— Ох, Аркашенька, — растаяла толстуха. — Кобелечек ты мой нежный… При ее габаритах и при крошечной площади киоска ей невозможно было наклониться, чтобы заглянуть вниз. И она ограничилась тем, что опустила под стул початую коньячную бутылку: — Глотни, Аркаша. В стекло палатки забарабанили: — Уголовный розыск! Тут пробегал кто-нибудь? Сергей почувствовал, как над ним вздрогнули и напряглись мощные ляжки. Голос палаточницы, мгновение назад такой медовый, стал визгливым: — Я к вам что, нанималась? Лицензия, разрешение — все оформлено, можете проверить. Слышно было, как стучат и в соседние ларьки, потом топот ног, отрывистые команды… И наконец все стихло. Кажется, спасен? В приступе признательности Сергей еще раз погладил колено своей избавительницы. — Открой-ка, — прошипел он. — Я сейчас. — Розочки хочешь купить? — умилилась проницательная торговка. — Да не надо, Аркаш. Они у Левона сегодня все мерзлые. — Чшш! — пресек ее воркованье Сергей. Снова щелкнул замок, и он, натянув воротник пуховика на голову, на карачках выбрался из киоска, оставив пышную палаточницу в состоянии сладостного неведения. * * * Операция сорвалась. Дементьева подбросили домой на служебной машине. Отпирая квартиру, он старался как можно тише звенеть ключами, чтобы не разбудить Анжелику. Проворонил преступника! Проворонил по собственной небрежности. Винить в неудаче, кроме себя, некого. Засеки он источник того телефонного звонка… Ведь к тому времени ему уже было известно, что в паспорте подозреваемого нашли железнодорожную сезонку — до третьей зоны Ярославской дороги. А дорога эта пролегает вблизи Калужско-Рижской линии метро. По этой ветке как раз и расположена станция «Ботанический сад». Теперь уже не было сомнения, что Грачев и звонил, и добирался из пригорода. Если бы Дементьев не допустил этой позорной оплошности, он бы не зациклился на проверке поездов метрополитена, не упустил бы из внимания входы и выходы. А так — сработал штамп восприятия: если, мол, человек назначает встречу в метро, значит, на поезде метро и прибудет. Преступник же прибыл наземным транспортом. Дементьев готов был кусать себе локти. Близок был Грачев, совсем рядышком — да не достали. Обидно. Геннадий клял себя: «Сам виноват — нарушил инструкцию. Есть правило — засечь звонок, если есть хоть какая-то возможность, значит, и надо было засекать. Инструкция есть инструкция». Он вошел в темную прихожую. Не зажигая света, стащил с ног ботинки, эти ненавистные скользкие ботинки без резиновых наклеек, которые так подвели его сегодня. На цыпочках двинулся к ванной, однако был остановлен сонным вкрадчивым голоском из спальни: — Ты уже пришел, Му-усик? * * * После спертого горячего воздуха в палатке ночной ноябрьский холод казался особенно безжалостным. Сергея знобило, зубы выбивали мелкую дробь. Отчего-то вспомнился прощальный крик Ванюши: «Предатель!» Теперь-то он понял состояние мальчика. Его, Сергея Грачева, тоже предали. Обманули: дали надежду и тут же ее отняли. Он представил себе коренастую фигуру Геннадия, его властное, долгое рукопожатие. И как он охотно откликнулся на его звонок: «С удовольствием повидаюсь». Сергей не мог закричать, как Ванюшка, во весь голос, он тихо пробормотал: — Предатель… Глава 16 КОНЕЦ СВЕТА Говорят, если направлять струи контрастного душа на макушку, то это помогает мыслительному процессу. Холодный — горячий — холодный. Заканчивать желательно ледяной водой. Так Дементьев и сделал. После душа, растираясь полотенцем, пришел к выводу: — Я свихнулся. Это было похоже на правду. Никогда еще Геннадий не допускал таких сбоев в работе, как нынче. И дело не только в том, что он упустил Грачева, неверно организовав засаду. Но и в том, что после провала отправился домой. То есть по инерции продолжал действовать так, как имел бы право поступать в случае успеха операции; тогда он мог бы позволить себе нежиться под душем, отсыпаться и прочая, и прочая. Все случилось так неожиданно и так ошеломило Дементьева, что его мозг просто не поспевал за событиями. А ведь «дело» Грачева висит на нем, причем взял он его на себя по собственной инициативе. А это значит, что преступник сейчас преспокойно может смотать удочки да еще и замести за собой следы. И следователь, точно верный сообщник, любезно предоставляет ему эту возможность, собравшись нырнуть в теплую супружескую постель. Что это на него нашло, будто чьи-то злые чары действуют или, как говорят бабки, «бес водит». Дементьев как был, нагишом, бросился к телефонному аппарату, зашлепал по паркету босыми ступнями. Напуганная Анжелика, привыкшая видеть мужа в ровном, спокойном настроении, высунула голову из-за дверей спальни: — Здоров ли ты, Мусик? Но он свирепо рявкнул на нее: — Спать, живо! Принялся жать кнопки телефона, но палец то не туда попадал, то одну и ту же цифру нажимал дважды. Отчаявшись, он набрал общеупотребительное: 02. — Алло! Дементьев из городской прокуратуры. Свяжите меня с уголовным розыском… нет, с ГАИ… Срочно! * * * Общественный транспорт уже не ходил. Такси взять было не на что. Сергей тащился через пустынный город пешком. Он то плелся, едва передвигая ноги, то переходил на бег. Путь его лежал к дому автомеханика Антона, а вернее — к его двору, где Грачев оставил свои «Жигули». «Ехали медведи на велосипеде, — бормотал он, пытаясь по обыкновению подбодрить себя Ванечкиными стихами. Но веселые строчки на этот раз вселяли в него не бодрость, а уныние и зависть. — Счастливые медведи, им было на чем ехать. А еще счастливее — комарики, они и вовсе парили на воздушном шарике. А я? За что все это на меня свалилось? Вроде не так уж много и нагрешил на своем веку». Надежда Егоровна наверняка бы сказала: «Сынок, нельзя спрашивать Господа: за что? Спрашивать надо: для чего? Всякую невзгоду принимай со смирением. Раз послано, значит, есть у Всевышнего какая-то цель, нам, смертным, непонятная. Пути-то Его неисповедимы». Мать, небось, сидит сейчас у теплой печки, то в экран телевизора глянет, то на догорающие угли. Выйдя на пенсию, она стала ложиться поздно, смотрит все передачи подряд. Раньше не могла себе такого позволить. А наверху, на печи, сладко посапывает Ванечка, до отвала наевшийся румяных пирожков.