Глава 5. Бал Документ, выкраденный нами из сейфа банка, содержал крайне интересную и важную информацию. Там говорилось что у династии российских императоров, Романовых, были прямые наследники. Последним из ныне живущих официально являлся некий Андриан Лазарев, известный русский дипломат. Законных детей у него не было, и потому он составил завещание, согласно которому оставлял всё, включая золото упомянутых Романовых, своему единственному незаконно рожденному сыну Джулиану Сарку. Мне. Я никогда не знал отца. Эта информация меня шокировала. Мужчина, который бросил мою мать и не появлялся в моей жизни, человек, которому было плевать на то, где и как я влачил своё жалкое существование, оказывается, был жив-здоров, а ещё баснословно богат и знаменит на весь мир. Подумать только! Я – единственный сын самого Лазарева, наследник Романовых! А ведь признай он меня с самого начала, расти он меня, я мог бы вырасти совсем другим человеком. Скорее всего, никогда бы не связался с преступным миром, не убивал бы людей, чтобы заработать деньги, а окончил бы приличный университет, возможно, тоже стал бы дипломатом… В моей душе царило смятение и боль. Наверно, нечто подобное чувствовала Сидни, узнав правду об Ирине. Мой отец тоже был жив и по сей день, но даже не искал возможности меня увидеть, узнать. Пока еще Гарантия не разработала планов касательно Лазарева. Информация осела в их руках, а значит, больше ни одна организация в мире не узнает правду о нём до его смерти. Впрочем, у меня было основание полагать, что отцу не дадут спокойно окончить свои дни в глубокой старости, лёжа в кровати. Не могу сказать, что меня это сильно огорчало. Этот человек бросил мою мать, из-за него она прожила намного меньше, чем могла бы. Гарантия сосредоточилась на хищении прототипов нового ядерного оружия и биологических средств массового поражения. Мы с Сидни несколько раз в неделю гоняли на миссии в разные страны. Иногда просто ставили жучки в офисах, иногда копировали документы, взламывали сервера, а порой принуждали к сотрудничеству определенных людей – политиков, ученых, финансистов. Наши миссии мы неизбежно обсуждали за обедом, но после операций в бар больше не ходили. Максимум, ужинали в каком-нибудь месте, и я провожал её до дома. Так прошло три месяца, и всё это время наша первая совместная миссия не выходила у меня из головы. Я возненавидел себя за тот вечер. Я не имел права говорить Сидни того, что сказал. Это могло пробудить в ней воспоминания, поставив, тем самым, по удар все планы Гарантии, не говоря уже о риске для меня самого. Как я мог упоминать Ирину Деревко, ЦРУ, гибель Сидни?! Ну а то, что я сказал об отношении к ней, и вовсе неприемлемо! Виноват был, конечно, алкоголь, хотя... Главным виновником оставался я сам. Только я. Я воспользовался случаем сказать Сидни всё и оправдаться, таким образом, за то, что я лгу ей, использую для Гарантии, обманываю. А ведь мог бы по-честному сказать ей, кто она, разве нет? Но тогда бы пришлось попутно объяснить, кто я. Поэтому я решил подстраховаться. Когда Сидни всё вспомнит, мои слова должны стать смягчающим фактором. Черт побери, кого я обманываю?! Она возненавидит меня еще больше. Я и так причинил ей много боли в прошлом и сейчас продолжаю это делать. В тот вечер я сделал из себя едва ли не ангела-великомученика, кажется, она мне поверила, даже посочувствовала. Бедный Джулиан, потерял женщину, которую почти любил. Ага, а ещё я пытал друга этой женщины, сваливал её саму под снег и лёд (а вот нечего было швырять в меня ледоруб, больно, в конце концов!) и в довершение композиции имел роман с девушкой, убившей её лучшую подругу по приказу нашего общего работодателя. А так-то да, история более чем романтичная. Я сумел произвести впечатление. Поверит ли она, вспомнив всё, что я не рисовался перед ней с целью понравиться, а говорил совершенно искренне? Она ведь даже… нет, показалось, наверно, я был пьян… Но мне показалось, что она ждала продолжения вечера. Стоп, какой абсурд! Быть такого не может! Но ведь она не