги! – Максим, с домом делал что-то или так ушли? – Подожгли, естественно. – Молодец, сообразил, – и Макс преисполнился гордости. – Всё, Максим, в понедельник жду отчёт. Он долго не разъединялся, в трубке пищало, скрежетало. Потом слышно было, как Палыч проговорил: «Вылет Найдёнова закрываем. Отлично, как всегда. Что наконец с Беляевым?» – и в ответ что-то заорал Веник Банный. – До свидания, Пал Палыч. Привет Вениами… Но это Макс сказал уже в пустоту, не Палычу, а коротким гудкам. Он положил трубку и снял наконец шапку. Понял, что волосы мокрые, как после лыжного кросса. Сбросил чужое пальто. Отключил на спасжилете обогрев. И позвонил Дольке. Та кислым голосом сказала, что Веник Банный обшарил весь дом. Искал плёнку Витьки Беляева. Ни фига не нашёл, наорал на Гошку – тот с Беляевым дружил. Как можно орать на ребёнка, что за методы вообще. А ещё куратор! И Гошка тоже хорош: с ним по-человечески, а он как из дурдома. Сплошной дурдом, вот именно, сил никаких… И ножницы опять потерялись. Макс понял, что дело не только в Гошке. Что-то ещё там произошло у Дольки с Веником. Но спрашивать по телефону нет смысла. – Ну, ладно. Утром прилетим, – Максим повесил трубку. Подошёл к дверному проёму, посмотрел в сплошную темноту. Когда рассветёт, там будут видны горы. Женька стоял снаружи, на краю площадки. Держался за ограждение, смотрел на прибой. Волны считал, что ли? В темноте не было видно, но Максим знал: прибой таскает вдоль берега пригоршни серого мелкого песка. Такого же, как в больших часах. Песчинки то льнут к берегу, то отплывают обратно, вместе с новой волной. Будто время заело, и оно теперь перематывается назад-вперёд. Наконец Женька вернулся в дом, сел на дальний конец скамьи. – Макс, а свою жизнь можно поменять? Ну, если отправят туда, где можно себя увидеть, предупредить… что-то изменить? – Это запрещено. – И что, никто не пытался к себе пробиться? – Нет данных. – А кто у вас без вести пропал? – Витька Беляев. Возрастом почти как ты. Художник, рисовал всё время. С Некрасовым дружил. – У него был чёрный велосипед! – брякнул вдруг Женька. И пояснил: – Ну, Гошка тогда его взял. Я обратил внимание. Хотел взять один, потом выкатил другой. Чёрный, и буква «V» на раме. – Выходит, так. – И как он пропал? Почему? – А я знаю? Не пропал – узнали бы. Женька замолчал. Макс тоже молчал. Думал про Беляева – где он там? Может, вправду к себе попал? И что он там делает? В школу ходит? Картинки свои рисует? Планетку рисует и тех, кто на ней, – а все думают, что Витька планетку выдумал… Типа научная фантастика. А что бы Макс делал? В нормальной жизни, не в той, что ему осталась. Наверное, он бы жить попробовал. Просто по-человечески, а не как вот это всё. На базе стало холодно. Не как на вылете, в зиме этой, но тоже пробрало до костей. Волны, брызги, ветер, дверь открытая. Надо бы жилет опять включить, вытащить чайник, канистру с питьевой водой. Попить горячего, поесть из НЗ чего-то. Собрать барахло для реквизиторов. И пару часиков подремать, хотя бы до рассвета. Но тут Женька снова полез с вопросами. – Макс! А когда вы меня из школы забирали, Пал Палыч сказал, что я долго шёл. Почему долго? Макс вспомнил, как Палыч показывал ему данные по Никифорову. Газетные вырезки, милицейские сводки. Сказать Женьке всю правду? Или подождать всё-таки, пока он сам посмотрит свою хронику? Перевести разговор, уйти от ответа? – Надо укладываться в расчётное время. А ты на контрольной сидел. Мы тебя ждём, а ты всё не идёшь. Замечтался, что ли? Женька вдруг резко привстал со скамьи, но сразу обратно сел, ничего не сказал. Надо с ним поосторожнее всё-таки. – Тебе же сказано, дятел: мы избранные. Сюда не каждого берут. Вычисляют подходящих. – А я подходящий? Женька пересел на середину скамейки, ближе к Максиму. Отсюда было слышно море. – Жень, пока я уходил, ты хотел из того дома свалить? Только по-честному. Женька молчал. – В первый раз все хотят. Жень, хотеть свалить – это не стыдно. Стыдно реально валить. А ты молодец, выдержал. О том, что в паре «ведущий – ведомый» дверь открывается только ведущему, Макс говорить не стал. Женька скоро сам всё узнает. А сейчас пусть гордится. И поспит. Снова тренькнул телефон. Из дома звонили. – Это Долорес. Витя вернулся. Макс, он другой совсем. Часть вторая