Но это, оказывается, не мама, а бабушка Надя. Но в то же время она похожа на маму и улыбается, как мама. — Понимаешь, мы теперь с тобой будем жить вместе, — говорит она и накладывает начинку в тесто, а потом защипывает пирожок. Зачерпывает ложкой следующую порцию начинки, но не из банки с повидлом, а откуда-то снизу, с дороги, и кладет кусок черной земли на тесто, закрывает его… и защипывает. — А где мама? — спрашивает Ваня тихо, потому что кричать почему-то нельзя. — Мама уехала в Сергиев Посад, — говорит бабушка и улыбается, и громко повторяет: — Сергиев Посад. * * * — Сергиев Посад, — объявили название конечной станции. Вагон тряхнуло, вокруг зашумели, Ванечка проснулся и непонимающе оглянулся. «Электричка стоит, все уже выходят. Соснул немножко. «Сосну заломал» — так Сережа говорит, когда утром у бабы Нади его будит. Почему сны никогда не запоминаются? Они — как мыльные пузыри. Просыпаешься — и сон сразу лопается. Все у дверей уже потолкались, теперь можно спокойно выходить. Тут что-то странное. Тут снег. Сколько же эта электричка ехала, что приехала в снег?» * * * Снег здесь шел еще с пятницы, маленький старый город был им укрыт, как белым одеялом. В Москве еще стояла поздняя осень, а сюда уже пришла зима. Рыжий Ванечка брел среди этой белизны, приближаясь к Троице-Сергиевой лавре. Он не знал, откуда и куда идет. «Если идешь вперед — обязательно куда-нибудь придешь и все станет понятно. Нет, ничего не понятно. Всегда, когда в Москву приезжаешь, — там вокзал, метро. Где же все это? Тут все под снегом и все какое-то не такое, в домах этажей мало. Может, это какая-нибудь заграница? Нет, не заграница! Ура! Церковь бабнадина. Только почему она здесь, а не в деревне? Да их здесь вон сколько, и все разные… Это не бабнадина церковь. Надо посмотреть, чем она отличается. Задираешь голову — видишь луковицу, то есть маковку — так баба Надя говорит. У этой церкви луковица синяя, а посередине полоса золотая, как будто на луковицу пояс золотой надели. На Новый год у одной девочки был такой золотой пояс. Церковь белая, и, когда ближе подходишь, луковицу уже не видно». Ванечка ходил, задрав голову, с интересом рассматривал купола церквей, туристов с фотоаппаратами, монашек, одетых во все черное. А уже начинало темнеть. «Эта церковь — вся разноцветная: и желтая, и зеленая, и столбики у нее вьющиеся, как мамины волосы. А тут что-то очень интересное — круглая крыша на столбиках, а под ней — такая большая круглая штука, и фонтанчик из нее бьет». — Мальчик, это святая вода. Что ты тут под ногами вертишься? — строго говорит ему какая-то тетенька. Мама всех называет тетеньками и дяденьками, она так шутит. Так очень удобно всех называть, потому что иначе эту тетеньку надо было бы называть жабой. — Ничего, ребенку умыться надо, оно и во благо, — говорит другая тетенька, похожая на добрую ворону. — Полить тебе на ручки? Вот так. Ручки теперь чистые, да? Попей, попей водички, хорошая это водичка. Пьешь воду прямо из ладошек — и чувствуешь себя большим, как Сережа. Сережа всегда пьет воду под краном из ладоней. Они у него большие, настоящие ладони, а когда ладони еще не совсем большие, вода проливается мимо. — Спасибо, — говорит он тетеньке-добрый вороне и идет дальше. Но куда идти дальше — Ванечка не знал. Окончательно стемнело, зажглись фонари, людей на площади стало совсем мало. И холодно. Он вернулся в церковь. Там уже никого не было. «Тут тепло, свечки горят. Везде иконы — такие картины, все из золота. На лицах глаза большие и печальные. Баба Надя объясняла, кто это такие, только он не запомнил. Стены красивые, а пол из камня, холодный. А вот там коврик есть, там можно посидеть и даже поспать. Люди сюда больше не придут, значит, никто не прогонит». * * * Ванечка заснул, свернувшись в калачик, подтянув колени к подбородку. Монахиня лет сорока в стареньких кедах, которая пришла навести порядок, погасить свечи и закрыть храм до утра, не сразу заметила мальчика, спящего на коврике у алтаря. — Ты что тут? Ты чей? — она растолкала Ванечку, он сел и уставился на нее снизу вверх. — Ты что, потерялся? — спросила монахиня. — Нет. Я заблудилась. — Пойдем-ка. Не место тут тебе. Взяла за руку, вывела из церкви, повела в дом неподалеку. Ванечка не понимал, куда его привела тетенька в черном. Он с любопытством оглядывался по сторонам. А тетенька в черном спорила с другой, постарше себя и построже. — Мальчик. Ты чей? — спрашивала у Ванечки старшая. — Мальчик, где твоя мама? — спрашивала младшая. «Врать нехорошо. Но если сказать этим тетенькам, что мама в Москве, им это не понравится». — Не знаю… — Отведи его в милицию, — сказала старшая монахиня. — Там Алексей сегодня дежурит, — ответила младшая, — он за ним не присмотрит. Вот завтра у Иванушкина смена, Иванушкин — человек надежный. В конце концов старшая монахиня ушла, а младшая повела Ваню в комнату, дала ему молока с хлебом и уложила на высокую железную кровать. И только тогда спросила: — Звать-то тебя как? — Ваня. — Спи, Ванечка, утро вечера мудренее. Найдем завтра твою маму, а я у храма сейчас похожу-погляжу. Вдруг прибежит. «Надо, конечно, сказать, что не прибежит, что она меня дома ждет. Но домой сейчас же хочется. Очень спать хочется». И мальчик уснул. Не зная того, какой переполох вызвало его исчезновение. Глава 31 БЕГЛЕЦЫ Они несколько раз пересаживались с электрички на электричку, пока наконец не оказались в этом битком набитом вагоне, стиснутые со всех сторон невыспавшимися хмурыми людьми, спешащими из Подмосковья на работу в столицу. — Куда идем мы с Пятачком — большой-большой секрет, — шепнул Сергей. Лина приоткрыла глаза. Она дремала стоя, припав щекой к шероховатой, потертой коже куртки на его груди. — И не расскажем никому… — попыталась продолжить она, но Сергей заметил, что глаза у Лины печальные и настороженные. — Дома спать надо, — пробурчала какая-то бабка, протискиваясь мимо них к выходу. «Дома… — подумал Сергей. — Нет у меня теперь дома…» Ему вдруг захотелось оказаться сейчас в своей холостяцкой квартире. Швырнуть на кресло одежду, встать под теплый душ, а потом пошарить в холодильнике и сварганить яичницу-глазунью. После еды он бы плюхнулся на диван, сняв перед этим с полки какой-нибудь детективчик. Он теперь сам непосредственный участник самого настоящего детектива. Только не заглянешь в конец книги, не узнаешь финал. Кто убийца? Кто? Не в книжке с кровавым сюжетом, а в жизни. Кому нужна была Катина смерть? Грабителям? Но чтобы точно рассчитать время нападения, они должны были наблюдать за ней не один день. А может, они с Катей были знакомы?