уходила… Тогда я подумал, что, конечно, мог бы, как полная сволочь, воспользоваться тем, что она пьяна и без памяти. Мог бы – но не мог. Не мог и не могу даже подумать об этом. Что я тогда сказал? Что мог бы защищать её, оберегать? Вот и оберегаю. От себя. Сейчас мы общались ровно, даже дружелюбно, она позволяла себе легкий флирт. Джулия Торн была бесподобна. Надо было видеть, как она работала! Роковая женщина, стальная воля, выдержка просто блеск. Она легко пытала людей вместе со мной, смеясь при этом, никогда не нервничала, не терялась, её голос оставался ровным, а улыбка – лучезарной. И тем не менее, в тот самый первый вечер я видел не Джулию, а Сидни. Потому и сказал вслух то, что не проговаривал даже себе. Новая Сидни мне тоже нравилась, но самым приятным было видеть то, как в ней, несмотря ни на что, проскальзывает та самая Сид, которую я знал. Я привык видеть её изо дня в день, привык слышать голос в трубке, привык отмечать про себя её потрясающий вкус в одежде и макияже. Можно ли так перекодировать человека, чтобы в нём появилось нечто совершенно несвойственное? Едва ли. У меня было чувство, будто истинная дочь Ирины Деревко, запертая глубоко внутри стараниями патриотического воспитания Джека Бристоу, сейчас вырвалась наружу и наслаждается свободой. А может быть, мне просто хотелось в это верить. Сегодня мы летели в Лондон на прием английского дипломата Уильяма Престона. По легенде, мы были хозяевами Вашингтонского филиала британской финансовой корпорации. Нашей задачей было проникнуть в кабинет Престона и спрятать там несколько прослушивающих устройств. Ерунда, а не дело. Пора ехать за Сидни - до вылета оставалось три часа. Она была прекрасна. Элегантный плащ, высокие сапоги на каблуках, распущенные волосы и экстремально короткая юбка. -Нет, Джулиан, не думай, я переоденусь, когда мы приедем, - рассмеялась она, поймав мой взгляд. – Не могу же я лететь в вечернем платье и в туфлях. - А зря, думаю, тогда нам было бы гораздо легче проникнуть в кабинет посла: все бы просто упали в обморок от твоего сногсшибательного вида, - я улыбнулся и открыл ей дверцу машины. Джулиан. Никак не мог привыкнуть к тому, что она называет меня по имени. Для Сидни Бристоу я всегда был Сарком. Впрочем, Вона она тоже называла по фамилии. Перелет был недолгим. Сид рассказывала мне о прочитанной на днях книге - как ни странно, это был Ницше, которого я всегда любил. За обсуждением мы совершенно не заметили времени. Она пыталась убедить меня, что если женщина и правда вторая ошибка Бога, то первой был никто иной, как мужчина, ведь по всем законам логики одна ошибка неизменно влечет за собой другую, а так как началось с Адама… - Ну здравствуй, Лондон, - сказала она, когда мы пошли на снижение. – Тебе, наверно, приятно снова оказаться в Англии? - Да, это родина моей матери. Я в каком-то смысле принадлежу этой стране. У меня слабость к Лондону и его туманам. - Если твоя мать была англичанкой, почему тогда она дала тебе такое имя? Я удивленно посмотрел на Сидни. - В смысле? Она смущенно опустила глаза. - Ну, я думаю, что это имя несет в себе итальянские корни, - сказала она. - Да, в общем-то, так. Но это не мама назвала меня Джулианом. Так захотел отец. Повисла пауза. Я смотрел в иллюминатор. Внезапно я почувствовал, как рука Сидни опустилась на мое плечо. Я всё-таки вздрогнул от неожиданности. - Может быть, он хороший человек и по-своему любит тебя, - сказала она. – Просто не всё же так легко в жизни. Может быть, он просто не мог с тобой общаться все эти годы. Не исключено, что ради твоей же безопасности. Ты не знаешь, как было и почему - и пока не узнаешь, не надо программировать себя на самый негативный сценарий. Истина познаётся не сразу, Джулиан. По крайней мере, давай будем ему благодарны хотя бы за то, что он выбрал тебе красивое имя. Вряд ли моя ситуация с отцом имеет что-то общее с отношениями Сид и Ирины. Ирина всегда любила Сидни, наблюдала за ней все годы, что была вдали. Ирина знала о дочери всё, отслеживала каждый шаг. Я не мог поверить в