— Помню, — он нашел нужную строчку и воткнул в нее палец. — Вторник, четверг, суббота. — Не подскажете, с кем он здесь дружил или тесно общался? Тренер задумался. — Да ни с кем. Вон на том станке покорежится пару часов, разомнется и домой. — А вы знаете, чем он занимался? Рассказывал Первухин кому-нибудь о своей работе? — Да я же вам говорю: парой слов ни с кем не перекинется, — недовольно отозвался тренер. — Никто о нем ничего не знает. Если он что натворил, так в других местах справки наводите. — Убили его. На рабочем месте, — сказал Геннадий. Напряженное подозрение во взгляде тренера исчезло. — Ну, если так… — сказал он и покачал головой. — Нет, ничем не могу помочь. Да и ребята вам вряд ли что скажут. Здесь, знаете, каждый сам по себе. Мускулы, растяжка, пыхтят, сопят — не до общения, не за этим ходят. Ну, пару пива иногда выпьют после тренировки. А Первухин даже пива не пил. Душ примет — и привет. Геннадий достал фото Сергея Грачева. — А вот этот человек случайно не встречался с ним? Может, после тренировок поджидал? Не замечали? Тренер пробуравил цепкими глазами фотографию и коротко бросил: — Нет. — А другие? Может, вели себя подозрительно? Тренер набычился и отрезал: — Я в зале за порядком слежу. А что там за порогом делается — не мое собачье дело. Глава 20 ЛЮБИТЬ ЧЕЛОВЕКА — Ты не любишь людей, — говорила ей в детстве мама. — Я люблю животных, — отвечала ей Лина. — Они добрее. Многие считали ее эгоисткой. Она ни с кем не дружила, хотя могла посмеяться и побеситься в компании, но ее расположение не давало повода быть с ней на короткой ноге. Никого близко в себе не подпускала, ни девчонок, ни мальчишек. Когда в старших классах началось увлечение дискотекой, Лина с удовольствием танцевала с приглашавшими ее кавалерами, но ни одному из них не выпало чести проводить ее домой. Да они к этому не очень-то и стремились. Были в классе девчонки поэффектнее и покрасивее. А Лина… так, маленький воробушек. Дерзкая худышка с двумя короткими льняными хвостиками. В техникуме девицы уже были посвящены во все тонкости любви, а Лина знала об этом только кое-что по книгам и фильмам. И, честно говоря, сильный пол ее не очень интересовал. Ну как можно целоваться с этими прокуренными, благоухающими пивом типами? Фу! То ли дело зверье. У них все запахи естественны и чисты. И Лина всю любовь и привязанность переносила на братьев наших меньших: опекала жеребят, без брезгливости вычищала стойла, любовалась грацией и совершенством своих подопечных. Впрочем, одним человеком она любовалась издалека. Он был чем-то похож на породистого жеребенка. Длинноногий, с красиво посаженной головой и огромными карими глазами. Взгляд у них был теплый и глубокий. Лина очень смущалась, когда ловила его на себе. Ее приятельница Маша, красивая раскованная девчонка, однажды заметила, как Лина вдруг залилась краской и отвернулась, увидев своего кумира. Предложила: — Хочешь, познакомлю? — Нет! — отказалась Лина, но Маша уже тащила ее за руку. — Вадик! Этот птенчик по тебе сохнет! Обрати внимание на нашу Линочку! Лина в ужасе вырвалась и убежала, представляя, как этот красавец хохочет за ее спиной. Маша догнала ее и пошла рядом. — Не строй из себя недотрогу, — отчитывала она. — Ты Фрейда читала, девочка? — Нет, а что? — А то, что твоя патологическая страсть к лошадям скрывает неистовую жажду обладания мужчинами. — Глупости! Мне просто доставляет радость на них смотреть. — И скакать на них тоже? — прищурилась Маша. Был в ее словах какой-то подвох, намек, но Лина не уловила какой. — Да, я не понимаю тех, кто их не любит. — Я тоже! — Маша заржала как кобылка. — Я же говорю, что ты страстная девица, а ты свою природу подавляешь. — Она заговорщицки оглянулась и шепнула: — И Вадика ты правильно выбрала. Он из всех наших самый супермен. …Ну и дура она тогда была — смешно вспомнить. Стоило Вадику в очередной раз подойти к ней, как Лина срывалась с места и мчалась прочь, как дикарка. А самой так хотелось оглянуться, чтобы еще раз увидеть его. И если это чувство, заставлявшее ее сердце екать и уходить в пятки, называлось любовью, то, значит, действительно любить она не умела. Один только страх был в душе. Сладкий страх, но необоримый. * * * Лина в растерянности смотрела на опустевшую постель. Этот парень, которого она тащила на себе, раздевала, укладывала, не был ни красавцем, ни суперменом. Он был беспомощным, тяжелым и нескладным. Лине и не важно было, молод он или стар, красив или безобразен. Она чувствовала к нему жалость и то, что виновата перед ним. А сейчас ей было жаль, что он исчез. Может, ей все это приснилось? Она помотала головой. Нет, вот на стуле стоит миска с водой для компресса, а посреди комнаты валяется его носок. Куда, черт возьми, он мог подеваться? Ведь двери закрыты. — Эй! — тихонько позвала она. — Ты где? Тихонько скрипнула дверца громоздкого шкафа, и она увидела его, скорчившегося под ворохом одежды. Не удержалась от смеха: нелепый такой и хорошо, что нашелся. — Тебе смешно, — обиженно сказал он, выползая оттуда. — Они ушли? Чего они хотели? — Тебя искали. — Я так и думал, — он тяжело вздохнул. — Быстро это у них… Он пошатнулся, сделал несколько шагов и рухнул на постель. — Не бойся, — еле слышно сказал он, — я отлежусь чуть-чуть и уйду, как стемнеет. — Я не боюсь, — ответила Лина. — Боишься, — не поверил он. — А зря… Я не преступник. Обычный инженер. Меня Сергеем зовут. — А почему я должна думать, что ты преступник? Сергей скрипнул зубами и отвернулся к стене. — Ладно, спи, тебе покой нужен, — поспешно сказала Лина. Она поставила на огонь бак с водой, замочила грязную одежду, его и свою, и принялась за стирку. Время от времени она поглядывала на Сергея. На рукаве его рубашки была кровь. Наверное, он поранил руку, когда она тащила его сквозь стекло. Как она сразу не заметила? Впрочем, все ее внимание было приковано к возможным переломам. Надо будет осмотреть его руку, когда проснется. Вешать белье пришлось в чулане, а не во дворе, как обычно, подальше от любопытных соседских глаз. …Сергей спал до самого вечера. Все было уже выстирано, убрано, обед готов. Лина сбегала к соседке за курицей, чтобы сварить ему бульон. Потом плотно задернула шторы на окнах, включила настольную лампу и села с книгой к столу. Но никак не могла сосредоточиться: много раз пробегала глазами одну и ту же страницу и ничего не понимала. Мысли все время возвращались к спящему, а глаза поневоле постоянно отрывались от книги, чтобы взглянуть на его лицо. Он смешно шевелил во сне губами. Вздрагивал, стонал, страдальчески морщился. Потом вскрикнул: — Катя! Лине это почему-то не понравилось.