то, что мой отец поступал так же. Да, мне больше всего хотелось, чтобы так и было, как говорит Сидни, но только дети способны верить в сказки. Я был благодарен ей за поддержку, но не смог ничего ответить, и приземлились мы молча. Мы прибыли в гостиницу - конечно, номер был на двоих - и начали готовиться к приёму. Сидни совершенно меня не стеснялась, подкрашивала ногти на руках и ногах, сидя в халатике, совершенно естественно бегала по комнате в поисках фена, завернутая в полотенце после ванны. Она не избегала моего взгляда, разговаривала со мной, помогала завязать галстук. Потом попросила застегнуть ей колье, потому что у нее еще подсыхал лак на ногтях. Кто бы только знал, чего мне стоило это сделать! Я был так близко к ней, чувствовал запах её тела, смешанный с тонкими ароматами косметических масел, я, в конце концов, прикасался к её коже! Наверно, любому мужчине на моем месте хотелось бы только одного: неистово впиться губами в эту шею, почти кусая, сорвать это треклятое полотенце, рывком бросить на кровать и взять её так, чтобы она кричала на весь отель от восторга. Но, разумеется, я ничего подобного не сделал. Хотя бьюсь об заклад, она намеренно меня провоцировала. - Спасибо, Джулиан, - улыбнулась она и стала надевать серьги, одарив меня таким взглядом, что любой нормальный человек точно не устоял бы. Впрочем, это же я, а потому я ответил ей совершенно понимающим взглядом и отправился надевать костюм. Сидни надолго ушла в ванную. Что там обычно делают другие женщины, что это занимает столько времени, сказать сложно, но к шпионкам вопросов нет. Надеть платье, спрятать прослушивающие устройства, рацию, оружие и пару гаджетов (интересно, где женщины это всё прячут? Казалось бы, на них только платье да туфли!), уложить волосы. Сидни была занята делом, а я тем временем, пытался взять себя в руки. Черт возьми, я мужчина, она – красивейшая женщина, и, в общем, понятно, что из этого следует. Она посылает мне недвусмысленные взгляды, всячески провоцирует и наблюдает реакцию. Я даже готов поверить, что это не совсем игра, и она не против провести очередной раунд нашей партии в постели или в душе. Но я не мог этого допустить. Даже если отбросить то, что настоящая Сид меня ненавидит, меня держало и еще кое-что. Мне почему-то казалось, что секс всё испортит. Если сделать это сейчас, вот так, даже если бы между нами не было такого прошлого, что-то обязательно уйдет. Пожалуй, дело было в той тонкой ниточке дружбы, которая появилась между нами за эти три месяца. Странно, но я едва ли не наслаждался этим новшеством и сейчас ревниво оберегал его, объявляя решительный бойкот своим желаниям. Что это со мной, поёжился я. Не припомню, чтобы такое случалось раньше. - Я готова, - раздался её голос. Я обернулся. На Сидни было изящное чёрное платье с глубоким декольте, руки в чёрных перчатках, правую кисть украшал перстень с большим бриллиантом. Волосы были потрясающе уложены, высокая прическа, а с обеих сторон от лица спускались вьющиеся светлые пряди. Всё-таки, ей очень шло быть блондинкой. - Ну, как я выгляжу? – спросила она, улыбаясь. - Бесподобно, - честно ответил я. Она с нескрываемым удовольствием покружилась в разные стороны. Блики света играли на её волосах и украшениях, Сидни напоминала принцессу из волшебной сказки. – Вы позволите, миледи? – Я поклонился и протянул ей руку. - Конечно, милорд, - полушутя кивнула она и присела в реверансе, затем подала мне руку и мы вышли. В доме посла, походившем на дворец, уже собралось много гостей. Мы, как и положено, всем кланялись, улыбались, вели непринужденные светские беседы за бокалом шампанского. Сид, правда, не сделала ни одного глотка, сославшись на неважное самочувствие. А я извиняюще и с некоторым намеком улыбнулся, и наши собеседники понимающе кивнули. Это было частью плана, Сидни должна была изображать беременную женщину в период острого токсикоза. Очень красивую и яркую беременную женщину, которую пожирали глазами все мужчины в зале. Что ж, я их прекрасно понимал. Вот и появился сам посол Престон. Оркестр заиграл. - Пойдем, - шепнула Сид, но я сжал её локоть. - Подожди. Вначале он по традиции объявит первый танец. Обычно это вальс. Так и получилось. Вскоре зазвучал прекрасный вальс. Я не очень разбираюсь в классической музыке, а потому не мог понять, кто композитор, возможно, какой-нибудь Штраус. Не суть. Я протянул Сидни руку и спросил: - Вы позволите, миледи? Она почему-то сильно смутилась. - Джулиан… мы… Мы правда будем танцевать? Это необходимо? Я засмеялся про себя. Необходимо! Скажет тоже… - Джулия, посмотри: красивый бал, ты прекрасно выглядишь, играет такая приятная музыка. Когда ещё выдастся такая возможность? Опять же, если мы потанцуем, то непременно обратим на себя внимание Престона, а это нам пригодится. Давай-давай, пойдём. -Но я не танцевала вот так вот, в паре с парнем, на глазах толпы, со времен школьных дискотек! – призналась она. – Скажешь кому-нибудь об этом – убью. - Поверь, я ещё хочу жить, - рассмеялся я. – Пойдём. Это несложно. Мы встали, она заметно нервничала, но всё-таки протянула мне руку. Я шепнул ей: - Просто расслабься и доверься мне. Мужчина должен вести - я и поведу. Отпусти разум, лети навстречу музыке и ни о чём не думай. Просто расслабься. Всё остальное сделаю я. Её глаза были слегка испуганными, она кивнула и послушалась меня. Вот тогда мир перестал существовать, я был поглощен светом, музыкой и женщиной, которую держал в руках. Она была прекрасна, как никогда прежде. Мы кружились по залу, глядя в глаза друг другу - по крайней мере, мне так казалось. Не удивлюсь, если на самом деле мы практически топтались на одном месте, как и все остальные. Но это не имело значения. Сидни явно захватил танец, я чувствовал жар, исходящий от её рук, видел, как горели её глаза, её полуоткрытые губы зарделись алым цветом и непреодолимо тянули меня к себе. Черт возьми, это было сумасшествием. Я не мог думать о миссии да и вообще ни о чем на свете. Я хотел только одного: чтобы этот танец никогда не заканчивался. - Джулиан, - прошептала она, и меня обдало горячей волной от звука этого шепота. – Я больше не могу. - Осталось чуть-чуть, и мы приступим к делу, - ответил я, не будучи вполне уверен, что Сидни говорила именно о танце. – У тебя отлично получается, ты молодец, я же говорил, что ничего сложного. Просто доверься мне. - Я никому не доверяю больше, - прошептала она, и её глаза, как мне показалось, слегка увлажнились. - Мне можно, - ответил я, не особенно думая, что говорю. – Я никогда тебя не предам. Знаешь, танец – он как сама жизнь, в нем человек раскрывается полностью, ведь здесь ничего не утаишь. Сейчас мы с тобой узнаём друг друга безо всяких прикрас. Не правда ли, в этом что-то есть? Она улыбнулась. - А ведь ты прав, вот только мало кто так думает о танце. Помню, тогда, в школе, мальчик жаловался, что я отдавила ему все ноги. - Почему-то другого я не ожидал, - усмехнулся я. - Что?! – вспыхнула она и сделала резкое движение. Я обрадовался, узнав в этом порыве прежнюю Сидни и её ни с чем не сравнимое возмущение. - Отлично, Джулия, теперь это то, что надо. В танце необходима страсть. Теперь я её вижу. Её глаза округлились, в этом взгляде было что-то невысказанное, слегка настороженное, неясное. Наверно, я смотрел так же. Это было прекрасно. Музыка смолкла. - Спасибо за танец, - сказал я и поцеловал её руку. Это не противоречило нашей роли. Она улыбнулась и не торопилась прерывать это мгновение. Я взял её под локоть, и мы направились к послу представиться лично. Завязался обычный разговор для отвода глаз, Сид «внезапно» стало плохо, и она удалилась якобы в уборную. Я продолжал убалтывать посла, извинившись за жену и сославшись на ее «положение». Вскоре в моем ухе прозвучало привычное «я внутри». Пока всё шло, как по маслу. Вдруг я услышал звук удара и бьющегося стекла. - Джулия, что происходит? – едва слышно спросил я. Ответа не последовало. Я извинился перед послом, сказав, что пойду проведать жену, а то она как-то слишком долго, как бы чего ни случилось. - Джулия! – кричал я, несясь по лестнице.